Где-то в это же время я совершал и моё первое самостоятельное путешествие. В некотором роде кругосветное. Случилось вот что.
Меня отпустили поиграть со своими сверстниками во дворе, судя по всему, строго – настрого наказав, за пределы двора не выходить. Да не тут-то было – как-никак по гороскопу я являлся «близнецом», а люди, рождённые под этим астрологическим знаком, весьма склонны к путешествиям, причём зачастую рискованным.
В этой связи я предложил одному из своих сверстников совершить кругосветное путешествие вокруг старой территории московского зоопарка, что и было немедленно осуществлено. Мы вышли со двора и поднялись вверх по Курбатовскому переулку к Большой Грузинской улице. Затем мы двинулись по Большой Грузинской в сторону зоопарка, вышли к Красной Пресне, свернули направо, прошли сколько – то метров по направлению к Краснопресненской заставе и вновь свернули направо – в Волков переулок. Далее наш анабазис, достойный анабазиса Александра Македонского, пролёг по этому переулку, а после его форсирования и по переулку Новопресненскому, включая пересечение переулка Зоологического. В конечном итоге всё благополучно завершилось возле нашего дома, расположенного как раз на пересечении двух переулков – Курбатовского и Новопресненского. Как известно, Александра Македонского после его анабазиса ждала мировая слава, я же был награждён мировым семейным скандалом. Мне было строго наказано – впредь ничего подобного себе не позволять. Не тут-то было.
В этом же периоде моей жизни я узнал о бренности нашего существования – о неотвратимой смерти для всего живого на Земле, не исключая и человека. Естественно, умирать мне очень не хотелось, а потому я стал искать способ для преодоления подобной напасти. В конце концов он был придуман мной. Требовалось, во что бы то ни стало не закрывать глаза, когда злодейка – смерть явится по мою душу. Раз глаза открыты, значит, умереть ты никак не можешь. Смерть будет посрамлена. Что ж, попробую эту блестящую идею осуществить со временем на практике – как-никак мне уже за восемьдесят, а на мир я продолжаю смотреть широко открытыми глазами. Ночью, само собою, тоже – страдая бессонницей. Вот только как быть, когда забыться во сне всё-таки удаётся? Надо, наверное, срочно научиться спать с открытыми глазами. Тут остаётся лишь уточнить кое-что. Я не совсем уверен, что моя блестящая идея противостояния курносой злодейке пришла мне в голову именно в самый ранний период моего существования на Земле. Очень может быть, идея эта была мной сформулирована несколько позже, – когда Вторая мировая война была в полном разгаре и смерть ежедневно беспощадно косила многие тысячи людей, на фронте и в тылу, вне зависимости от того, были их глаза открыты или закрыты при её нескончаемых атаках.
Война! Проклятая война!! 22 июня 1941 года я, находясь на балконе моей квартиры, услыхал это слово, прозвучавшее во дворе нашего дома. Именно с этого дня фрагменты моего сознания стали довольно быстро сливаться в его неразрывный поток. Но прежде чем начать писать про «военный период» моего бытия, мне надо рассказать ещё об одном эпизоде из довоенной жизни моей семьи, именно семьи, поскольку по причине, связанной с малолетством, я не мог быть его участником, зато его последствия в течение многих лет давали потом о себе знать. И ещё как! Я имею в виду некий поступок племянника папы, Льва Натановича Вейцмана, о котором уже шла речь выше и ещё не раз будет идти ниже. Как вы, надеюсь, помните, мой отец приютил Лёву у себя. Папа очень любил племянника, считал его чуть ли не гениальным и видел в нём будущего продолжателя своего дела. Не знаю уж, как насчёт гениальности, но упорства кузену Лёве (астрологическому «козерогу») было не занимать. Творческой одарённости, похоже, также. Судите сами. Жизнь свою мой двоюродный брат закончил в 2008 году доктором биологических наук, профессором, обладателем более десятка золотых медалей ВДНХ – за получение новых пород цесарок. Вот только было ему не занимать и… как бы это помягче выразиться… некоторых совсем не позитивных человеческих качеств, например, элементарной порядочности…
В этом месте я не могу не остановиться, ибо “de mortuis out bene, out nihil”, то есть “о мёртвых либо хорошо, либо ничего”. А, кстати, в течении какого времени этот фрагмент древнегреческой сентенции – запрете (в переводе на латынь) должна иметь силу?! До похорон умершего? В течение девяти дней после его смерти? В течение 40-ка дней? Года? Двух? А как быть с такими людьми, как Корнелий Сулла, Ирод Великий, Иван Грозный, Сталин, Гитлер? Тут остаётся лишь добавить: сентенция, цитированная выше, является начальным фрагментом древнегреческой сентенции, сформулированной спартанцем Хилоном в VI веке до нашей эры! Вот её полный текст на латыни: «De mortuis out bene, out nihil nisi verum», то есть «О мёртвых либо хорошо, либо ничего кроме правды». Подозреваю, подобное обрезание сентенции Хилона осуществили христиане. Не иудеи!
Впрочем, кузен Лёва был явно не Иродом Великим и тем более не Сталиным с Гитлером в придачу. Он был, в частности, одним из тех людей, которых по меткому определению мессира Воланда испортил квартирный вопрос. Вспоминается тут и Полиграф Полиграфыч Шариков, претендовавший на квадратные метры в квартире профессора Преображенского. В нашем же случае кузен Лёва, будущий профессор, причём совершенно полноценный, заявил о своих претензиях на квадратные метры в квартире дяди, приютившего его. Впрочем, до профессорства было ещё ой как не близко, а вот до суда рукой подать. Да к тому же и жениться племянничек решил со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами, а любимый дядя, ответственный квартиросъёмщик, совсем не собирался прописывать в своей квартире ещё и будущую жену племянника, ничего не зная о ней. Короче, племянник подал в суд на своего дядю, потребовав предоставить ему, Льву Натановичу Вейцману, отдельную комнату в полное его распоряжение. Это означало фактически, что в случае удовлетворения судом иска гражданина Вейцмана Л. Н. квартира из отдельной превращалась в коммунальную, а племянник становился также и соседом, имеющим право на отдельный лицевой счёт и получившим возможность, «никого ни капли не спросясь», прописывать на своих квадратных метрах кого угодно, включая законную жену. Словом, племянником относительно дяди, его очень любившим и приютившим, было совершено деяние, которое может квалифицироваться как откровенная подлость. Наша двоюродная сестра Аля деяние это так и квалифицировала, впоследствии говоря неоднократно: «Лёвушка способен на подлость!». Что ж, ни одно благодеяние не остаётся безнаказанным.
Папу едва удар не хватил при получении судебной повестки. В суд отец не явился, а иск Лёвы был удовлетворён. Поступок двоюродного брата имел последствия – как немедленные, так и в долгосрочной перспективе. Что касается немедленных, то они выразились в немедленном прекращении всяких отношений между дядей и племянником, естественно, по инициативе дяди. Что же касается вторых, то они растянулись на сорок с лишним лет и завершились 23 октября 1993 года, когда квартира после многих перипетий вновь стала отдельной.
Мне как-то довелось спросить двоюродного братца относительно сделанного им поступка. Он сказал, что моя мама (Лёва её терпеть не мог) вела себя как хозяйка и всюду лезла. Я весьма удивился такому ответу, весьма, кстати, неумному. Моя реплика на заявление родственника не заставила себя ждать:
– А мама – то и была хозяйкой!
Я мог бы ещё и добавить:
– А вот ты, Лёва, был примаком!
Но тогда не догадался.
Много лет спустя, в 1997 году, я посчитался с семьёю кузена Льва за совершённую им когда-то подлость. Всевышний восстановил справедливость, хотя и мне самому пришлось здорово поработать на неё.
Мой двоюродный брат всегда казался мне несколько странным и не очень умным. Он, в свою очередь, считал неумным меня, а мою маму и вообще дурой набитой. Когда пишутся эти строки, их обоих уже нет в этом мире. “De mortuis out bene, out nihil”. Прости меня, Господи, как-то не получается иногда следовать рекомендациям обрезанной сентенции спартанца Хилона!
