Потому что если этому идиоту всё равно, держать взаперти живую пленницу или её труп – то мне тем более плевать на его планы!

Ужин я игнорирую так же стойко, как и обед, хотя в животе завывает уже так, что даже Катерина, притащившая очередной одёжный чехол, опять не выдерживает:

– Ну хотите, я хотя бы булочку вам принесу? Лина, ну нельзя же так!

– Скажите вашему Глебу Борисовичу, что если он так хочет меня видеть, то пусть придёт сюда сам. Я к нему идти не собираюсь! – отрезаю я и, отвернувшись к стене, накрываюсь одеялом с головой.

Однако не успеваю насладиться дурацким триумфом, как меня словно обдаёт тем самым холодным ливнем за окном: а, что, если он и правда придёт? Вот прямо сюда, в эти четыре стены? Например, среди ночи? Но не ограничится, как во сне, молчаливым разглядыванием моей кровати и дыханием в шею?

Вскакиваю. Суетливо, с тревогой отмечая, как подкруживается от голода голова, умываюсь и собираю волосы в косу.

Ладно, я приду, как велели их высочество. Но не потому, что сдалась. Просто узнать, что у него в башке, это и в моих интересах тоже!

А в знак протеста и несломленной воли я игнорирую навязанный дресс-код и, даже не заглядывая в принесённые Катериной одёжные чехлы, просто надеваю домашние брюки с туникой, в которых ходила предыдущие дни.

Ещё только спускаясь по широкой лестнице, с каждым шагом всё больше замедляюсь: передо мной большая гостиная, лаконичная, современная, но уютная. И совершенно безлюдная.

Может, столовая где-то в другом месте? Только у кого спросить? Звать на весь этаж Катерину не хочу, бегать с этажа на этаж, как потерявшаяся первоклашка тоже не собираюсь.

Осторожно прохаживаюсь по гостиной, заглядываю в одну из ведущих из неё дверей и обнаруживаю столовую – вот и большой стол, и барный островок, а там, за простенком, кухня. Но снова ни единой души и ни намёка на ужин.

Мгновенно вскипаю, чувствуя себя обманутой дурочкой. Это что, шутка такая, типа смешная, да? Приказать спуститься, но самому не явиться. Хорошо, хоть не стала переодеваться в нужную одежду!

В гневных мыслях разворачиваюсь, чтобы немедленно уйти… и врезаюсь в стоящего прямо за моей спиной охранника. Взвизгиваю, отскакиваю. Прижимаю руки к груди, пытаясь продышаться от резкого испуга. Как он умудрился так бесшумно подойти?!

– Глеб Борисович ждёт вас, – ведёт рукой охранник. – Я провожу.

Так хочется ругаться матом в эту бездушную спину в форменном чёрном… но я не умею матом – это раз. И снова не нахожу смелости перечить – это два.

Поэтому послушно иду следом, даже не сразу заметив, что направляемся-то мы в то самое крыло, куда, со слов Мариэль, без особого приглашения «хозяина» мне ходу нет.

Попадаем в тот самый холл с панорамной стеной, за которой сейчас ливень поливает одинокий черный столик на пустой террасе. Я невольно заглядываюсь на рябую от дождя реку и буйный ветреный лес над нею – как же всё-таки красиво!

И как же тонко эта красота подчёркивается нарочито лаконичным интерьером, который теперь вовсе не кажется мне бездушным. Он просто словно… невидимый. Он как бы есть – дорогой, стильный, функциональный, но его как бы и нет. А на первом месте, за огромной стеклянной стеной – живая природа, её необузданное буйство и власть.

Минуем холл, заходим в малоприметную, прочти слившуюся с каменной стеной дверь. Несколько ступенек вниз, узкий коридор с панорамной стеной с одной стороны и одной закрытой дверью с другой. Снова несколько ступеней вниз, и снова дверь, но не сбоку, а прямо перед нами.

И едва охранник открывает её, жестом пропуская меня вперёд, как на меня тут же обрушивается шквал свежего, пахнущего дождливым лесом ветра. Я невольно щурюсь от водяной пыли и, обхватив себя руками, шагаю в проём. И замираю.

Передо мной терраса, если её вообще можно так назвать, потому что практически всю её площадь, не считая укромного, спрятанного за стеклянной стеной от ветра и дождя пятачка, где стоит сервированный на двоих столик и неширокого парапета по всей левой стене занимает… бассейн!

Передний борт его полностью прозрачный, и от двери мне кажется, что вода бесконечным водопадом вытекает прямо в лес.

Ветер беспрепятственно гуляет по всей террасе, хлопает навесным тентом над головой, гонит волну по лазурной воде, приносит густую дождевую пыль и сочный, пахнущий грозовой хвоей озон.

Я плотнее обхватываю себя руками, ёжусь. Зябко. И мокро. Не для домашнего костюмчика из тонкого трикотажа погодка, точно.

У самого дна бассейна замечаю разбитый рябью волн силуэт человека – он скользит вдоль переднего стеклянного борта, как будто любуется лесной панорамой из-под воды. Но вот, словно почуяв моё присутствие, он мощно взмахивает руками и выныривает.

Стряхнув с лица воду, окидывает меня насмешливым взглядом и плывёт к парапету у левой стены. Игнорируя ступени, упирается в него ладонями и одним ловким прыжком выталкивает себя из воды.

Высокий, мощный и мускулистый. Идеальный, как древнегреческий бог. Невольно залипаю на ручейках, весело стекающих по его лицу, плечам, гуди, животу… Но спохватываюсь, и резко отвожу взгляд. Дыхание перехватывает, на щёки густо наползает жар.

А Глыба, как ни в чём не бывало разворачивается лицом к лесу и раскрывает руки, с наслаждением поставляя тело холодному мокрому ветру и дождю. И всё бы ничего… если бы сам он при этом не был полностью голым!

Стою, обхватив себя руками, не смея поднять глаза от пола, а взгляд, так и тянется, словно примагниченный…

Изредка срываюсь, подглядываю исподлобья, ещё больше вспыхивая от вида этих крепких поджатых ягодиц, мускулистых ног, широченных плеч и раскинутых словно крылья сильных рук, и что-то такое непонятное происходит во мне самой – словно ёжусь я вовсе не от холодного мокрого ветра.

Так, засмотревшись, и пропускаю момент, когда Глеб решает наконец повернуться ко мне. И в тот миг, когда вместо крепких ягодиц вижу вдруг тёмный треугольник курчавого лобка с беззастенчиво белеющим на его фоне членом…

Я даже пячусь, хотя и не осознаю этого, просто чувствую вдруг спиной стену.

Взгляд снова в пол, но, – Боже, да что со мной происходит? – как же тяжело не поднять его снова, словно это мерно покачивающееся в такт неторопливым шагам хозяйство, обладает гипнотической силой.

Нет, я не ханжа, какая-нибудь, и не Маугли. Больше того – изучала анатомию по школьной программе, а приезжая в гости к отцу, однажды обнаружила в истории поискового запроса своего телефона подборку порнороликов… Просто общая домашняя сеть – моя и отца. Ну, возможно, Олег тоже имел к ней доступ. Во всяком случае, мне проще думать, что это именно помощник «наследил», а не отец…

Не суть. Я лишь хочу сказать, что не впервые вижу мужской член. И даже знаю, что им делают. И что делают с ним – тоже. И может, именно от этого мне сейчас так… жарко?

– Замёрзла что ли? – словно из тумана слышу спокойный, с ноткой насмешки голос.

– Вовсе нет! – упрямо вскидываю голову, нахожу взглядом переносицу извращенца и пялюсь в неё неотрывно, боясь даже моргать. А для пущей убедительности, разжимаю руки, демонстративно свободно засовывая их в карманы своих лёгких трикотажных брючек. – Мне вообще нравится, когда прохладно.

Глеб сдёргивает с поручня полотенце, мощно и резко растирается и отбрасывает его прямо на пол. Проходя мимо меня, загадочно дёргает бровью:

– Мне тоже нравится, когда тебе… прохладно.

И до меня доходит! Снова обхватываю себя руками, пряча ещё не мокрый, но уже влажно облепивший грудь тонкий белый свитшот, из-под которого предательски просвечивают ореолы окаменевших острых сосков.

– Вы ведёте себя возмутительно! – беспомощно бросаю вслед негодяю.

Он подхватывает со спинки стула чёрный махровый халат и, надевая его, снова бесстыдно разворачивается ко мне всей своей наготой.

– В самом деле? – окидывает меня взглядом, едва уловимо кивает кому-то у меня за спиной. – И что же конкретно тебя так во мне возмущает?