– Если тебе не нравится мое общество, то я мигом исчезну, не стану портить ваше веселье, – огрызнулся Андерс.

– Ну, вот, сразу в бутылку полез. Я же с тобой по-хорошему хочу. Как ты там, на новом заводе?

– Да все пока в порядке, осваиваюсь, вхожу в курс дела. Ты меня извини, брат, мы потихоньку, незаметно ускользнем, нам добираться в Темиртау добрых три часа, а завтра на работу рано.

– Ладно, не сердись на меня. Кстати! – вдруг вдохновился Фред. – Я хочу познакомить тебя с Люсей, она по мужу Маше дальней родственницей приходится, ей тоже в Темиртау добираться. И она тоже, как и ты, без супруга, – ехидно добавил он.

Андерс уже давно краем глаза заметил молодую женщину в дальнем углу на противоположном краю стола. Она сидела с маленьким сыном и не принимала участия в общем шумном веселье. Несколько раз их взгляды встретились, и в них промелькнуло некое понимание: они оба – случайные, инородные тела на этом празднике жизни. Люди пришли, чтобы привычно, как следует, наесться от пуза, напиться от горла, наговориться и насмеяться, чтобы потом было что вспомнить. А эти сидят под косыми взглядами и мешают общему безудержному веселью.

– Люся – она протянула тонкую руку.

В ее по-детски забавном имени, в тонкой фигуре, в грустных темных глазах Андерсу почудилась трогательная незащищенность.

– Так нам с вами по пути? – Люся озорно улыбнулась, и сразу пропала грусть, они почувствовали себя школьниками, сбегающими втихомолку со скучного, тягостного урока.

Автобус до Темиртау был переполнен, и так случилось, что Андерс с маленьким Витей на коленях оказался на переднем сидении, а Люба с тетей Люсей устроились сзади. Дорога была долгой, и Андерс рассказывал Вите сочиненную экспромтом сказку про злого колдуна, который никого не слушался, плохо себя вел, не чистил зубы по утрам и не любил волшебных слов: спасибо, пожалуйста и доброе утро.

– С тобой такого не случается? – каждый раз спрашивал он Витю, и тот честно мотал головой.

В Темиртау на автостанции они распрощались. Люсе нужно было добираться до дому трамваем, три остановки, а Андерсу с Любашей – пешком, совсем рядом, и договорились как-нибудь повстречаться, побывать друг у друга в гостях. Подошел трамвай, Люся, подхватив сына, легко вскочила в открывшуюся дверь, и Андерс понял вдруг, что она красива – тонкой, загадочной, манящей красотой. Но ведь у нее есть муж, да и сам он женат, и, похоже, что никуда ему не деться от жены, достанет она его.

Летом он определил Любашу в пионерский лагерь. Березняки были в тридцати километрах от города, и в субботу утром, наскоро сверстав неотложные дела на заводе, Андерс садился на свой спортивный велосипед. Любаша уже ждала его в воротах лагеря.

– Пап, ну почему так поздно? Ко всем уже приехали утром, и я уже целый час жду тебя.

– Ну, извини, Любаша, у меня со вчерашнего дня накопилось много несделанной работы, пришлось сегодня на заводе доделывать.

Они шли гулять в близлежащую рощу, и Любаша рассказывала о своих немудреных детских делах. Мальчишки задираются, дразнятся, на обед и на ужин все время каша и противный мутный компот, в туалете грязно и воняет, и вообще она соскучилась по бабушке, там лучше.

– Давай, ты, папа, заберешь меня и поедем к бабушке, я уже говорила с пионервожатой, она сказала, что если папа захочет, то можно отпустить.

– Ну, потерпи еще немного, осталось девять дней, ты же умеешь преодолевать трудности? Ты же пионерка, а пионеры никогда не сдаются.

– Сейчас еще скажешь – “бороться и искать, найти и не сдаваться”, – обиделась Любаша.

– Ну, ладно, не ворчи, ты же не гном Ворчун. В следующую субботу заберу тебя, и до конца лета будешь у бабушки. А сейчас – вон уже горн к обеду. Давай прощаться, я поехал.

Андерс гнал на велосипеде домой и убеждал себя, что пионерский лагерь – на пользу дочери. Она загорела и поздоровела. И вообще, нужно пройти через это – спать в палатке, ходить в походы, общаться со сверстниками. Это еще один урок жизненной школы.

Дорога домой шла мимо Люсиного дома, и он не мог не остановиться, не зайти на пять минут. В его квартире, на улице Калинина, была пустота и тоска, а Люся была дома, поила его, пыльного и потного, чаем с вареньем от бабушки Мокрыны, из Мерке, это самый юг, в предгорьях Ала Тау. Все было по-дружески и немного по-родственному. Муж Анатолий дома бывал редко. Он работал следователем областной прокуратуры и мотался по своим следовательским делам по селам и аулам.

Это была странная семья. Еще когда Люся училась в институте в Алма Ата, за ней, юной красавицей из маленького селения Мерке, стал усиленно ухаживать аспирант кафедры, некто Валерий Павлович. Он был звездой кафедры. Холеный и нагловатый красавец, не знавший отказа у студенток, натолкнулся на упорное сопротивление этой провинциалки, и вся кафедра с интересом наблюдала за разворачивающейся драмой. Люся видеть не могла столичного хлыща и демонстративно выбрасывала на помойку роскошные букеты, которые Валерий Павлович посылал в студенческое общежитие. За Валерия Павловича вступилась общественность, и Люсе настойчиво-вежливо говорили в комсомольском бюро, что Валерий Павлович – гордость нашего института, и ее вызывающее, недостойное поведение бросает тень… И тогда, чтобы раз и навсегда избавиться от закусившего удила ухажера, на предпоследнем курсе Люся выскочила замуж. Очкастый Анатолий учился на юридическом факультете и был душой студенческих компаний, играл шлягеры на гитаре и аккордеоне, и ни одна студенческая сходка не обходилась без него.

В наскоро образовавшейся семье была договоренность – они не мешают друг другу жить, без скандалов и нравоучений, но соблюдают внешнюю благопристойность. Анатолия это устраивало, он, любитель свободы, отлично чувствовал себя в бесконечных командировках, а его сердечные дела не интересовали Люсю. Она была поглощена интересной работой в лаборатории на химзаводе, подготовкой кандидатской диссертации, подрастал сын, работа по дому. Не давали скучать и заводские друзья, вместе учились в институте, они любили завалиться к Люсе и устроить пирушку с сухим болгарским вином Гмза или вытащить ее на остров на местном водохранилище, с ночевкой в палатках. А этот, свалившейся на ее голову родственник, всегда печальный, как тень отца Гамлета, был неким исключением. Ну, приходил временами, ну приезжал иногда на своем велосипеде, ну и что? Рыжий дылда, не похожий на ее химических друзей. Она постепенно привыкала к нему и даже находила общее между ними обеими – неустроенность в семейной жизни.

Зимой они с Любашей по субботам приходили к тете Люсе в гости, каждый раз – с сюрпризом для Витьки, купленном в детском магазине, – диапозитивы для Витькиного диапроектора. Завешивались одеялами окна, включался проектор, на белой стене появлялся Буратино в красном колпачке. Андерс в лицах и с выражением читал надписи к диапозитивам, и Витька тихонько верещал от восторга. За спиной у Андерса неслышной тенью перемещалась Люся, в легком халатике, она на кухне готовила чай для всех, с вафельным тортиком.

– Ну, всё, – говорила она, – чай готов, все – на кухню.

В этой домашности и в неустроенности обеих семей для Андерса была запретная томительность, с которой нужно было бороться. Впрочем, скоро, уже скоро он с дочерью сбежит в свой город мечты от постылой жены. И от этой запретной томительности тоже.

Мысли вслух

За двадцать пять лет через наши руки прошло около тысячи детей. Первые выпущенные нами шестилетки стали уже совсем взрослыми. Спустя годы со многими из них сохранились теплые отношения, традиционными стали встречи выпускников. Все они успешны в жизни и с теплотой вспоминают годы, проведенные в “Апельсине”. Нам не безразличны судьбы наших учеников, и мы стараемся сделать их пребывание в Апельсине необычным, интересным, запоминающимся.

6