– Кто-то поближе нас есть?

Мама задумалась.

– Честно говоря, так сразу и не соображу. Родители у Иры умерли. Муж, как ты знаешь, тоже.

– А дети?

– Только Настя.

– Настя – это дочь профессора.

– Других нет.

– Ирина же ее не удочеряла?

– Несколько я знаю, нет. Да и как бы она ее удочерила? Настя к тому времени была уже совершеннолетней взрослой барышней, даже жила отдельно от папы вместе с мужем и ребятишками.

– То есть у Насти муж и детки, а получить профессорское наследство она не может?

– Почему не может? Просто не хочет. У нее муж очень хорошо зарабатывает. Ведет успешный бизнес, Настю и детей холит, лелеет и балует. Вот Настя и сказала, что жену своего папочки, которому та его последние дни скрасила, она из квартиры гнать не станет. Дождется, когда Ирина сама созреет до переезда.

– Добрая какая эта Настя.

– Когда человек при деньгах, ему легко быть добрым, – вздохнула мама. – Да к тому же не в доброте тут дело. Настя просто оберегает свои нервы. Начни она раздел квартиры, Ирина попила бы у нее кровушки, добиваясь себе максимально выгодной дележки. Я ее знаю! Вот Настя и решила, что квартира папы-профессора того не стоит. Ирка уже не девочка, как помрет, тогда наследники и будут решать, как с квартирой поступить.

– А кто у тети Иры наследник-то?

– Никогда с Иркой на этот счет не разговаривали. Она всякие такие вещи очень нервно воспринимает. Все ей чудится, что родственники ее смерти дожидаются.

– Но завещание она написала?

– Не знаю. Почему тебя это интересует?

– Какие-то у меня нехорошие предчувствия. А кто из ваших общих с тетей Ирой знакомых живет на Сенной площади?

– Так сразу и не припомню. Вроде бы никто.

– Даже не на самой площади, а в тех домах на Московском проспекте, которые к площади примыкают?

– Никто не живет. Хотя подожди! Где-то там в свое время жила Няша. Может, и сейчас живет.

– Это еще кто? Родственница или подруга?

– И не родственница, и не подруга. Няша – это домработница Иркиного профессора. Она тогда еще совсем девочкой была. Но стирала, готовила и убирала у него в квартире на совесть, иная взрослая такую чистоту навести не сумеет, поленится. А когда профессора не стало, то Ирка регулярно два раза в год звала Няшу на генеральную уборку и мытье окон. Они в квартире огромные, Ирка высоты боялась. Но и в грязи жить тоже не хотела. Вот и наступала на горло собственной жадности, платила Няше какие-то деньги. Впрочем, та всегда работала на совесть, а брала немного. Ирка ее всем нашим расхваливала. Кто обращался, все бывали довольна тем, как Няша работает. Потом мы узнали, что Ирка с Няши за эти посреднические услуги требует свои проценты. Мол, я тебе клиента подогнала, плати мне десять процентов комиссионных.

– И Няша платила?

– Да. Хотя мы ей все говорили, чтобы она этого не делала. Ну один раз заплатила и хватит. А то ведь Ирка целое расследование не ленилась провести. Выслеживала и вынюхивала, где и у кого из наших родных и знакомых бедная Няша работала да сколько ей заплатили. Чтобы свою комиссию с бедной девки урвать. Крохоборка! Всегда такой была, такой и помрет!

– Ты помнишь адрес, где эта Няша жила?

– Я у нее в гостях никогда не бывала.

– А кто бывал? Откуда-то ты же знаешь, что Няша живет на Московском проспекте?

– Да, действительно, – задумчиво произнесла мама. – Откуда-то знаю. И кто же мне про это рассказывал?

Какое-то время она размышляла, потом воскликнула:

– Вспомнила! Бабушка Мила несколько лет назад мне сообщила, как ездила к нашей дорогой Няшеньке, потому что та сломала ногу, слегла и некому было ей даже в аптеку и за продуктами сгонять.

– Бабушка Мила? – недоверчиво уточнил Саша. – Ездила в такую даль? Так она же сама еле двигается.

– Ну это сейчас у нее колени болят, а тогда она пободрей была. К тому же она не сама ездила, ее зять возил. Он же и за лекарствами, и на рынок за продуктами бегал, пока бабушка у постели больной Няши чаи распивала и про жизнь с ней судачила.

Звонок бабушке Миле кое-что прояснил. Ее зять, несмотря на минувшие годы, оказывается, отлично помнил ту поездку.

– Заставили они меня тогда побегать. В пять мест сгоняли! А напоследок еще и передачу всучили, которую я на другой день должен был в СИЗО передать. Пришлось переть. А что делать? Не хотелось, да обещал.

– Кому передачу?

– У этой дурехи Няшки брат имелся, за наркоту ему пять лет грозило. Вот ему передачу я и собирал. Не по своей воле, а все-таки собирал. Оно мне надо?! Носки шерстяные и теплое белье в одном месте купи, сигареты в другом, лекарства вообще в аптеке. Потом чай и конфеты с печеньем, а напоследок еще и консервы. Я думал, что покупки самой Няше делаю, еще удивлялся, почему такой странный список она мне продиктовала. А когда оказалось, что я для зэка-наркомана старался, такой злой был, тебе не передать! Своим бабам сказал, что квартиру генералить отныне будем своими силами. Где они сами не справятся, я помогу. Но чтобы этой Няши в нашем доме и духу не было! Надо же такое придумать! Братка ей жалко было! Себя бы лучше пожалела, убогая!

– Нужный дом показать сможешь?

– А вам это зачем?

– Позвать ее хотим к себе.

– У вас же чисто. Да и квартирка совсем крохотная. Втроем не справиться? Чего там у вас убирать? Денег не жалко?

– А мы на дачу Няшу повезем. Второй этаж захламили, теперь разобрать надо.

– И чего? Самим уж не справиться никак? Деньги лишние у вас, похоже, завелись. Тогда вы их мне отдайте, а я вам получше дурочки припадочной помогу.

– Продиктуй нам ее адрес. И телефон, если можешь.

– Не могу! – отрезал родственник. – Ни адреса, ни телефона у нас не сохранилось. В прошлом месяце только обсуждали. Ирке даже звонить хотели, да потом решили, что обойдемся.

– Как же быть?

– Если вам эта Няшка так уж сильно нужна, то заезжайте за мной. Я зрительно и дом помню, и квартиру ее найду. Только сам я за руль не сяду, выходной день, с утра пивком балуюсь.

В машину зять бабушки Милы уселся, сжимая в руках жестянку с пивом. Еще две оттопыривали его карманы на брюках. По машине немедленно пополз запах солода и хмеля, приятный запах, если вдуматься, но не совсем уместный сейчас.

Дядя Витя всю жизнь был человеком веселым и компанейским. Он и сам себя таковым считал, и остальные соглашались. Дальше шли разногласия. Дядя Витя считал, что поднимает всем вокруг настроение, окружающие считали, что происходит это далеко не всегда. Говорил родственник много, особенно если выпьет, то просто болтал без умолку. К счастью, ему хватало его собственного красноречия, от остальных он его не требовал. Вполне довольствовался краткими восклицаниями «Да, ну!» или «Неужели!».

– Вы пока за мной ехали, я с мамой о Няшке успел переговорить. Оказывается, братец-уголовник у нее в колонии умер. Вроде как радоваться надо, освободилась от докуки, а она себе новую проблему на шею повесила. Решила личную жизнь устроить, на сайте знакомств нашла какого-то типчика, влюбилась в него, переписку начали. Ей все вокруг говорили, что внешность у парня криминальная. Но она никого слушать не желала. Твердила, что он ее счастье, ее жизнь, ее единственная любовь. Ну что обычно девки и бабы в таких случаях говорят. А оказалось… Угадайте, кто он?

И не дожидаясь ответа, дядя Витя сам же радостно воскликнул:

– Уголовник! С зоны с ней переписывался.

– Порвала она с ним?

– Какое там! Еще пуще к нему привязалась. Бедненький! Оболгали его! Злая бывшая наговорила на него, подстроила дело, будто бы он ее обокрал да избил, вот теперь он невиновный сидит за решеткой, а его краля еще и знать его не хочет.

– С чего бы это, – пробормотал Саша.

– И не говори! Такая злая, передачки ему не шлет, теплых носков не вяжет и даже сигаретами не угощает. Да, поди, вранье все было. Обычный проходимец, на жалость бабскую рассчитывал. Догадываетесь, к чему я клоню?

– Няша сама стала ему сигареты покупать.