Опять музыка, пока мы строим свои планы. Под самый закат радируем Кармен Б. Секлер. Сегодня у нас ночевка на якоре у острова Соломона; завтра арендуем на несколько дней слип в марине – отдохнем, отремонтируемся, пополним запасы. Возможно, мы б могли воспользоваться пристанями, стоянками и домами нескольких бывших коллег Фенна в этом районе, но мудрее кажется этого не делать. Сами снимем номер в ближайшем мотеле, если он тут есть: горячий душ, прачечная, кондиционеры воздуха! Фенвик на автобусе съездит в Вашингтон заняться некоторыми делами, какими следует заняться.

Сьюзен спрашивает, безопасно ли ему вообще тут быть. Фенн считает, что да.

Мистер Пейсли тоже так считал.

Ф. С. К. Тёрнер – не Дж. А. Пейсли.

Твой брат тоже Пейсли не был. Но исчез, как Пейсли.

Я не Граф и не Пейсли, Сьюз. Продолжаем историю.

Ты не будешь против, если Мимс и Ма сюда приедут, пока ты в О. К.?

Нет, конечно. Или возьми машину напрокат, если хочешь, сама туда к ним съезди. Меня не будет день максимум; даже ночевать не останусь.

Не стоит, говорит Сьюзен. В Балтиморской гавани мы окажемся к следующей неделе. Они и сами запросто к нам приедут.

Фенвик размышляет, затем выдвигает свой частный, несомненно причудливый резон предпочитать остров Соломона континентальной гавани. С самого начала года мы скакали с одного острова на другой. Следовательно, Фенн ощущает – иррационально, однако сильно, – что вставать на прикол в слипе на континенте, даже становиться на якорь в континентальной бухте – все равно что завершать наш отпускной вояж. У нас была надежда и намерение, что к концу этого путешествия мы лучше узнаем наши сердца и умы виз-а-ви некоторых решений, ждущих нас впереди; но в общем и целом этого не произошло – пока что. Совпадение в том, что наша первая якорная стоянка в Чесапике была тоже на острове, а равно и наш план сделать паузу на острове Уай, в порту приписки «Поки» на другой стороне Залива ан рут в Балтимор, подсказало Фенвику, что мы можем заниматься своими балтиморскими делами не из Внутренней гавани города, а с острова Гибсон в устье реки Маготи, чуть ниже по Заливу от балтиморской Патапско. Короче, давай останемся на островах, обостровленные, изолированные, пока лучше не поймем, где нам высаживаться на сушу в главном. Может, узнаем мы это после Вашингтона и Балтимора. А если нет, всегда есть Длинный остров. Виноградник Марты. Нантакет.

Новая Шотландия! кричит Сьюзен. Британские острова! Затем каналами через всю Европу к Средиземноморью! Эгейские острова! Милый Крит![60] Сицилия, Корсика, Гибралтар!

Фенвик лыбится и говорит: Балеары. Канары. Потом на Барбадос, обратно на Виргины и вновь домой.

Нет! По Суэцу на Цейлон. Микронезия! Полинезия! Гавайи!

Фенн произносит совершенно серьезно: Знаешь, Сьюз, мы б могли. Немножко переоборудовать. Люди такое делают. Работать ровно столько, сколько нужно. Нахер мир. Плыть под парусом, пока не состаримся.

Еще б Сьюзен не знала – и она видит смысл в его капризе насчет Соломона и Гибсона. Мы, конечно, допускали возможность, если не вероятность того, что наш творческий отпуск в круизе увеличит, а не сократит определенные неопределенности; именно это, к сожалению, и случилось.

Мыс Смит – названный в честь Капитана Джона, первым исследовавшего наш Залив для английских поселенцев в 1608-м, – уж остался за кормой; остров Смита, см. выше, на траверзе по правому борту. Мы в водах Мэриленда – очередной рубеж? – и держим курс на Соломон. Что уместно для рубежа, Залив здесь берет чуть к западу, позволяя нам ходче идти галсами на норд-норд-вест. Здесь не только яхтсмены со спортсменами-рыболовами, но и танкеры, контейнеровозы, разнообразные сухогрузы. По правому борту мы опознаем острова Танжер и Смит; затем – необитаемый Кровавый, мишень для обстрелов; за ним Хупер, возле которого Пейсли либо сам, либо его, а по левому борту – мыс Не-Мыс, где брошенный шлюп Пейсли вынесло на мель под всеми парусами.

Не пора ли, спрашивает Фенвик у Сьюзен, предоставить читателю быстрый обзор странного правдивого случая Джона Артура Пейсли? Мы то и дело упоминаем эту фамилию; он/а может уже недоумевать. Читатель.

По мнению Сьюзен, изложение этого случая кем бы то ни было из нас другому по ходу плавания будет нарушением правдоподобия, поскольку мы знаем все его подробности до боли хорошо. Этот конкретный повествовательный недостаток называется Натужной Экспозицией; Сьюзен же у себя в классе назвала это Пичканьем Гуся. Ибо как должен чувствовать себя гусь, когда для увеличения его печени ради пате де фуа гра французский промышленный гусевод вгоняет ему в глотку шланг и вдувает полное пузо зерна, так же должен себя чувствовать и читатель, когда вымышленные персонажи говорят друг дружке то, что между ними разумеется само собой, лишь ради того, чтобы автору далась экспозиция. В нашей-то истории ничего подобного не будет, говорит Сьюзен.

Фенн раздумывает, затем предлагает: Допустим, автор делает это впрямую, а не вкладывает в уста персонажей? Тогда же это не будет Пичканьем Гуся, да? Интересно, рассуждает он, не в этом ли преимущество романов над пьесами (он подумывал попробовать облечь нашу историю в пьесу): мы выступим автором и коротко введем читателя в курс дела, по необходимости. Верно?

По мнению Сьюзен, можно попробовать, если у нас получится ловко. Иначе это будет Авторским Вторженьем.

Не одно, так другое. Я вам так скажу, Учителка: здесь, на стадии планирования, давайте-ка уговоримся, что главное – действенность; ну ее, ловкость эту. Потом изловчим всё как надо.

Ну.

Точно говорю, Сьюз. Мы ж пускаем «Поки» на авторулевом, однако готовы, если что, взять руль в руки. Так и тут: позволим автору взять штурвал нашей истории и ввести читателя в курс дела о

сами ж меж тем разделим теплое пиво, проложим немножко дальнейших курсов и, может, по очереди подремлем.

Сьюзен Секлер качает головой и с восхищеньем произносит: Корабль ваш, автор.

Благодарю вас. Нижеследующий отчет целиком и полностью скомпонован из выдержек корреспонденций, опубликованных в балтиморской «Сан» в 1978 и 1979 годах (за исключением последней от января 1980-го), и большинство написано двумя журналистами-расследователями из этой газеты – мистером Томом Ньюджентом и мистером Стивом Парксом, с чьего любезного разрешения, равно как и газеты «Сан», мы цитируем:

Документы со словами «Центральное разведывательное управление» находились на борту шлюпа «Варкал», когда его обнаружили на мели поблизости от мыса Дозорного через день после того, как сообщили об исчезновении Джона Артура Пейсли, некогда высокопоставленного должностного лица Центрального разведывательного управления, с борта его судна, сообщил вчера источник, побывавший на месте происшествия.

Хотя в первых сообщениях о судне утверждалось, что ничего из ряда вон выходящего не замечено, представитель Береговой охраны вчера отметил, что спасательные средства на шлюпе были «разбросаны повсюду», а «не находились на положенных местах».

М-р Пейсли, 55, из Вашингтона, был обнаружен застреленным в воскресенье вечером – через неделю после своего исчезновения – в Чесапикском заливе вблизи устья реки Патаксент. К его груди и талии было пристегнуто сорок фунтов ныряльных грузил.

Сотрудники полиции склоняются к тому, чтобы рассматривать это дело как возможное самоубийство, но никакое официальное решение еще не прозвучало, и расследование этого дела полицией штата продолжается.

Вчера полиция штата заявила, что не в силах определить, послужил ли орудием убийства 9-мм пистолет того типа, какой, по сообщениям, держал на борту м-р Пейсли, или же револьвер калибра.38 – тип оружия, прежде не связывавшийся с этим случаем.