Он замолк, мысленно вспоминая все подробности того часа.

– Они не были полицией. И это не походило на задержание. Мне удалось снять несколько кадров на смартфон, – он открыл фотографии и показал старику. Тот внимательно взглянул на них и покачал головой, словно кого-то узнал, или ему показалось, что он кого-то узнал. – А на этих фото, – Кетсу вошёл в смартфон Рико, – фото, что сделала она в тот-же вечер в ресторане. Это они.

– Дай телефон…оба, – попросил старый Дон,– затем ещё раз взглянул на фотографии. Сравнил их. На смартфоне Рико фото были лучше. Контрастней. Порылся в памяти, для чего пришлось достать большую лопату. Рыл долго. Минут десять. И все это время молчал. Закончив, громко проорал себе за спину, – Джордж, чёртов потрох, быстро сюда.

Через пять минут в кабинет вошёл зевая мужчина на ходу застёгивая на поясе брюки.

– Да, Дон Тоскано….

– Это муж дочери моего друга, – указал он рукой на сидящего Кетсу Киташи. – Ему нужна поддержка.

Дон сказал именно поддержка, а не помощь. Что-бы это могло значить? Кетсу поднял взгляд на старика. Именно так он его и представлял, когда слышал о нём от генерала Алфёрова. Высокий. Худой. Властный. С глазами, словно жерла орудий. Непоколебимый и жестокий.

Словно расслышав, о чём думает его ночной гость, Дон Тоскано проговорил, медленно выдавив из себя несколько предложений так, что казалось, что после каждого произнесённого им слова он ставит запятую.

– Тебе сынок, помощь не нужна. Я это вижу по твоим глазам. Тебе нужны люди и информация. Люди у меня есть. И есть информация. – Он в очередной раз выдавил из себя дым. – Думаю, нам нужны люди с информацией.

Старик сказал «нам» и весомость этого слова, в контексте случившегося сделало его в глазах Кетсу не таким уж чёрствым.

– О тебе Хатоши и рассказывал, когда был жив. Так что заочно мы знакомы. Кетсу…,– тихо повторил он его имя, – ну конечно!

Года два назад. Они говорили по телефону. Кажется он попросил его помочь в каком-то вопросе. А, вспомнил. Японский наёмник убил его внучку и ему потребовалась помощь, чтобы найти его. Как-же его звали? Не важно… Он убил мою Софию.

Глаза старика наполнились влагой.

Чтобы затушить в душе пламя, ему требовалось отомстить. Сколько бы это не стоило. Никто не имеет права прикасаться к его семье. Его семья? Что осталось от его семьи? Кто остался…. Марии нет. Софии – нет. Но Хатоши помог. Он не только нашёл его, он сделал все так, что Греку оставалось лишь нажать на спусковой крючок. А Грек это умеет. Триста восемьдесят семь официальных побед. Но на самом деле, более тысячи.

Потом, правда, мальчика понесло. Но ему удалось остановиться прямо над пропастью. В самый последний момент. Семья. Этот сученок и есть его семья. Он отец моей внучки. Он любил её также, как и он. И кажется, чуть-чуть больше. Но старик не хотел этого признавать.

Когда первые его увидел, ему показалось слишком уж завышены требования самодовольного снайпера. Но они подтвердились жизнью. Да. Последний из его семьи. Грёбанный Грек.

И покачал головой, словно этот жест мог вернуть его в прошлое. Он снова затянулся сигарой, чтобы напомнить тараканам и мухам, кто в доме хозяин и с шумом выдохнул очередную порцию никотина, от которой у Кетсу закружилась голова.

– Джордж, найти Грека. Ему нужен Грек.

Джеральд Бак по прозвищу Грек.

Ни разговор со старым приятелем из ЦРУ, ни беседа с лежащим в больнице судьёй Джоном Бредли, ничего нового не принесла. Заказчик им был неизвестен, или они не хотели о нём говорить. Что ж, господину Бредли он приоткрыл завесу смерти его жены, все-же многое в его рассказе не вязалась в узел, хотя с аварией далеко не старой женщины, не достигшей своего рубежа, когда привлекательность стирает возрастные грани, последние барьеры между ними были преодолены.

Ей было не больше тридцати двух, по сути, самый возраст. Впрочем, она выглядела гораздо моложе. Тогда за рулём сидели какие-то отморозки, накачанные амфетамином. Ничего не соображающие и ничего не помнящие. Тот, кто вёл то дело судье Бредли ничего не сказал.

Он напомнил ему о параллелях, но тот и сам все осознавал. Но, как показалось Греку, страх все ещё сковывал его сознание настолько, что его неожиданный приход мог кончится для судьи печально.

– Знаю, вы сразу узнали меня как только я вошёл, – Грек не испытывал к судье никакого пиетета, лишь немного презрения и чуть брезгливости. – И уверен, вы помните, почему меня посадили.

– Наркотики. У вас нашли наркотики, – ответил тот. – Как вас пропустили?

Но вопрос он оставил без ответа.

– Вы знали, что они не мои. Во всяком случае – догадывались, – настаивал Грек.

– Материалы дела и уровень наказания соответствовали, все процедуры соблюдены, я ничего сделать не мог. Свидетели подтвердили, что именно вы им продали партию амфетамина.

– Вас шантажировали? – неожиданно понял он.

– Боже упаси, – старый судья громко высморкался, вытерев нос простынью.

– На сколько давно вы знали прокурора Хорвата?

– Лет десять, у нас общая работа, – судья ответил чуть быстрей, чем требовалось, словно знал о чём его спросит. Это не ускользнуло от Грека.

И это не соответствовало истине.

– У вас плохая память. Вы вместе выросли в Бронксе. Вместе учились в школе. Вместе оканчивали Принстонский университет. Оба получили степень доктора в один и тот же год, – Грек говорил ровным голосом, словно все это его уже не трогало.

Судья молчал.

– Вы знаете, где я работал. И у вас есть шанс, все исправить. Сделать правильно. Мне нужен заказчик. Его имя. А вы подохните и так. Вы это знаете. Рак – он всегда убивает. И праведников и грешников.

Судья закашлял. Морщинистое лицо напоминало предсмертную маску. Застывшую на пороге смерти. Впрочем, так оно и было.

– Ладно. Не хотите говорить – не надо. Но хочу напомнить, вашу жену не просто так кинули под колёса. Это было предупреждение, – затем вышел вон. Пусть думает. У него осталось не так много времени.

Сославшись самому себе на плохое самочувствие, Грек отказался от третьей запланированной на этот день встречи, и направил стопы к некому Бенджамину Картеру, стоящему в его списке под номером четыре. Бывшему полицейскому.

Адрес, по которому он располагался, был найден Томом Литбарски, единственный из живых искренне порадовавшийся его освобождению. Это было довольно заброшенное здание, построенное в пятидесятых годах прошлого века, но ещё достаточно крепкое, чтобы выдержать два срока правления вездесущего мэра, известного в простонародье, как «черный Адамс».

Часы показывали двенадцать, когда Грек, хлопнув дверьми жёлтого такси, опустил правую ногу на черный асфальт, чувствуя, как под ногами растекается жижа. Солнце в эту весну сошло с ума, и может быть поэтому, не слишком расстраиваясь от избытка тепла, он лишь сочувственно взглянул на свои туфли.

Пустые окна дома, как ему показалось, напряглись от неожиданной с ним встречи. Порывшись в памяти, он не нашёл ни одного воспоминания, связанного с ним. Оттолкнувшись от асфальта, как парашютист от самолёта, он, сделав не больше двух десятков шагов по гаревой дорожке, ведущей к строению, шагнул в тёмный подъезд забывший, что такое свет. Мрачные стены, напоминая казематные, вели, куда то, ввысь, по искорёженной лестнице без поручней, заставляя, его организм, балансировать на грани жизни и смерти. Осторожно ступая ногами, он преодолев все преграды до встречи с отставным полицейским, остановился перед его дверью в полной уверенности, что его встретят здесь также как и в полицейском участке, куда он зашёл с утра первым номером.

Капитан Фридман, выслушав его претензии и жалобы, словно предугадывая его вопросы, отвечал по листку, заранее заготовленных ответов, словно читал чужие мысли. Но, когда Грек попытался предложить ему работу в цирке, тот разразился бранью, чуть не оборвав тонкие нити взаимопонимания, только что возникшие между ними. Он не знал, что ответить Джеральду Баку, словно опущенный в воду на крещении, стучал зубами и не отказался бы, в тот момент, от порции виски, согревший его организм. Его слова, что он задаёт одни и те же вопросы, вот уже в течение последних двух дней, Грека удивили. Как же можно узнать правду?