Палорхесты обдирали кору с деревьев своими саблевидными когтями и хоботом, похожим на хобот тапиров, а зигоматурус прятался в болотах, как буньип[13]. Другие стали питаться мясом. Сумчатый лев (тилаколео) был размером с леопарда и вооружен втягивающимися когтями на длинных пальцах, режущими лезвиями вместо зубов и одним укусом мог сломать кости. С течением времени виды появлялись и исчезали, и одни сохранились в истории человечества и запечатлены в наскальных рисунках и легендах. От других остались лишь переломанные кости, следы когтей, оставленные на стенах пещеры, или длинная цепочка следов, погруженных в мягкую поверхность высохшего дна озера.

Все эти странные и разнообразные виды находятся между современными вомбатами и их более дальними родственниками, коалами, сидящими немного дальше, на боковой ветви древа эволюции. Коалы так же отличаются от вомбатов – поведением, внешним видом и анатомией, – как и от гигантских дипротодонов или палорхестов.

Однако все вомбатообразные очень редки. Из некогда многочисленной и разнообразной группы уцелели только коала и несколько видов вомбатов. Доисторические вомбаты вырастали размером с медведя гризли, представляя собой очень разные виды. Сегодня в дикой природе живет всего несколько сотен квинследских вомбатов (Lasiorhinus krefftii), находящихся под угрозой исчезновения. Длинношерстный (шерстоносый) вомбат (Lasiorhinus latifrons), вид, близкий к уязвимому положению (одна из категорий Международного союза охраны природы), обитает только в полузасушливых районах равнины Нулларбор и на изолированных участках ареала в Южной Австралии. Даже ареал обитания обыкновенного, или голоносого, вомбата сокращается. До недавнего времени они были одним из немногих местных австралийских животных, на которых открыта спортивная охота, однако пали жертвами быстрого темпа жизни человека, и их крепкие тушки усеивают обочины горных дорог.

Что касается коал, то из примерно 20 современных представителей семейства коаловых, существовавших в различное время на протяжении тысячелетий, остался только один вид единственного рода – Phascolarctos cinereus, или пепельный сумчатый медведь. Современные коалы сосуществовали какое-то время еще с одним-двумя видами коал, однако сейчас коала – последний живущий представитель своей ветви, по словам Троутона, «привлекательной, но филогенетически стерильной».

Я не уверен, привлекательны ли люди настолько же, как и коалы, но мы также филогенетически стерильны, то есть лишены близких родственников. Подобно коалам, наши предки Homo sapiens были не единственным видом; на Земле жили Homo neanderthalensis, Homo naledi и Homo erectus, и это лишь некоторые виды. Наш ближайший родственник, неандерталец, исчез примерно в то же время, когда исчез последний близкий родственник современной коалы. Но в своей обширной группе коала более одинока, чем мы. Мы можем считать дальними родственниками человекообразных обезьян и даже просто обезьян, но вомбаты столь же далеки от коал, как люди от крошечных долгопятов, приматов с большими глазами и лапами, похожими на лягушачьи, населяющих индонезийские тропические леса и цепляющихся, чтобы выжить.

Как с экологической, так и с эволюционной точки зрения коалы сидят на дереве в полном одиночестве.

Дорога на машине между Мельбурном и Аделаидой, столицами двух ближайших штатов Австралии, занимает чуть больше восьми часов. Времени на то, чтобы осмотреть достопримечательности, почти нет. Каждый год, когда мы ездили навестить семью из одного города в другой, я смотрела, как за окном проносятся виды на скорости 100 км/ч, и мне хотелось остановиться, побывать в этих местах.

– Смотрите, гигантская коала, – говорила я детям каждый раз, когда мы проезжали мимо города Дэдзуэлл Бридж. Они поднимали головы, смотрели в окно и прежде, чем снова уткнуться в экраны и книжки, успевали промямлить что-то невразумительное.

У дороги возвышалась 14-метровая коала из бронзы и стали – пережиток моды на «гигантские» достопримечательности в австралийских провинциальных городах, – отмечая съезд на Гэруорд, ворота в национальный парк Грампианс. Вдалеке были видны огромные гранитные выступы Грампианских гор – еще одна монументальная достопримечательность на фоне равнинного ландшафта. Подростком я однажды жила в палатке в окружении этих жутких скал и помню обилие коал, беззаботно прогуливавшихся среди высоких деревьев на стоянке.

– Давайте как-нибудь остановимся там на ночь, – предлагала я.

– В следующий раз, – отвечал муж, не отрывая глаз от дороги.

Самым старым окаменелым останкам коалы, или Phascolarctidae, примерно 24 миллиона лет, что соответствует переходу от теплого олигоцена к прохладной эре миоцена. Этот период совпадает с появлением многих современных групп млекопитающих и птиц, а также увеличением доли площадей травяных растительных сообществ. Появились узнаваемые виды псовых, медведей, оленей, китов и верблюдов, а также сов, уток, ворон и какаду. И в то же время, когда в Австралии появились коалы, в Африке возникла новая группа приматов – человекообразные обезьяны.

Возможно – и даже вероятно, – что коалы появились гораздо раньше. Согласно молекулярным исследованиям, коалы отделились от остальных вомбатовых примерно 37 миллионов лет назад. Однако не существует подтверждающих это окаменелостей. Собственно, никто не находил окаменелых останков сумчатых в Австралии, относящихся к периоду от 55 до 26 миллионов лет назад.

Ископаемые останки коалы встречаются относительно редко. Возможно, это животное никогда не было широко распространено. Или, может быть, коалы обитали в экосистемах, не благоприятствующих сохранности окаменелостей. Однако существуют окаменелости примерно 20 различных видов коал, найденных на территории Австралии и относящихся к разным периодам. Большинство из них включает лишь один фрагмент кости или зуб. Как это ни парадоксально, но многие из этих окаменелостей были найдены не на лесистом восточном побережье, где сейчас обитают коалы, а на территории ныне засушливых внутренних районов Южной Австралии.

У нас ушло несколько дней на то, чтобы добраться из города на самый север Южной Австралии, посетить школы и выступить с лекциями о письменности и окаменелостях. Даже по меркам австралийцев, привыкших путешествовать на дальние расстояния по прямым пустым дорогам, это слишком удаленное место. Взгляду открывается широкий горизонт; пейзаж совершенно плоский, ничто не нарушает идеальную сферу голубого неба, надрезанную красным диском Земли снизу.

Выйдя из машины, я, к своему удивлению, обнаруживаю, что почва мягкая и рассыпчатая: легкая, нетронутая пыль под ногами поднимается в воздух. Перед глазами развернулся совершенно лунный, даже почти марсианский, пейзаж. Повсюду лежат каменные глыбы, как будто кто-то рассыпал гигантские булыжники. Между ними, цепляясь за жизнь, вьются крошечные серые растения. На сотни и сотни километров нет ни одного дерева.

Однако когда-то давным-давно здесь росли деревья, и доказательства этого валяются вокруг меня. Везде на земле – фрагменты окаменевшей древесины. Бревна выглядят очень натурально, пока не возьмешь их в руки, – тогда понимаешь, что весят они, как каменные. Некоторые участки выглядели так, как будто бы по лесу прошел ураган и повалил деревья; другие – как если бы бревна смыло в море и там они опустились на океанское дно, когда моря высохли и суша обнажилась.

О затерянном мире свидетельствуют не только останки деревьев. О том, что когда-то этот район не был засушливым, говорят огромные переливающиеся пятна на плоских поверхностях: Кати-Танда, Нгарндамукия, Мунда, Пандо Пенуни и Карл Тулка, известные, соответственно, как озеро Эйр, Торренс, Фром, Хоуп и Морис. Некоторые сохранили первоначальные названия: озеро Бумбунга, Каллабонна и Кадибарравирраканна. Эти лужи – последние остатки огромного мелководного внутреннего моря, простиравшегося по всей Австралии 100 миллионов лет назад. Когда вода ушла, вместо моря образовались множество соленых озер, указывающих на огромный подземный Большой Артезианский бассейн, по-прежнему находящийся под пустыней.