Она вскрикнула от силы моего натиска, и когда ее влагалище все еще содрогалось от оргазма, вызванного моим неуклюжим рвением, я вошел в нее, и мое блаженство разлилось ослепительным золотым светом.

На этот раз все произошло быстро.

Я не мог сдержаться и вонзился в ее сладкое тело, заставив ее кончить еще два раза, прежде чем я сам достиг оргазма. Мне нравилось, как она крепко сжимала меня во время оргазма. Это было похоже на то, что я был желанным и вожделеющим.

Это было похоже на принадлежность.

Вот она, моя любимая жена, навеки моя.

После того, как я закончил любить ее своей тенью и своим членом, я отнес ее в ванную и наполнил ванну. Я вымыл ее, намочив ее тело пеной и смыв пот теплой водой.

Затем я отнес ее в свою постель и сам принял ванну. Когда я вернулся, она спала. Я не чувствовал усталости, хотя и не спал. Напротив, мои чувства были острее, чем когда-либо. Мои инстинкты, которые раньше мешали мне рассуждать здраво, наконец-то были удовлетворены.

Мой разум был ясен. Беспристрастный.

И вот, когда я лежал рядом с ней, что-то не давало мне покоя, чувство неловкости. Я медленно обнял ее, и она даже не пошевелилась во сне. Я окутал ее своей тенью, зарываясь в ее тело.…

И вот оно.

Чего я раньше не замечал, потому что приучил себя не обращать на это особого внимания. Потому что я изо всех сил сопротивлялся искушению, защищал свою прекрасную пару от самого себя. Теперь, когда мои инстинкты были удовлетворены, а взгляд обострен, я мог ясно видеть это, и осознание наполнило меня ужасом.

Ее жизненная сила. Она была слишком слабой. Слишком слаба. Почти угасла.

Охваченный холодной паникой, я на мгновение подумал, что, должно быть, испил из нее. Должно быть, я отнял у нее часть жизни, и моя жена, которой так мало что можно было дать, страдала из-за этого.

Я лежал рядом с ней, и когда мой разум немного успокоился, я проанализировал все, что произошло прошлой ночью. С облегчением я понял, что совсем не питался.

На самом деле, я потратил непомерное количество своих жизненных сил и был почти истощен.

Скоро я должен буду отправиться на охоту.

Когда мой безумный страх постепенно улегся, разум взял верх, я понял, что вспомнил бы, как пил ее кровь. Этот опыт затмил бы даже удовольствие от совокупления.

Тогда почему она была такой слабой?

И тогда я понял. Она была больна. Или, может быть, она не получала достаточного питания. Я проклинал себя за то, что взял ее, когда она была еще недостаточно сильна. Когда она все еще не оправилась.

И все же она провела несколько недель в моем доме. По всем правилам, она должна была стать сильнее. Я знал, что еды было достаточно. Она регулярно принимала пищу, хотя я и не присутствовал при этом.

Ей должно было стать лучше. Так почему же она этого не делала?

Я ощупывал и исследовал свою тень, изучая ее жизненную силу со всех сторон, но она не проявляла никаких признаков болезни.

Просто ослабла. Ее пламя угасало из-за недостатка топлива. А это означало, что мне нужно было подпитывать ее.

Отчаянно.

Я позвал слуг и приказала им приготовить еду для Мэй. Хлеб, мед, молоко, вареные яйца, тонкие ломтики ветчины, тыквенные оладьи.

Мы купили все это во время нашего последнего визита в город, и она была так счастлива, выбирая еду.

Я думал, что она поела. Но, возможно, этого было недостаточно. Когда принесли поднос, я разбудил ее так осторожно, как только мог, но без снисхождения.

Мэй застонала и покачала головой, но я все равно заставил ее сесть в постели, поставил поднос ей на колени и поднес чашку с теплым молоком к ее губам.

— Выпей, любовь моя.

Она сделала несколько глотков, а затем поморщилась и отвернулась. Я вложил ложку в ее руку и указал на ассортимент продуктов.

— Ешь, что хочешь. Но ты должна есть достаточно, чтобы пламя внутри тебя разгорелось сильнее. Если ты этого не сделаешь, ты можешь умереть. И я тебе этого не позволю.

Мэй удивленно посмотрела на меня и взяла булочку со смородиной, медленно откусывая кусочек. Я терпеливо сидел рядом с ней, наблюдая за маленьким шариком ее жизненной силы. Он не становился сильнее.

— Если это тебе не по вкусу, съешь что-нибудь другое. — сказал я после того, как прошло четверть часа, а от булочки не осталось и половины.

— Я устала. — сказала Мэй, отводя взгляд. — Оставь поднос. Я посплю и поем позже.

— Ты поешь сейчас.

Она вздрогнула, ее широко раскрытые глаза остановились на моем лице. Я знал, что говорю строго, и она настороженно наблюдала за мной, что-то промелькнуло в ее глазах.

Моя тень, все еще свернувшаяся клубком внутри нее, сказала мне, что это было.

Страх.

Впервые с тех пор, как мы познакомились, моя жена по-настоящему испугалась меня. Я отшатнулся, желая взять свои слова обратно, извиниться и взять свои слова обратно.

После безграничной радости и наслаждения прошлой ночи, после того, как я увидел, что она такая открытая и щедрая, этот страх был как порез. Это было больно, и моя боль вспыхнула во мне, на мгновение погасив мое пламя.

Она ахнула.

— Твои глаза… Они черные.

Я покачал головой и заставил себя успокоиться. Дело было не во мне и моих страхах. Дело было в моей жене и том слабом пламени, которое горело внутри нее.

Что-то разъедало меня изнутри, и если я ничего не предприму, она уйдет.

Я сдался с чувством окончательности.

То, что она боялась меня, было самой мучительной, невозможной пыткой, которую я мог себе представить. И все же я с радостью взвалил бы на себя это бремя, если бы это означало, что Мэй здорова.

Так оно и было.

Я был таким безграничным эгоистом, что заставлял свою жену жить любой ценой. Потому что я не мог без нее.

— Не обращай внимания на мои глаза. Иногда такое случается. — сказал я. — Ешь, Мэй. Ты должна. Если ты этого не сделаешь, энергия внутри тебя иссякнет. Ты умрешь.

Она покачала головой, на глаза навернулись слезы.

— Но я не голодна. — захныкала она, ее страх перешел в безумие, смешанное со странным отчаянием.

— Это не имеет значения. — сказал я, стараясь, чтобы мой голос не стал мягче, хотя у меня болело в груди от того, что я заставил ее так себя чувствовать. — Ты должна поесть, потому что я отказываюсь тебя терять. Я говорил тебе, что я эгоист. Вот что это значит. Я сохраню тебя и прослежу, чтобы ты была здорова. Даже если мне придется причинить тебе боль, чтобы добиться этого.

Ее глаза расширились, и она напряглась, с удивлением наблюдая за мной. И затем…

Моя тень почувствовала, что это произошло, и инстинктивно отпрянула, почувствовав ее боль. Что-то внутри Мэй надломилось, и она разрыдалась, безудержно рыдая. Я взял поднос у нее с колен и, сев рядом, обняла ее.

— Ш-ш-ш, моя дорогая. Не волнуйся. Я позабочусь обо всем. Тебе нужно только сказать мне, в чем дело.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Мэй

Я все плакала и плакала, дрожа в объятиях Вирджила. Я не могла вынести того, что показала ему свой стыд, свою слабость.

Я скорее умерла бы, чем разочаровала его.

Неужели он не понимал, что именно то, что я ему небезразлична, было причиной моей слабости?

В конце концов, я не победила голоса. Они управляли мной и говорили, что делать, сейчас больше, чем когда-либо. Потому что Вирджил назвал меня красивой, а я не хотела, чтобы он думал, что это не так.

Я не хотела меняться. Потерять его привязанность и восхищение. И я старалась оставаться красивой единственным известным мне способом. С каждым днем я ела все меньше и меньше.

И вот, голос мадам Сундары успокоил мои безумные мысли.

Ты почти у цели, Мэй. Почти как бабочка.

Вот только… Разве Вирджил не говорил, что я умираю? Вот что значит превратиться из личинки в бабочку-стрекозу?

Умереть?

— Прости! — всхлипнула я, утешаясь в его терпеливых объятиях. — Я была глупа, но я не могу…Это единственный известный мне способ стать красивой.