– И вообще, вычеркни меня из своего списка, – грубо вырвав листки из рук Грека, он зачеркнул свою фамилию и номер телефона жирной черной полосой.

– Хорошо, – ответил Грек, так до конца не разобравшись в причинах его экстравагантного поведения. И такие люди обязаны его защищать?

Если сказать, что он был возмущён, значит не сказать ничего. Просто кипя от ярости от того, что полицейский, зажравшийся на бесстыжей работе отказывает ему в самом важном – в информации. Что ж. На такие случаи и существуют такие как Литбарски.

Двери, изготовленные в мастерской по производству сейфов, надёжно запирали хозяина от всяческих ему не нужных встреч. Два звонка, идентичные по силе и долготе звучания, эффекта не произвели, поэтому он добавил ещё один, напоминающий крик умирающего зайца. Через мгновение дверь распахнулась, приняв меня в своё нутро.

Бенджамин Картер. Не более шестидесяти лет, высокий, ростом почти с Грека, он, словно живая икона, был расписан татуировками с ног до головы. Выйдя на звук трубы архангела Гавриила в трусах, тот мрачно посмотрел на гостя, словно пытался понять, кто он такой, и что ему нужно. Так и не вспомнив его, он протянул руку, представившись.

– Картер.

– Грек, – вежливо отчебучил гость, подчиняясь его кивку, прошёл в помещение, напоминающее что-то среднее между первобытной стоянкой «гомосапиенсов» и художественным салоном. – Я – Грек, – ещё раз он пытался напомнить о себе.

– Мне срать на национальности, – вежливо перебил его Бенджамин Картер, поинтересовавшись, – я вот, американец. Тебя, где колоть?

Грек знал, что за последние три года бывший полицейский обзавёлся лицензией на услуги татуировщика.

– Вообще то я поговорить, – промямлил он, стараясь довести до господина Картера свою просьбу выразительным взглядом, на что тот заметил, – гомиков не обслуживаем. – Ты понимаешь? Никакого расизма или дискриминации. Просто мои клиенты, в основном из полицейских, – он ткнул себе в предплечье, где красовалась эмблема полиции Нью-Йорка. – Не поймут.

– Я не гомик, – мгновенно сообразив, ответил он, добавив. – Никакой предрасположенности. Я по делу.

Узкий коридор заканчивался большой комнатой с зеркалами, двумя гинекологическими креслами и столиком, на котором лежала тушь всевозможных цветов во флаконах.

– Мой рабочий кабинет, – выдохнул с сигаретным дымом хозяин. Когда он успел закурить остаётся секретом, для Грека, до сих пор.

– Уютный, – поддерживая беседу, промолвил он, абсолютно не понимая с чего начать.

– Ну, – сев в одно из гинекологических кресел, его собеседник сделал посыл в закрома его памяти. – Вываливай свой навоз.

При всём своём грозном виде, человек, сидящий недалеко от него, чем-то нравился Греку. Он не мог сказать чем, но некие флюиды, идущие от него, не несли в себе негатива, последнее время вяжущие его ноги и руки. Его небритая физиономия, словно выпиленная лобзиком из пня, чем-то напоминала какого-то артиста из современных. Стетхем, вспомнил он.

Федеральная тюрьма ADX Florence

В момент передачи пищи, к Эль-Чуппо, больше известному как заключённый с номером 2005881 обратился охранник, на счёт которого в банке на Багамах перевели полтора миллиона долларов.

– У тебя ровно три минуты, – и бросил мобильную трубку ему в руки так, чтобы он не смог рассмотреть его лицо.

Невысокий, но за время заключения существенно похудевший и полысевший мексиканец, которого некогда боялся сам Президент страны, трясущимися руками схватил мобильник и мгновенно набрал номер.

– Это я. – Когда услышал ответ, спросил ещё раз. – Когда?

– Дядя, мы делаем все возможное. Есть какая-то баба, которое обожает агентство. Удалось найти место, где она обитает. Со мной будут лучшие. Планируем оказать ей все услуги, которые она потребует. Уверен, что дорога, по которой мостим, будет ровной и без рытвин.

– Сколько человек знают о празднике?

– Только семья. Папа сегодня должен быть в клубе. Думаю, и там все будут согласны. Твоя десятка побьёт всех их тузов.

– Хорошо.

Трубка была возвращена таким-же способом. Быстро и практически мгновенно. Он говорил тогда, когда операторы следящие за ним через камеры, на три минуты вышли из комнаты. Запись не велась, поэтому инцидент сохранил конфиденциальность. Сам разговор вёлся на закрытых частотах и прослушать его мог тот, кто их знал. В этой стране их не знал никто.

Джеральд Бак.

– Меня зовут Джеральд Бак. Некоторые знают меня под именем Грек. Несколько лет назад, два года, если быть точным, вы задержали за наркотики одного парня, который впоследствии получил три года. Это – я. Вы, четвёртый в моем списке, который я составил ранее. Мне нужно знать, от кого вы получили информацию обо мне. Это – всё.

Нормальные люди после таких слов обычно выставляют гостей вон, но хозяин дома ненормальный. Не так чтобы очень, но отличия видны, и, не заостряя на них внимания, Грек опустил глаза к долу, рассчитывая на снисходительность.

– Грек? – Джеральд кивнул головой, с надеждой уставившись на хозяина дома. – Грек? – он опять кивнул, понимая, что это что-то должно значить. Хорошо.

Он внимательно осмотрел гостя, как коллекционер марку, выпущенную во времена Римской империи. Щёлкнул губами, изображая на лице полное удивление, затем почесал свой волосатый живот, абсолютно меня не стесняясь, и только затем молвил.

– Точно. Я ещё тогда подумал, что мы берём не того парня. Но был приказ, а его следует выполнять. Мне сказали, что ты убил полицейского. Ничего личного, но сам понимаешь. Око за око.

– Не за наркотики?

– Абсолютно.

Грек задумался. Собеседник не врал. Это было видно не только по тому, что он говорил, но и как.

– Тот полицейский был убит не мной. Это первое. Из-за него была расстреляна моя дочь. Это второе. И третье – тот полицейский работал на наркобаронов из Мексики, – И тут шальная мысль залетела Греку в голову, словно пуля контрольного выстрела.

Он достал тот самый снимок, что в своё время показывал Дон Тоскано. – Вот он. Вот это Макси Мазорини – полицейский, работающий на картель. Вот это – убийца моей дочери. А вот это – Хоакин Самбада, стоит чуть в стороне от остальных. Наркобарон, против которого мы тогда вели войну. Возьми фото. У меня есть ещё. Тебе будет несложно, имея такую наколку на предплечье, проверить мои слова.

Неприятное ощущение, возникшее в груди, растворилось в словах собеседника как здравый смысл в табачном дыму. В мозгах что-то щёлкнуло, словно все встало на свои места, хотя до полной картины было ещё далеко. Грек не проявил интереса к словам собеседника, как будто они не касались его мира. Обратив внимание, на взгляд напротив, ему следовало догадаться, что правда, какая-бы то ни была начала медленно проникать в сознание бывшего полицейского. Явно знавшего, как выглядят все фигуранты.

Неожиданно, Бенджамин быстро вышел из комнаты, оставив Грека одного, но появился довольно скоро с горячим чайников в руке. Молча поставил на поднос две кружки, заварив гремучую смесь из трав и цейлонского чая, выждал время, необходимое на выделение танина, посматривая на гостя, словно от этого зависело качество напитка. Грек чувствовал, как его взгляд ощупывает его сверху вниз. Взглянув на его шею, его веки скептически прищурились. Если бы он держал в зубах сигарету, то обязательно бы прикурил от искр, мелькавших в его глазах.

– Тебе следует сделать татуировку.

Два пакетика с чаем и травами лежали здесь же, поэтому он, поколдовав над напитком, вызывая духов наслаждения, периодически подмешивал в кружку все новые и новые компоненты, и к пятой минуте радостно потёр руки, вдыхая ароматную пряность варева.

– Авиценна говорил, что чай – это напиток Богов, – бывший полицейский пригласил его опробовать гремучую смесь, бурлящую в кружке, на что Грек, выдержав паузу, ответил согласием, хотя и сильно сомневался в целесообразности дегустации столь импозантного напитка. А тем временем хозяин оживлённо продолжил.