Услышав это, Дзоми рассмеялась во весь голос, забыв о предписании моралистов прикрывать рот. Луан улыбнулся в ответ и не стал упрекать ученицу. За рассказом он продолжал прилаживать на ее ногу сбрую, и девушка так привыкла к этому, что уже почти не обращала на нее внимания.

– «Как посмел ты, Ра Оджи, въехать во дворец верхом на грязном водяном буйволе? – спросил ошеломленный король Кокру. – Разве в тебе нет уважения к своему правителю?»

«Я не властен над этим буйволом, ваше величество, – сказал Ра Оджи. – Когда наши предки плыли на эти острова, они предоставили океанским течениям нести их куда вздумается, вот и я позволяю буйволу брести, куда он захочет. Жизнь куда приятнее, когда я еду верхом на Потоке, оседлав его, вместо того чтобы беспокоиться о том, сколько раз нужно обмести рукавами пол или как глубоко следует поклониться».

Тут король Кокру понял, что тем самым Ра Оджи бросает вызов Кону Фиджи. Он погладил бороду и поинтересовался:

«Тогда что ты ответишь на доводы учителя Кона Фиджи, ратующего за возвращение древних обрядов как способа построить более нравственное общество, где каждый знает свой долг?»

«Отвечу просто: наши предки прибыли с континента, где земля господствовала над всем, а неизменность уклада в маленьких городках была основой. Но теперь мы живем на этих островах, где все определяют переменчивые океанские течения. Нашим людям приходится мириться с кочующими косяками рыбы, непредсказуемыми тайфунами и цунами, с вулканами, которые извергаются и изливают огненные реки, так что в такие моменты дрожит даже земная твердь. Нам пришлось изобрести новые логограммы, чтобы обозначить эти новые понятия, и единственной определенностью в жизни является ее неопределенность. С новыми обстоятельствами приходит новая философия, и, полагаю, гибкость и подвижность лучше послужат нам, чем упрямое следование традиции».

«Как можешь ты заявлять подобные вещи?! – возмутился Кон Фиджи. – Пусть жизнь наша меняется, но смерть-то нет. Уважение к старшим и почести, воздаваемые славно прожитой жизни, соединяют нас с мудростью былых веков. Вряд ли ты захочешь, чтобы, когда ты умрешь, тебя погребли как простого крестьянина, а не как великого ученого, заслуживающего восхищения!»

«Через сто лет, мастер Кон Фиджи, и ты, и я одинаково обратимся в прах, и даже пожравшие нашу плоть черви и птицы сами пройдут через множество обращений колеса жизни. Жизнь наша имеет конец, но вселенная бесконечна. Мы всего лишь светлячки, мерцающие в ночи на фоне вечных звезд. Я хочу, чтобы, когда умру, меня положили на открытом месте, чтобы Большой остров служил мне гробом, а Река Небесных Жемчужин – саваном; цикады станут моей похоронной процессией, а распустившиеся цветы – благоуханными кадильницами. Пусть плоть моя послужит пищей для десяти тысяч новых жизней, а кости удобрят почву. Я возвращусь в великий Поток вселенной. Такую честь не сравнишь с погребальными обрядами, которые проводят смертные, произнося пустые слова, зазубренные по книге».

Дзоми издала восторженный клич, вскочила и потрясла кулаком. Луан посмотрел на нее, и лицо его расплылось в улыбке.

Девушка опустила глаза и поняла, что левая нога выдерживает вес ее тела. Сама себе не веря, она сделала осторожный шаг и согнула ногу, проверяя, как та работает. Хитроумное приспособление из веток и сухожилий тоже гнулось, обеспечивая усилие и поддержку, как если бы увеличивало подвижность атрофированных мышц.

– Как это тебе удалось? – спросила Дзоми с благоговением в голосе.

– Когда я работал с маршалом Гин Мадзоти в императорской армии, нам пришлось столкнуться с множеством ветеранов, лишившихся конечностей в бою или во время работ на стройках императора Мапидэрэ. Мы с маршалом изобрели искусственные конечности, частично возвращающие этим людям утерянные возможности. У меня возникла мысль приспособить одно из таких для твоего случая. – Луан наклонился и показал, как сухожилия и ветви умело сохраняют и усиливают энергию мышц. – Это устройство действует подобно тому, как работает скелет, только расположенный не внутри ноги, а снаружи. Оно обеспечивает тебе одновременно поддержку и подвижность.

– Да ты просто волшебник!

Малость пообвыкнув, Дзоми с удовольствием прошлась туда-сюда. Ей казалось, что она плывет по воздуху – такой свободы в движениях девушка не ощущала с той ночи, когда в нее попала молния. Хотя при подъеме в гору ей будет не обойтись без определенной помощи, на ровном месте она сможет двигаться так, словно бы ее нога почти здорова.

Она обернулась, посмотрела на доброе лицо Луана и вспомнила про непонятное устройство, которое он мастерил еще во время полета на шаре. Выходит, сделанное им приспособление – не результат мгновенного озарения. Как долго учитель размышлял и втайне трудился над прототипом? Луан знал, как чувствительна для Дзоми тема больной ноги, и не хотел привлекать к ней внимание и досаждать ученице, пока не нашел решение.

Повинуясь порыву, девушка подбежала к Луану и крепко-крепко его обняла. Наставник тоже обнял ее в ответ. А две проводницы, спокойно наблюдавшие за тем, как изготавливалось и опробовалось устройство, радостно закричали и захлопали в ладоши.

Дзоми не могла вымолвить ни слова, потому как в горле у нее стоял ком, а квакать, подобно лягушке, ей не хотелось.

Наконец четверка выбралась из моря тумана и оказалась на вершине утеса. Вокруг расстилались бескрайние лесные заросли, хотя деревья по большей части цеплялись за камни и высотой были в человеческий рост, иначе их поломали бы сильные ветры, дующие на вершине горы.

Путешественники пробирались через лес. Когда Кэпулу и Сэджи время от времени останавливались, чтобы пополнить коллекцию в своих корзинах, Луан спешил к ним и расспрашивал о свойствах растений и грибов. Эти трое общались, вырезая логограммы из земли и гумуса.

Пользуясь преимуществами вновь обретенной свободы, Дзоми прогуливалась сама по себе. Ей особенно нравились птички, которые сидели на ветках, наполовину спрятавшись среди листвы, и распевали песни на сто разных мотивов.

– Как называется вон та птица? – спросила Дзоми, указывая на птаху с пятнистым зелено-синим оперением.

– Дрозд-флейтист.

– А эта?

– Алый чиж.

– А та, с ярко-желтым хвостом?

– Солнышко-сквозь-тучи.

Называя каждое из имен, Луан набрасывал для нее логограммы и объяснял:

– Некоторые из этих птиц показались похожими на тех, которых ано знали в родной стране, поэтому они дали им те же самые имена. Другие были новыми, и для них придумали новые слова и новые логограммы. Но как видишь, все подобные названия имеют семантический корень «птица», поэтому, даже если значение логограммы тебе неизвестно, ты можешь предположить, что речь идет о птице. Таков один из способов, каким логограммы ано могут дать тебе намек к познанию мира. Это механизмы, трансформирующие книгу природы в образы в нашей голове.

Дзоми обдумала слова учителя, а потом принялась расспрашивать о названиях разных цветов и грибов. Луан терпеливо отвечал и рисовал на земле логограммы. Ему нравилась ее любознательность. Это помогало ему снова почувствовать себя молодым.

– А почему в логограмме для этого гриба стоит семантический корень цветка? – удивилась Дзоми.

– Ответ кроется в истории. Давным-давно, когда еще только придумывались первые логограммы, древние ано считали грибы разновидностью растений. Лишь много позднее ученые и травники пришли к выводу, что грибы стоят особняком от растительного царства.

– Однако ошибка классификации так и осела в логограммах.

– Знание – это повозка, путь которой лежит через ошибки и тупики. Природа истории такова, что колеи, оставленные событиями прошлого, тянутся сквозь века. Широкие мощеные улицы Крифи проложены поверх пыльных дорог, существовавших, когда город был всего лишь крепостью ано, а те старинные дороги, в свою очередь, следовали тропам, по которым перегоняли отары овец в бытность Крифи поселком. Логограммы ано – это летопись нашего восхождения на гору познания.