– Нет, – вновь звучало отрицание, когда дедушка закончил цитировать.

– Хорошо, ну а Гагарина ты знаешь? – пошёл дедушка на крайние меры.

– Да, Гагарина я знаю.

Дед, будто бы принимая моё согласие, цитировал далее:

– «Вся моя жизнь кажется мне сейчас одним прекрасным мгновением…» – всё по известной речь первого космонавта, что разошлась, была растащена на большие и малые цитаты.

К концу монолога на устах у Юрия Александровича проступила улыбка.

– А вот это кто написал? «От чего луна так светит тускло…» – и Юрий Александрович вместе с автором ушёл путешествовать словами и строчками по садам и стенам Хороссана.

Дедушка читал эмоционально, повысив голос, выделяя начало и конец предложений, будто на большую аудиторию декламировал.

– Не слышал такое стихотворение? – поинтересовался он, глядя на внука сквозь блестевшие стёкла очков.

Я опять сел на своего конька, отрицательно покачав головой.

– Это Есенин написал, – пояснил после секундной паузы дедушка, – ну что ж, придётся нам с тобой пока вы у нас гостите, учить стихотворения и книжки читать.

На бурные голоса мужчин пришли женщины:

– Вы чего раскричались? – поинтересовалась бабушка.

Её непослушные завитушки волос топорщились из-под белого платка, повязанного на голову в виде косынки и сбившегося после трудов на кухне.

– Мы читаем стихотворения, – пояснил за всех Юрий Александрович.

– Какие? Евтушенко? – продолжала допрос бабушка.

– Можем и Евтушенко.

– Прочтите, прочтите – захлопала в ладоши от предвкушения Лена и тут же сходу плюхнулась на диван рядом со мной, слушать.

Дед, чуть-чуть подождал, смерил взглядом аудиторию, устроившуюся в комнате, чтобы послушать стихотворения. В нависшей тишине яростно билась в окно муха, в попытках улететь на улицу. Видимо, ей людское общение не нравилось. После театральной паузы дедушка начал нараспев:

– «Благословенна русская земля…», – когда дед читал стихотворение, все присутствующие в комнате притихли и слушали с великим вниманием.

Мне представлялся труженик, тот самый, чей прототип я наблюдал из окна, пока ехал сюда в поезде. Вот я смотрю поутру в окошко вагона, а там, в окошке, пока все спят, стоит колхозник в поле. Этот колхозник «вышел рано на заре и поразился вспаханной земле за эту ночь его руками поднятой…» Вот она деревенская лирика, вот он поэт-почвенник.

Стихи Евтушенко лились из уст дедушки и неожиданно кончились, так же певуче с одной стороны, с другой стороны резко, как и начались.

– А патриотическое? – попросил внук деда, – у Евтушенко были патриотические стихи?

– Да у него есть патриотические стихотворения, – поправила сына мама.

– У него все стихотворения патриотические, – заверил Юрий Александрович, – вот которое я прочитал, разве оно не патриотическое? Поэт выражает свою любовь к Родине, родной земле, к труду.

– Нет, – опять запротестовал внук, – я хочу, чтобы там было про нас, про русских, про советских.

– Хорошо-хорошо, – поднял руки, сдаваясь, Юрий Александрович, – вот тебе и про нас…

И начал:

– «Мы русские. Мы дети Волги…»

– И Москвы-реки, – выпалил я со своего места в помощь.

Дедушка на мгновение прервался, посмотрел на меня, блеснув стеклами очков, улыбнулся и подтвердил:

– Да, и Москвы-реки, и Вятки, и Унжи, – а затем продолжил читать.

После прочтения стихотворения в комнате повисла тишина, в которой слышны лишь были поскрипывания деревянных стульев, на которых сидели Юрий Александрович и наш папа, да опять же продолжала биться, пытаясь пробить собой стёкла и улететь в благоухающий яблоками, грушами и ещё какими-то невиданными запахами оазис цвета и листвы, муха. Дедушка закончил паузу, обратившись к внучке и внуку:

– А знаете ли вы, дети, сколько у нас в стране разных народов живёт?

Я вспомнил карту Советского Союза, которую видел в атласе дома. На карте были очерчены границы СССР и показаны республики, входящие в состав Союза. Самая большая по территории республика была РСФСР – Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика. Существовала и более хулиганская расшифровка этой аббревиатуры: «Ребята, смотрите, Федька сопли распустил!» Однако, эту расшифровку я предпочитал не произносить, лишь только помнить. На каждой из территорий республик на карте были изображены мальчик и девочка в национальных костюмах, милые улыбающиеся кругляши. С запада к РСФСР примыкал целый конгломерат республик: Эстонская ССР, Латвийская ССР, Литовская ССР, вместе с Калининградской областью выходили на берег Балтийского моря. Я даже чуть прикрыл глаза, представляя себе карту. Далее, чуть ниже, оканчиваясь выходом к Черному морю, кружево плели территории Белорусской ССР, Украинской ССР, которая, как раз, к Чёрному морю и выходила, Молдавской ССР. На всех этих территориях карта изображала всё тех же мальчика с девочкой в национальных одеждах. Далее, через аппендикс, Краснодарского края, кружева продолжались Кавказскими республиками: Грузинской ССР, Армянской ССР, Азербайджанской ССР. А через пролив Каспийского моря гордо раскинулись территории Казахской ССР, Узбекской ССР, Туркменской ССР, Таджикской ССР и Киргизской ССР.

«Как же их много», – думал я, пытаясь судорожно сосчитать все народы, живущие в Союзе.

Видимо, тем же занималась и сестра. Я это понял, когда она быстро выкрикнула:

– Пятнадцать! Пятнадцать народов, дедушка!

Я посмотрел на деда, на родителей, на бабушку и согласился:

– Пятнадцать…

– Пятнадцать? – играя, округлил дед глаза, – ну давайте вместе считать, загибая пальцы.

При этих словах Юрий Александрович выставил вперёд руку и начал вместе с внуком и внучкой загибать пальцы на свою шершавую мозолистую ладонь.

– Русские, раз, – «раз», то есть счёт дети с дедушкой повторяли хором, – белорусы, два, украинцы, «три», – так счёт продолжался, а Юрий Александрович, и мы называли и считали следующие народы: узбеки, казахи, азербайджанцы, татары, армяне, таджики, грузины, молдаване, литовцы, туркмены, киргизы, немцы…

– Дедушка, так немцы в ГДР и ФРГ живут…

– И у нас они тоже есть, – примиряюще поднял руки дед, и затем продолжил счёт, – …немцы, ненцы, чуваши, латыши, башкиры, мордва, поляки («А поляки в Польше!»), эстонцы, чеченцы, удмурты, марийцы, авары, осетины, лезгины, корейцы, каракалпаки, буряты, кабардинцы, якуты, болгары, даргинцы, греки, коми, кумыки… – Юрий Александрович считал и считал, остановившись на счёте «пятьдесят» или «шестьдесят», а потом дополнил, – и ещё много и много разных народов.

Наступила опять пауза. И в эту паузу, как маленькая мышка успел втиснуться я, со своей просьбой:

– Дедушка, а завод покажешь?

– Интересно тебе?

– Очень.

– Тогда обязательно покажу.

***

Массивные своды новеньких строящихся зданий, крыши и опоры которых тянулись к небу, как руки поднимающегося из ямы фундамента гиганта действовали завораживающе. Суета нескольких тысяч людей на строительной площадке и вокруг неё напоминала огромный муравейник, где каждый из муравьёв знал, что ему делать и что от него требуется.

Юрий Александрович пообещал внукам, что обязательно сводит их на завод, где работает сам. И вот, в один из дней, эта экскурсия воплощалась в реальность. Сейчас, стоя всей семьёй чуть в стороне от асфальта дороги, по которой сновали машины, строительная техника, проходили в организованных группах и по одиночке рабочие, транспортировались грузы и строительные материалы, экскурсанты поражались размаху стройки. Казалось, здесь весь город собрался и был погружен в скрежет, лязганье, рёв моторов, стук отбойных молотков, жужжание болгарок и прочего строительного шума.

– Ну как, впечатляет? – присел рядом со мной папа.

– Да.

– А вот здесь котельная строится, – указал рукой Юрий Александрович на здание с длинной кирпичной трубой.

– А что это за котельная, дедушка? Что там делают?

– На котельной вырабатывают тепло, – многозначительно поднял вверх палец дед, – Всё это требуется для завода. Энергетика – важная отрасль. Кстати, а чуть подальше, – показал он рукой вглубь строительной площадки, строится ещё одна котельная, которая будет питать соседний завод, – здесь он указал куда-то в сторону, за ограду строительной площадки, – и частично городские дома.