Их собрали только на вторые сутки соскоблив со стен кровавые ошмётки.

Джеральд Бак.

Это случилось в Мексике за долго до того момента, как он выпустил в Макси пулю, застрявшую у того в плече. Его первая операция в Латинской Америке. Сразу после Колумбии.

Гасиенда, застывшая в предгорье Орисабы, окружённая сельвой из первозданных деревьев, была похожа на творение Гойи. Несуразная, сотворённая и им же забытая среди черных скал Центральной Америки. Грубыми штрихами великого мастера, нанесёнными на холст тропического леса, голубого неба и угрюмых скал, оттенялось готическое здание колониальной эпохи в окружении железобетонной стены со сторожевыми вышками по периметру. Крупнокалиберные пулемёты, словно боевые псы, готовы выплеснуть свинцовое зло на окружающий, гасиенду, мир, застыли в ожидании войны. Видимая с расстояния нескольких миль она выделялась своей неприступностью среди хаоса обступающей её среды.

Замешанный на местной воде, цемент был необыкновенно крепок. Даже буйная растительность не могла разрушить его за прошедшие с окончанием строительства, годы. Железобетонная ограда скрывала ухоженный сад, место отдыха хозяина гасиенды. В его центре стоял большой стол с плетёными стульями, над которым установили шезлонг, зелёный зонт из дикого винограда, создающего прохладу даже в самые жаркие часы сиесты. Между садом и трех этажным строением, в глубине крепости, вырыли стометровый бассейн, наполненный голубой водой, подогреваемый, в холодные дни.

Чуть ближе к воротам вознеслась к небу башня, названная в честь известной улицы в Лондоне – Пикадилли. Там жила охрана и её начальник. Там же был склад с оружием и боеприпасами. Там же установили радиоэлектронное оборудование.

В стиле строения присутствовал дух консерватизма, и геральдический знак, нанесённый на каждую стену – кугуар лежащий на скале освещённой солнцем, сияя жёлтым пятном на фоне белых строений гомогенным пятном, оттенял приверженность владельца силе.

Единственная дорога, ведущая к гасиенде, была выложена мелким белым булыжником. Просматриваемая, ежечасно, бдительными охранниками, стоящими у за решётчатого входа, она напоминала дорогу, по которой Дровосек, Чучело собака Тошка и Маленькая Девочка Элли шли на встречу с волшебником Изумрудного города. Начинаясь у металлических ворот, дорога тянулась по выжженному участку под стенами крепости, змеёй исчезая в густой сельве, искрясь среди серых гор с белыми шапками снега, терялась в ущельях недалёких гор. Это был единственный путь в Гвадалахару проходивший через два перевала.

Владелец поместья – Хоакин Самбада купил его в начале восьмидесятых годов за тридцать тысяч американских долларов у разорившегося ранчерос превратив в маленькую, неприступную, крепость, служащую ему как домом, так и тюрьмой одновременно.

Последние пять долгих лет, Хоакин Самбада, или просто Мучо – как он любил себя называть, практически невылазно сидел в нем окружённый и охраняемый хорошо вооружёнными и подготовленными телохранителями из числа метисов из Синалоа. Многие, в этой стране, хотели его крови, но неприступные стены крепости да верные солдаты, охлаждали пыл самым горячим головам. Говорят, что даже правительственные войска – карабинеры и национальная гвардия, не решались на его штурм. Крестьяне, из окружных деревень, обожествляли Мучо за уплату их налогов Мехико, поэтому любой путник появившийся в районе попадал в поле зрения начальника службы безопасности – Джузеппе.

Итальянец из города Карлеонэ был предложен ему Доном Тоскано давним партнёром, ещё с тех пор когда карабинеры нанесли сокрушительный удар по его кокаиновой империи, арестовав Джино Патрика. Джино отвечал за его личную безопасность, и когда его взяли, Мучо понадобился человек с умением последнего. Джузеппе, представленный как соблюдающий законы омерты, стал, по рекомендации Дона, его главным охранником. Спустя месяц Мучо узнал, что Джино Патрик во всю стучит на него полиции. Возникла проблема. Её решил Джузеппе.

Тогда все газеты Мексики сообщили о скончавшегося от острого отравления Джино Патрика. И огромная, в пол листа его фотография. Если в тот момент он о чем-то и сожалел, то лишь о том, что лично не присутствовал при кончине предателя.

Характер Джузеппе имел тяжёлый, замкнутый. Роста около ста семидесяти сантиметров, широкоплечий и чуть сутулый, в течение дня он мог на час или два выходил из своей “кельи” – комнаты, напичканной электронными штучками, наблюдая не только за территорией вблизи, но и просматривал воздушное пространство вокруг гасиенды. Охранники называли его “лечуса” – сова, за странные свойства ходить по ночам. Его лысый, как бильярдный шар, череп, который он брил ежедневно, раздражал охрану. Но тому было плевать.

Однажды он вздул одного из парней, обожавшего капойэру, за то, что тот посмел не ответить на его безобидный вопрос. Даже природная реакция Ману Кашилье не помогла, хотя последний частенько брал призы на ринге, оставляя не у дел каратистов и дзюдоистов. На соревнованиях, спонсируемых Хоакином.

Мучо помнил тот случай. Два коротких, как блеск молнии удара, выбили сознание из Ману лучше любого молотка. Говорят, с тех пор, Ману, ставший инвалидом, приткнулся просить подаяние у церкви. Это большее, на что он мог рассчитывать после встречи с Джузеппе.

Не известно как, но Джузеппе узнал, что из полицейского управления боссу слили информацию, что в его ряды внедрили стукача. И все признаки указывали на него. Чтобы выяснить, кто решил от него избавиться, понадобилось пара дней.

Ныне Хоакин Самбада наблюдал за ним сквозь оптику бинокля.

Увеличенный пятикратно, Джузеппе пару раз, оглянулся, словно жар взгляда Мучо добрался до его кожи на спине, вызывая физическую боль. Тем временем Мучо, сплюнув себе под ноги, продолжал смотреть на него в окуляры со страстью маньяка застигнутого, на ночной дороге, полнолунием.

До помещения оставалось совсем немного. Метров десять. Видневшиеся на горизонте горы вызывали в душе Джузеппе ностальгический трепет. Он остановился, наслаждаясь их красотой, затем смахнул соринку, случайно попавшую в глаз. И в этот момент услышал тонкий звук идентификатора, который мог означать лишь одно – кто-то проник в его комнату.

– Почему он остановился, чикос? – Мучо наблюдая за Джузеппе замер, словно охотничья борзая, тяжело вдыхая плотный воздух наступающего вечера наполненного ароматами гор, обращаясь исключительно к охране, стоящей за его спиной.

– Хуан, – позвал он одного из них, готового разнести череп любому за пару песо. – Хуан! Кэридо! (Дорогой)

– Здесь, босс,– Хуан любил слово “босс”, произнося его с эдаким прононсом – “бо-о-ос”, вызывая раздражение хозяина. Здоровенный детина, он с оружием познакомился раньше, чем научился ходить и владел им как заправский ковбой из фильмов, поставленных по книгам Бретта Гарта, числившись в списках особо опасных преступников, подошёл медленно с достоинством короля.

– Por que? Почему? – повторил Мучо.

– Бо-о-ос ?

– Почему остановился Лечуса?

Мучо удивлённо оглянулся на индейца, оторвавшись на мгновение от монокуляра. Но тот молчал..

– Когда Джузеппе войдёт ты приведёшь его ко мне, – если кто и мог справиться с ним, то лишь этот безмозглый, обладающий чудовищной силой.

– Si ! (Да).

– Он мне нужен живой.

– Si ! (Да).

– Возьми с собой Педро и этого, новенького, как его?

– Рауля?

– Да, Рауля. И запомни. Он нужен мне живой. Понятно. ЖИ-ВОЙ!

Анализатор перестал пищать также внезапно, как и начал. Джузеппе усмехнулся. Как же, он должен был догадаться, что невидимые лучи пронизывают каждого, кто пытается пройти незамеченным в здание. Электроника им – же самим, напичканная в каждом, пригодном для этого месте, работала безукоризненно. Это, скорей всего, сработала система охраны.

Тем временем дверь в помещение открылась, поддавшись с первого толчка. Он спустился вниз по лестнице и у второй двери справа остановился, ещё раз. Повторяя ежедневную процедуру, он поднял глаза к самому потолку, где в своё время установил датчик движения, и, убедившись, что кроме него никто в помещение не входил, нажал на рукоятку двери.