Но главное заключалось даже не в этом. Главное заключалось в том, что он был молодым человеком, юношей. И его комната была местом уединения, убежищем, где он мог спокойно, без суеты, зная, что его не потревожат, изучать своё естество. Изучать его он стал довольно рано, с 11 лет, с того момента, как обнаружил у родителей, пока тех не было дома, в шкафу, наверху, рядом с отцовским газовым пистолетом и черной коробочкой, наполненной долларами, столь же черную видеокассету в черном футляре. Он поставил ее в видеомагнитофон, включил, и с этого момента началась его половая жизнь. До этого он действительно полагал, что дети рождаются от поцелуя. Он запомнил название фильма, записанного на той кассете. «Шесть шведок на Ибице». С тех пор он пристрастился к самоудовлетворению. Однажды он сидел за столом и делал уроки, но отвлекся для известного дела, и тут вошла мать. Он дернулся, как от удара током и сжался, а она растерянно остановилась в дверях и не пошла дальше.
– Что, трогаешь себя? – зачем-то спросила она, нахмурившись, и вышла. Отныне никто никогда не входил в его комнату без особой надобности и без стука.
И вот приехала бабуля. Егору уже минуло семнадцать лет, либидо его било через край, пылало пожаром, и зачастую приходилось гасить его до восьми раз в день. В детских игрушках, ставших надёжным хранилищем его тайн, Егор прятал уже не Сегу, как раньше, а журналы и видеокассеты, приобретенные в сексшопах. До познания женщины оставалось еще несколько лет, и Егор изнывал от желаний, глодавших его. Несмотря на то, что Егор был весьма симпатичным парнем, девицы его возраста, с которыми он был знаком, отличались целомудренностью и не могли утолись его страстей. Максимум, на что их хватало, это на пугливый поцелуй в губы без языка и предоставление Егору права помацать через одежду какую-нибудь из грудей. Поэтому приходилось действовать вручную. Появление в комнате постороннего пресекло его вольготные упражнения, заставив переместиться для удовлетворения нужд в маленький тесный клозет у входной двери – место крайне неудобное и унизительное.
Все эти нюансы обусловили быструю перемену в отношении Егора к бабуле. Из некогда любящего общительного внука он превратился в вечно недовольного, нахмуренного, молчаливого соседа.
Но, как говорится, нет худа без добра. Провидение, видя столь вопиющую социальную несправедливость, решило мобилизовать свои силы для исправления ситуации. Однажды, через год после приезда бабули, мать Егора совершенно случайно встретила на улице своего сокурсника по Медицинской Академии, низенького очкарика Петра, которого все тогда, в годы учебы звали просто и ласково Петюней. Разумеется, будучи студентом, он «подкатывал» к матери Егора, но безуспешно. Встретившись теперь, они тепло пообщались. Петюня в медицину не пошёл, а занялся строительством, строил квартирные дома в Питере. Слово за слово, они переместились в кафе, и там, за чашечкой кофе, Петюня предложил матери Егора купить у него квартиру в новом строящемся доме, который вот-вот сдадут и начнется выдача ключей. При этом местоположение очень даже неплохое, всего в паре остановок от нынешней квартиры. Цена же за двушку была и вовсе смехотворной – восемнадцать тысяч долларов за пятьдесят квадратов. Только для нее, если ее интересует, по старой дружбе. И решать нужно было немедленно, сумму выплатить полностью. У матери Егора глаза на лоб полезли от такого предложения. Конечно, берет! От мужа у нее оставалось лежать в неприкосновенности тысяч десять долларов, на самый крайний случай. Всеми правдами и неправдами она умудрилась собрать за неделю еще восемь тысяч. Одна знакомая, которой мать Егора рассказала о стоимости квартиры, воодушевилась и захотела взять у Петюни еще две для себя, по той же цене. Мать Егора позвонила Петюне на этот счет, но тот ответил, что больше таких цен нет, и эта была единственная, оставленная специально для нее по абсолютной себестоимости, и попросил никому больше не рассказывать об их соглашении. Мать Егора поняла свою оплошность.
Зарабатывала она прилично, салон, в котором она работала, был очень добротный, солидный, в хорошем раскрученном месте с богатой клиентурой. Услуги хорошего косметолога ценились, запись была полной, без простоев. Долги удалось вернуть без проблем в течение года, еще год ушел на ремонт – мать Егора не желала обставлять квартиру лишь бы как, заказывала по каталогам иностранную мебель и хорошую технику. И вот, через три года совместного проживания втроем, она переехала в своё новое жильё, отдав старую квартиру Егору и бабуле. Егор занял обширную родительскую комнату с большой лоджией, а бабулю оставил в своей. Его враждебность к ней сразу же улетучилась, более того, ее присутствие рядом гарантировало много выгод и удобств, прежде всего всегда готовый обед, постиранные вещи и чистоту в квартире…
Егор пошел на кухню и заглянул в кастрюлю. Бабуля сварила нечто, похожее на щи. Крупно нарезанные картофель и капуста, много лука, пресный бульон и отдельно на тарелке рассыпавшиеся куски курицы. Годится. Бабуля готовила скверно, но вполне съедобно, для голодного холостяка в самый раз. Подкрепившись, Егор поспешил на лоджию, чтобы как следует обкурить приятную сытость от разваренных овощей и курятины, по пути заглянув к бабуле в комнату и поблагодарив за пищу.
Сегодня намечалось много дел. Сначала на Чернышевскую, на парикмахерские курсы, которые примерно месяц назад подобрала ему мать и которые он исправно весь этот месяц посещал. В институте, который Егор оканчивал по своей исторической специальности, занятия закончились, выпускники писали дипломы со своими руководителями, это занимало не более двух встреч в неделю, поэтому Егор спокойно успевал посещать парикмахерские курсы; его диплом о Великой Французской революции давно уже был готов, еще зимой; эта тема была его любимой, понятной и хорошо изученной им, а потому работа написалась быстро и легко. В мае он защитится, получит диплом и навсегда распрощается с профессией историка.
Затем, после парикмахерских курсов – обратно домой, быстрый ужин и самое приятное – встреча с Максом. Завтра занятий в школе нет, а поэтому сегодняшний вечер можно провести максимально плодотворно и динамично, что называется оторваться по-полной. Макс заедет за ним на своей синей девятке, и если девятка эта, как в прошлый раз, не заглохнет посреди двора на несколько часов, то они вместе рванут в Лесгафта на бокс, потом к Максу, там переодеваются в модное (не забыть сразу взять с собой на бокс клубную «переодевашку»), как следует выпивают (на их языке «наливают сливу»), и уже теплые мчат оттуда в ночной клуб, а там уже к Егору (или к Максу) ночевать. Хотя нет, Макс сегодня везёт их в клуб на своей машине, поэтому выпьют они уже в клубе, или в непосредственной близости от него… Таков был план. Жили они недалеко друг от друга, но о том, чтобы ходить переодеваться каждый к себе, а тем более расходится по домам после ночных гулянок, даже и речи быть не могло, их крепчайшая святая дружба на грани братства не потерпела бы такого предательства.
В клубы они ходили не только вдвоём, часто к ним присоединялись младший брат Макса Лёня, которого Макс называл Мелкий, и Лёнин друг еще со школы Костик, классный веселый парень, заразительно хохочущий от души над любой шуткой. Было еще много других знакомых, комбинации то и дело менялись, но костяк оставался неизменным: старший заправила был Макс, наподобие Тимура из повести Гайдара, правильный и рассудительный, особенно что касается выбора женского пола, выпивки и ночного клуба, далее – на два года моложе его Егор, он же Скиф, этакая интеллигентская прослойка, и на два года моложе Егора – Костик и Лёня, он же Мелкий, два весельчака-лоботряса, кое-как учившихся в Политехе без особых планов на будущее. Всей этой гурьбой они часто вваливались ночью после клуба к Егору ночевать. Бабулю они не тревожили, вели себя тихо, не шумели.
Основная проблема Егора в этих мероприятиях заключалась в крайней ограниченности имеющихся у него денежных средств. При зарплате 6900 рублей он не мог себе позволить тратить на развлечения более пятисот рублей за выход. Домашние расходы, еду, квартплату и прочее брала на себя мать, она также оплатила парикмахерские курсы, но остальные траты, как то: секция бокса, транспорт, некоторые вещи, походы в ночные клубы, сигареты, перекусы вне дома, ложились на Егора. Впрочем, пятьсот рублей была вполне приличная сумма, если учесть, что почти всегда достижение нужной алкогольной кондиции происходило еще дома, что обходилось значительно дешевле, чем покупка алкоголя непосредственно в клубе. Там кружка разливного пива стоила от 60 до 80 рублей, это было дороговато, на 100 рублей в продуктовом магазине можно было взять бутылку неплохого французского столового вина. Поэтому дома выпивалось по бутылке такого вина на брата, чтобы в клубе ограничиться парой-тройкой пиваса или виски с колой. Но ограничиться таким количеством никогда не удавалось, и тогда шли в ход любые имеющиеся в наличие ресурсы, и как правило это были ресурсы Макса, поскольку финансовые дела Лёни выглядели еще печальнее, чем у Егора. Леня подрабатывал официантом в ресторане «Елки-палки», где носился в красном кафтане и шароварах а-ля деревенский парубок, с тарелками наперевес, представляя собой весьма комичное зрелище, и получал за это сущие гроши.
