Мелкие вспышки блекли по краям вечной темноты. Сон подкрался незаметно, как всегда. Это были странные видения: поле, наполненное снегом, Туман у воды, песок, который превращался в мышей, и они разбегались в стороны, давая воде меня затопить. Затем резкий писк. Как кардиограмма. Из центра вечной пустоты вышло солнце.

Мелкие полоски снега ещё ждали на вершинах гор, солнце приятно прикрывали беглые тучи. Буквально на пару минут, давая хоть немного прохлады. Это был конец весны, лёд уже растаял, а цветы и деревья отпускали зелёным цветом. Солнце скоро будет заходить, на небе предвидится прекрасный закат. Под спиной лежали мягкие одеяла, ветер дул приятным прохладным воздухом. Моё плечо лелеяла нежная кожа, а ласковая рука гладила мои волосы. Она лежала рядом со мной.

– Как думаешь, ты бы смог спеть йодль?

– Кого? – я усмехнулся с такого вопроса. – Йодль?

– Ну знаешь, когда люди жили в горах и, чтобы найтись, – пели песни.

– Ну не знаю, это же ты у нас, Певица! – я громче произнёс последнее слово, как бы шутя над ней.

– Эй! – Она толкнула меня локтем в бок. – Ты же знаешь, я не люблю петь.

– Да ладно, я тоже не хотел на гитаре играть, но отец говорил, что «вот научишься и будешь музыкантом». Каждый мужчина должен научиться обращаться с инструментами.

– Ну и что, научился? – Она пошла в контратаку.

– Ой, только за ремонт не начинай, инструменты никуда не денутся, Док завтра всё отдаст.

– А ты скоро заберёшь свой, – Она перевернулась со спины на живот и стала перебирать ногами, а пальцы рук сложила прицелом, смотря на меня из-за больших пальцев, – пистолет?

– Да там Аппарат с ним возится, может, ещё пару недель, – я выдохнул, – и всё сделает.

– Надеюсь. – Она медленно повела наши руки по воздуху, когда я взял её ладонь в свою. – Может, ещё прогуляемся у моста?

– Хорошо, полежим ещё чуть-чуть и пойдём.

Мы поцеловались. Память об Её нежности я ни за что не отдам никому в этом мире. Даже если этот чип съест мои мозги, единственное, что я буду защищать до последнего вздоха, – воспоминания о Ней, каждую детальку, каждый миг. Слёзы прошиблись сквозь сон. Она любила после поцелуя мягко кусать меня за нижнюю губу. Я прижал Её к себе и гладил по спине, ведя руку ниже и ниже. Мы остались полежать на пикнике ещё чуть-чуть. Потом мы вроде долго гуляли у моста, внизу текла река, каждый миг был пропитан спокойствием и радостью. У Неё были светлые волосы, простые карие глаза и самая нежная в мире улыбка. Тонкая талия, красивые плечи; кажется, Она всегда просила меня не горбиться…

Видения шли одно за другим, но я слабо мог их запоминать. Это были скорее живые картины, несколько секундные истории, зацикленные в бесконечном повторе.

Женщины, что получили безграничную власть. Теперь в почёте не честность, отвага и благородство, а внешние качества, правильно подобранные слова, спесь и выслуживание. Больше нету достоинства, горделивости – только страсть, лесть и напыщенная любовь всех ко всему.

Разрушенный послевоенный мир. Везде руины и бесконечные бетонные воспоминания былой разрастающейся жизни. Природа только возвращается. Вот кто действительно никогда не сдаётся! Цветы, деревья, растения никогда не остановятся, пока не захватят всё окружение. Даже когда нет надежды.

Люди, что только заканчивали учиться в школах, молодое поколение, будто ускакали вперёд во времени, оставив стариков и младенцев позади. Все знают, как пользоваться техникой, но есть ли хоть один человек, который знает, как она работает? Что будет, если все умы Земли исчезнут, оставив нас, как детей с игрушками? Как нам разобраться с их трудами, подчинить их, сделать лучше? Сможем ли мы достичь их величия и вновь назваться людьми, готовыми к будущему, или после всего мы так и останемся маленькими детьми, как с игрушками играющими в творения предков?

Я верю, что даже после сильнейшего удара мы поднимемся и никогда не сдадимся. Мы будем, как природа, вечно возвращаться, мы будем бессмертны: в воспоминаниях других людей, в земле или в космосе, на других планетах. В своих творениях. Мы всегда объединимся перед общей угрозой, сколько бы внутренние распри ни сжирали нас изнутри. Мы будем жить при любой печали, любой системе, а после смерти продолжим жить в сердцах других людей.

Я открыл глаза, точнее левый заплывший. На два – у меня не хватало сил. Из окна слабо глядело солнце, в комнате было немного душно. Вдруг мелькнула тень. Моргнув, я привстал с дивана и огляделся. Никого не было. Ни единого звука. После пары минут выжидания всё же встал, посмотрел на швы правого бока, вроде всё хорошо, кровь не идёт, правда, бинты были немного окрашены в жёлто-карий.

Пройдя в главную комнату, я увидел одежду, лежащую на стоматологическом стуле. На одежде был листик с текстом, написанным от руки: «Можешь снять свой секретный костюм бомжа!!! <3». Я улыбнулся от такого подкола и принялся надевать новую одежду.

На тело я надел чёрную куртку до пояса, на ноги налезли тёмно-синие штаны с бледно-коричневыми швами. Обулся в терракотовые ботинки с плотными чёрно-белыми шнурками. Обувь пришлась мне в самый раз, размер подходил идеально.

И всё же я подумал насчёт куртки. Может, оставить этот плащ? Он доходил мне до колен, высокий воротник, снаружи чёрный цвет, а внутри что-то напоминавшее тёмное манго. Сзади низ был расшит на две части – будет удобно достать что-то из-за пояса или бежать.

Положив обратно куртку, я отправился к двери. Дёрнул ручку, но дверь не поддалась. За ней послышались шаги – я на всякий случай отошёл. Дверь открыл охранник и встал в проходе.

– Док говорил что-нибудь? Может, что-то забрать? – я обратился к нему с опаской.

– Он сказал, чтобы ты не уходил, можешь выпрашивать, но отсюда тебя никто не выпустит.

– Понял, – я удручающе посмотрел вниз и вернулся в комнату.

– Ожидай ассистента, – он вернулся обратно за дверь.

Дверь закрылась, за ней послышались удаляющиеся шаги. Я зашёл в ванную, мне захотелось ещё раз взглянуть на себя.

Как там она это делала? Я двумя пальцами тронул левый край зеркала, оно начало резаться на большие ровные квадраты. Затем я оттянул руку вправо, и сплошной чёрный бетонный блок наконец-таки преобразился в зеркало.

Заспанное, уставшее лицо, морщины на лбу, грубый взгляд, как у военного. Шрамы на скулах, дико трясущиеся, часто моргающие глаза – чистый псих. Я погладил себя по подбородку, оттянул веко правого глаза, потрогал виски. Голова сильно болела.

Я закрыл глаза и медленно вдохнул.

– Дальше будет только хуже.

Затем вернулся в комнату.

Ждать потребовалось недолго, Алёна пришла минуты через три. Я стоял у серверов и залипал в окно. Оттуда открывался вид на другой дом. Немытые окна, все закрытые шторами или грязной тканью. Интересно, сколько человек сейчас живёт в городе?

– Привет, Алекс, – она встала в проходе, держа руки за спиной.

– Привет, Алён, – я повернулся в её сторону и смотрел ей прямо в глаза.

– А, как ты себя чувствуешь?

– Плохо, голова болит, и тошнит немного.

– Может, хочешь подышать на улице? Тебе нужно – я ж вижу. Сейчас, я скажу, чтобы нас отпустили.

Алёна ушла к охраннику на минуту. Я сел на диван, ожидая её. Вернувшись, она сообщила прекрасную новость – можно уйти.

Мы вышли из кабинета Дока и направились вниз. Спустившись на первый этаж, я заметил, что никого нет. Как будто в здании были только лишь я с Алёной и охранник.

– А где ж все?

– Ты же сказал, что Розы в городе. Имир пошёл сам проверять, где они. Сюда.

Алёна указала на проход слева от лестницы. Мы несколько прошли по всё ещё дорогому коридору и остановились у двери с кодом. Алёна ввела четыре цифры на панели, и дверь отворилась. Мы вышли во двор.