Очки и часы девочки – подарки отца и дедушки из экспедиций, которые случались достаточно часто. При себе Лаванда также имела старинный кулон, который бабушка и дедушка со стороны мамы подарили ей год тому назад на её именины. Это был лунный камень в тоненькой оправке, который подчёркивал выразительный взгляд юной мечтательницы.
Лаванда сидела на небольшом холмике возле пруда, над которым нависали плакучие ивы таким образом, что девочка будто оказывалась в лесных зарослях. Взглянув на часы, она подметила, что уже полчаса сидит на этом самом месте, хотя, как ей показалось, прошло гораздо меньше времени. В пруду слонялись прогулочные лодки с влюблёнными, которые тщетно пытались подплыть поближе к лебедям, гордо плавающим по крохотным волнам. Один из лебедей спал возле воды как раз в том месте, где отдыхала от утомительного школьного дня Лаванда. Он то и дело пару раз просыпался и совершал несколько величавых шагов взад-вперёд, а затем снова погружался в дремоту. Вокруг отдыхали никуда не спешащие люди – кто в тени, кто на солнышке. На противоположной стороне пруда виднелись заснувшие за чтением газет старички и бабушки, последние из которых удачно воспользовались тем фактом, что мужья уснули и принялись о чём-то заинтересовано и тихонько судачить. Лаванда же была крайне довольна местом своего привала, которое она выбирала из раза в раз: здесь было безлюдно, солнце проникало отрывисто и светило не так ярко, образовывался небольшой тенёк, поэтому она могла снять очки, расслабить взгляд и задуматься. Почему-то она ловила себя на мысли, что было бы очень забавно, если бы этот пухленький мужичок в лодке, который дразнил лебедей, в аккурат свалился в пруд. Через некоторое время кот, лежавший на дереве, который был давним приятелем девочки, обошёл весь парк и уселся точно напротив Лаванды, уставившись на воду. Первое время они не замечали друг друга, да и благородной птицей, сидевшей рядом, кот не был особо заинтересован. Вскоре девочка очнулась от грёз и немного вздрогнула, обнаружив около себя кота, который тоже повернулся в её сторону. Повисло неловкое затишье пока они смотрели друг на друга и хлопали глазами. Затем кот отвернулся и устремил взгляд на пруд, где на краю лодки балансировал какой-то толстый мистер, который пару минут назад дразнил птиц. В лодке находилась также высокая худощавая женщина с зонтиком, которая была в крайне уязвлённом состоянии. По итогу лебеди, окончательно измотанные этой парочкой, вспорхнули и перелетели лодку так, что сбили и без того неустойчивого мистера в пруд. Лаванду сначала крайне удивило совпадение её мыслей с реальностью, однако долго этому значения она не предавала, поэтому, чтобы мысль покинула её разум и осталась лишь воспоминанием, она предпочла сделать заметку на этот счёт. Достав маленький блокнотик, она законспектировала:
«Некий мистер, пухлый и румяный, свалился в пруд по причине своей неуклюжести и чрезмерного внимания к лебедям. Дело было в том, что удручённые своим положением и необоснованным вниманием публики, эти благородные птицы спешили сменить место для отдыха и вспорхнули так, что зацепили бедного растяпу крыльями, а тот плюхнулся в воду и поднял большие волны и громкий смех нежившихся на солнце людей. 15 апреля, 1899 год».
Кот снова повернулся к Лаванде и долго вглядывался в черты её лица. Мечтательница так же пристально посмотрела на кота. Переведя взгляд на часы, она поняла, что опаздывает и, аккуратно сложив свой блокнот, уважительно погладила кота и сказала ему напоследок:
− Вы только этого господина не ешьте, будьте так добры, − указала девочка рукой на лебедя и, пробираясь сквозь ветви ивы, исчезла в гуще елей, а кот ещё долго смотрел ей вслед.
Лаванда торопливо покинула парк, затем перебралась через мост. До её дома было всего ничего, нужно было только пройти пару небольших улочек и выйти на центральную. Когда девочка быстро пробежала положенное расстояние, возле дома заметила несколько новомодных французских автомобилей и конный экипаж. Это означало лишь одно: родственники пожаловали к семейству Грин, и вечер обещает быть весьма шумным. Лаванда остановилась на мгновение, удостоверилась в подобающем виде своего платья и пальто, сняла очки и положила их в школьный портфель. Тяжело вздохнув, мечтательница продолжила путь, открыла дверь и вошла в дом. Почти сразу же послышалось бурное обсуждение, а затем и громкий смех.
− Добрый день, леди Лаванда, − подоспел дворецкий.
− Добрый, мистер Олдридж, − скинув пальто, ответила она.
Девочка поспешила в гостиную, где и застала всех. Около уставленного цветами эркера в большом и уютном кресле расположился потягивающий чай сэр Ричард, а рядом, рассматривая растения, сидела леди Матильда Грин – бабушка Лаванды; возле бюро стоял отец Лаванды и, поднеся перьевую ручку ко рту, о чём-то глубоко задумался; перед одной из картин расположился дядюшка Уолтон, старший брат отца: полный, усатый мужчина сорока трёх лет, который неустанно разглядывал живописный пейзаж, раскуривая сигару; его жена, леди Агата Грин, расположилась за столом вместе с матерью Лаванды и леди Виолой Грин, женой второго брата отца, – сэра Скотта Грин, который рассказывал очередную забавную историю возле пианино. Рядом с матерью Лаванды отдыхали сестра девочки и её брат, Оливер. Лаванда простояла в центре комнаты примерно минуту, прежде чем её заметила леди Матильда.
− Мне кажется, мы так заболтались, что не заметили нашу дорогую внучку! – призвала к вниманию леди Матильда Грин и подозвала девочку к себе. В комнате всё стихло, внимание присутствующих перебежало к Лаванде, которая смущённо заулыбалась и направилась к бабушке и дедушке. Сэр Ричард пожал внучке руку, подмигнул ей и продолжил чаёвничать. Леди Матильда снисходительно и очень одобрительно взглянула на Лаванду, затем легонько приобняла её. Казалось, что эта пожилая и статная женщина только что вдохнула запах сорванной рано утром благоухающей розы, и весь этот запах сладостью разлился по её организму, и сама она наполнилась необычайной негой и заботой, хотя это было не так уж заметно на первый взгляд. Пожалуй, только сторонний наблюдатель, который с обычной своей свойственностью цепляться за самые незначительные детали, мог бы ухватить этот наполненный лаской взгляд вместе с нежной улыбкой. Оно-то и понятно, ведь леди Матильда всегда старалась быть по-английски сдержанной в мимике, однако в своей манере общения довольно нередко она бросала «нежную» почву для размышления на этот счёт. Её внешность исключала вообще любые недоброжелательные отзывы: люди, находившие в ней роковые, отталкивающие, порой даже жёсткие черты, являвшиеся, безусловно, результатом высокой английской дисциплины, относились к ней исключительно с глубоким уважением и почтением; те же, кто не находил никакого рока во внешности леди Матильды Грин, приходили в полный восторг от неё самой, от её эмоциональных эпитетов и умения вовремя подобрать нужную реплику. Благородные морщины на лице элегантно подчёркивали её возраст, деликатно намекали на опыт и мудрость. Одежда безукоризненно указывала на то, что леди Матильда Грин – абсолютно в себе уверенная, состоятельная и самодостаточная женщина. Однако в этот одинокий образ неожиданно врывался супруг леди Матильды – сэр Ричард. Он был так же стар, так же мудрён, но в нём, в отличие от супруги, присутствовала некая детская взбалмошность или же какая-то естественная для него, не неестественная для возраста весёлая жизнерадостность. Она не бросалась в глаза ярким пятном, а непринуждённо вписывалась в портрет этого пожилого джентльмена. У него была идеально уложенная седая голова, такая же седая и ухоженная бородка и невероятно синие, бирюзово-прозрачные глаза, которые и унаследовала его любимая внучка, Лаванда. Его голос с годами стал только громогласнее и наполнился такой мелодичностью, что слушатели после длинного повествования сэра Ричарда подолгу не могли подобрать нужных слов.
