– Не бойся. Курица новейшей генной версии, а папайя только с ветки. С моих восточных плантаций. За последние два сезона – ни следа пузырчатой ржи.

– Но как…

– Замечаем болезнь – сжигаем само дерево и все соседние. А еще раздвинули санитарную зону до пяти километров. Плюс стерилизация ультрафиолетом – вполне хватает.

– Мм…

Толстяк показывает на лежащую на столе пружину:

– Гигаджоуль?

Хок Сен кивает.

– Продаешь?

Старик мотает головой:

– Продаю то, как их делают.

– И по-твоему, я куплю?

Скрывая волнение, Хок Сен пожимает плечами. Такие переговоры ему всегда давались легко – чувствовал себя как рыба в воде. Но раньше не мешало отчаяние.

– Не ты, так кто-нибудь другой.

Навозный Царь кивает, допивает из чашки, ему подливают еще.

– А ко мне зачем пришел?

– Ты богатый.

Толстяк хохочет, чуть не расплескивая кофе, – живот ходит ходуном, все тело так и трясется. Слуги, замерев, следят за каждым движением. Наконец успокоившись, он вытирает рот и мотает головой.

– Честный ответ, – говорит он и тут же серьезнеет. – А еще я опасный.

Хок Сен, поборов страх, начинает прямо:

– Когда все остальное королевство нас отвергло, ты дал нам убежище. Даже свои, тайские китайцы, были не так великодушны. Ее величество своей милостью позволила нам въехать в королевство, но приютил-то нас ты.

– Все равно эти башни никому больше не нужны.

– Ты один проявил сострадание. Вся страна – сплошь добропорядочные буддисты, но только ты дал нам кров, а не выгнал прочь за кордон. Если бы не ты – я бы уже не жил.

Навозный Царь ненадолго задерживает на нем взгляд:

– Мои советчики полагали, что я делаю глупость. Что мне это выйдет неприятностями с белыми кителями и ссорой с генералом Прачой. А может, и моим газовым делам навредит.

– Только ты с твоей влиятельностью мог пойти на такой риск.

– И чего же ты просишь за это маленькое чудо техники?

Хок Сен делает ход:

– Корабль.

Брови толстяка ползут наверх.

– Не деньги? Не нефрит и не опиум?

– Корабль. Скоростной парусник. От «Мисимото». Официально зарегистрированный, с разрешением возить грузы в королевство и по Южно-Китайскому морю. – Тут он делает маленькую паузу и прибавляет: – И твое покровительство.

– Хм… Хитрый желтый билет, – усмехается Навозный Царь. – Я-то думал, ты и в самом деле мне благодарен.

– Ты единственный, чьи связи позволят получить такие разрешения и права.

– Единственный, кто может поставить желтобилетника не вне закона, хочешь сказать? Единственный, кто убедит белых кителей разрешить желтобилетнику стать царем морей?

Хок Сен пропускает это мимо ушей.

– Твои предприятия освещают город. У тебя невероятный авторитет.

Внезапно Навозный Царь решает встать из кресла.

– Да. Верно. Так и есть.

Он ковыляет через всю крышу к самому краю террасы, замирает, сложив руки за спиной, обозревает город и говорит:

– Да. Думаю, есть еще рычаги, за которые я могу потянуть. Министры сделают как надо. – Тут он оборачивается к Хок Сену. – Много просишь.

– Предлагаю еще больше.

– А если еще кому-то продашь?

– Мне целый флот ни к чему. Хватит и одного корабля.

– Тань Хок Сен желает возродить свою морскую империю в Тайском королевстве, – провозглашает толстяк и тут же резко спрашивает: – А вдруг ты уже продал?

– Могу только поклясться, что нет.

– Предками? Духами твоей семьи, которые рыщут по Малайе?

Хок Сен нервно переступает с ноги на ногу.

– Да.

– Покажи, как оно работает.

Старик удивленно поднимает брови:

– Разве еще не начали заводить?

– Так покажи сам.

– Опасаетесь западни? Думаете – бомба с лезвиями? Ну нет, я не в игры пришел играть, а за делом. – Он смотрит по сторонам. – Не могли бы вы позвать закрутчика? Давайте вместе поглядим, сколько джоулей он туда зарядит. Закрутите и сами все увидите. Но только очень осторожно – она не такая эластичная, как обычные пружины, – у нее свой скручивающий момент. Ронять нельзя. – Хок Сен машет молодому слуге. – Эй, ты, ставь в мотальный станок, посмотрим, сколько джоулей сможешь в нее впихнуть.

Тот нерешительно смотрит на Навозного Царя, получает добро и устанавливает коробочку с пружиной в похожее на велосипед устройство.

В деревьях шелестит легкий морской ветерок.

Тут Хок Сена снова охватывает беспокойство. Баньят заверил его, что это хорошая пружина, прошедшая контроль, а не из тех, которые всегда ломаются, едва начинаешь заводить; сказал, из какой именно кучи брать. Но теперь, когда слуга уже готов налечь на педали, его гложут сомнения: если он ошибся, если ошибся Баньят – а тот погиб под ногой обезумевшего мегадонта и подтвердить – в последний раз – не успел… Правда, Хок Сен и так был уверен… И все же…

Началось. Старик замирает. У слуги на лбу проступают капельки пота. Чувствуя необычное сопротивление, он удивленно смотрит на Навозного Царя и его гостя и переключает скорость. Педали вертятся – сперва медленно, потом быстрее. Нажимая на них все сильнее, юноша постоянно подстраивает передачу – заряжает и заряжает пружину энергией.

Толстяк задумчиво произносит:

– Я знал человека, который работал на твоей фабрике – несколько лет назад. Он так богатствами не разбрасывался, своих собратьев-желтобилетников так не обхаживал. – И, помолчав немного, продолжает: – Я, конечно, понимаю, что его ради часов убили белые кители – избили и обчистили прямо на улице за то, что вышел в комендантский час.

Хок Сен только пожимает плечами, а сам гонит от себя воспоминания о человеке, который кровавым мешком лежит на мостовой, умирает и просит помочь.

Навозный Царь глядит на него многозначительно:

– И вот теперь ты работаешь на ту же компанию. Не похоже это на случайное совпадение.

Старик молчит.

– Собакотраху стоило бы быть поосмотрительнее. Опасный ты человек.

Хок Сен решительно мотает головой:

– Я лишь хочу вернуть себе то, что когда-то имел.

А слуга по-прежнему крутит педали, заправляет джоули, втискивает в маленькую коробочку все больше и больше энергии. Навозный Царь старается не показывать удивление, но смотрит, широко раскрыв глаза: любая другая пружина того же размера давно бы перестала заводиться. Велостанок протяжно скрипит.

– Этот всю ночь будет ее накручивать. Тут нужен мегадонт.

– Как так выходит?

– Новая смазка – позволяет сворачивать металл гораздо туже, причем тот не переклинивает и не лопается.

– Потрясающе…

– Если скручивать более подходящей силой – с помощью мегадонта или мула, – переход калорий в джоули выйдет почти стопроцентный.

Навозный Царь глядит, как слуга вращает педали, и улыбается.

– Проверим мы твою пружину. Если отдает энергию так же хорошо, как принимает, – будет тебе корабль. Неси чертежи с документами. Вот с такими люблю иметь дело. – Он приказывает подать выпивку. – За нового партнера!

У Хок Сена будто гора с плеч падает. В первый раз за долгое время, прошедшее с тех пор, как в переулке его руки залила кровь, как тот человек просил, но не получил пощады, старик чувствует вкус спиртного, и ему это приятно.

Джайди вспоминает, как впервые увидел Чайю. Он только что закончил бой, один из своих первых, с кем именно – уже позабыл, но как сходит с ринга, как его поздравляют, говорят, что в движениях превзошел самого Най Кан Тома[65], – сейчас представляет очень ясно. Тем вечером они с друзьями выпили лао-лао и высыпали на улицу – хохотали, гоняли мяч для сепак такро, куролесили, наслаждались победой и жизнью.

Тогда-то и повстречалась ему Чайя: она закрывала ставнями фасад родительского магазинчика, где продавались бархатцы и недавно восстановленный жасмин для храмовых церемоний. Он улыбнулся ей. Девушка посмотрела на пьяную компанию с неприязнью, однако Джайди пронзило острое чувство, будто они были знакомы в прошлой жизни и наконец встретили друг друга – свою любовь и судьбу.