Брендану тоже было за двадцать. Белокурый парень, по моему убеждению, красавец, который все делал с эдакой ленцой.

Ему осталось всего ничего до диплома инженера, но, перед тем как всерьез заняться карьерой, он собрался устроить себе долгий отпуск в Италии.

Ах, как бы нам с Ривкой хотелось, чтобы они поехали в пустыню Негев, в «наш» кибуц. Они бы рассказали, вышло ли что-нибудь из той затеи с фермой по выращиванию гладиолусов и на ком в итоге женились Шимон с Довом. Брендан с Лидой могли бы влюбиться друг в друга на романтическом фоне красных скал и долин. Они бы поженились и подарили нам с Ривкой троих общих внуков. Молодая семья полгода бы проводила в Америке и полгода в Ирландии.

Случались, знаете ли, и более странные вещи. Как, например, то, что обе наши матери оказались вполне здравомыслящими пожилыми женщинами, с которыми хочется разговаривать, а не хитрить и притворяться, – бывают же чудеса!

И хотя мы с Ривкой иногда тоскливо вздыхали, когда слышали по радио песни, поставленные в эфир в честь тридцатилетия чьей-то совместной жизни, или видели пышное празднование в гостинице, сложившееся положение вещей нас по большей части устраивало.

Нам немного за пятьдесят, мы ухожены и одеты лучше, чем в свои двадцать пять, и все еще привлекательны. Решись мы вернуться на рынок невест, у нас были бы неплохие шансы. Но нам это ни к чему, у каждой есть любимая работа, ребенок, в котором она души не чает, испытанная десятилетиями дружба, где нет места ни тайнам, ни обманам, а также мудрость осознать, что такая крепкая дружба – редкость.

Я где-то вычитала, что радость человека удваивается, если он понимает, как ему повезло ее испытать. Если бы у каждого на пальцах красовалось по огромному бриллианту или все, как один, закаты были багряно-золотыми, мы бы не ценили ни того ни другого. Точно так случилось и с нами.

Я иногда выступаю с небольшими лекциями; так, ничего серьезного, либо в благотворительных целях, либо в рекламных – для продвижения компании Макса. Либо и в тех и в других разом. За прошедшие годы я усвоила, что есть две темы, которые неизменно цепляют внимание аудитории: первая – как легко сбросить пять фунтов перед отпуском, вторая – созидающая сила дружбы.

С пятью фунтами все просто. На завтрак и ужин нужно есть экзотические фрукты, вроде манго и папайи, а на обед – жареную рыбу или курицу маленькими порциями. Я разбавляю лекцию смешными историями про то, как не удержалась и в один присест умяла целую коробку печенья с шоколадной крошкой или ведерко мороженого. Публике нравится.

Но еще больше ей нравится слушать о моей лучшей подруге Малке. Я зову ее так, хотя ее настоящее имя Морин. Я рассказываю, что мы познакомились в кибуце и до сих пор дружим, что любовь приходит и уходит, а дружба остается. Что дружба в некотором смысле лучше любви, бескорыстнее. Вас не огорчает, если у друга есть еще друзья, вы даже приветствуете это. Но вы будете решительно возражать против того, чтобы у предмета вашей любви появились другие возлюбленные, и сделаете все возможное, чтобы положить этому конец.

Я вижу, как аудитория одобрительно кивает.

О Малке я всегда рассказываю с улыбкой.

Мы разделили множество прекрасных мгновений после той случайной встречи в кибуце. Моя мама считала Малку славной еврейской девушкой и даже подумать не могла, что она родом из городка полоумных католиков, которые поклоняются какому-то затерянному в лесах источнику. Вы бы только его видели! Берегите дружбу, говорила я, а потом убедительно расписывала преимущества поездки в отпуск с подругой, а не с супругом.

Если ваш супруг не хочет ходить по выставкам и магазинам, сидеть на пьяцце, или площади, рассматривать прохожих и придумывать про них истории, то в отпуск лучше отправиться с подругой.

Когда я начала работать на семейную фирму Макса, он то и дело восхищался, как я управляюсь со всеми этими художественными турами, уроками живописи, дамским бридж-клубом и собраниями читательских групп. Действительно восхищался, но как будто бы со стороны и с трезвой головой.

Видите ли, оглядываясь назад, я понимаю, что Макс не любил меня по-настоящему – той любовью, о которой пишут книги, поют и мечтают. Но я никогда не думала, что он любит кого-то другого. Говорила себе, что у него просто может быть слабый сексуальный аппетит, не в пример ирландскому мужу Малки. Нет, я не сомневалась, что никого другого он не любит, просто наш брак рассматривает как своего рода деловое сотрудничество. Такой уж он человек.

Какое-то время я думала: стоит приложить больше усилий, сменить гардероб, похудеть, заискриться живостью – и любовь в муже проснется. Как ни странно, именно Малка убедила меня, что так это не работает. В противном случае все стройные, ухоженные и искрометные люди были бы очень счастливы, а мы знаем – поскольку видим их вокруг себя, – что большинство из них совершенно несчастны.

Малка повторяла, что я та самая умная умница, которая то ли как светлая пуговица, то ли как пестрая курица – и еще с десяток безумных ирландских фразочек. Они оказались настолько убедительными, что я набралась самонадеянной уверенности почти во всем. Оглядываясь назад, могу сказать, что большую часть жизни была счастлива.

Не была я счастлива в те годы, когда мама наседала на меня и пилила по поводу замужества. А еще когда едва не довела себя до истощения: ничего не ела и вкалывала по десять часов в офисе, после чего спешила на очередное торжественное мероприятие – тогда я счастлива не была.

Но когда родилась Лида, моя раскрасавица-дочь, вот тогда я испытала настоящее счастье – и до сих пор в нем пребываю. Я завела блокнот, куда записывала все поступки матери, которые меня когда-то раздражали и безмерно огорчали, и старалась таких поступков избегать.

Но мир изменился.

Представьте реакцию Лиды на мою просьбу определиться с мужем, пока она не вышла в тираж.

Только представьте! Да легче вообразить себе жизнь на другой планете.

И удивительное дело – примерно в это же время мама изменилась, стала нормальным человеком, накопившим изрядно жизненной мудрости. В моей молодости она определенно не была ни нормальной, ни мудрой (а мне бы это тогда не помешало), но все же здорово, что она обнаружила в себе эти качества в более позднем возрасте.

Малка сказала, что с ее матерью случилось то же самое: после рождения внука она успокоилась, хотя я никогда не считала, что у миссис О’Брайан такой уж дурной нрав. Она, конечно, отличалась суеверностью и, как все люди ее возраста, переживала, что про нее скажут или подумают в Россморе, но в целом была милейшей женщиной.

Правда, Малка говорила, что с ужасом вспоминает то время, когда миссис О’Брайан была помоложе. Видимо, это поколение с возрастом менялось к лучшему.

Хорошо хоть с Бренданом Малке повезло – не сынок, а сокровище, – муж-то жестоко обманул все наши ожидания. Было очень здорово, когда они с Бренданом приезжали ко мне на несколько недель. Деклан, ее гулящий муженек, тогда гулял со школьной секретаршей Эйлин. Когда Малка только приехала, она была совершенно раздавлена и все время плакала. Она сказала, что дома не пролила ни слезинки: не хотела, чтобы золовки и свекровь радовались, видя ее сломленной. Но подруга плакала у меня на кухне и в саду, пока мы смотрели, как дети резвятся в бассейне, плакала, когда мы выбрались одним вечером в бар с живой музыкой и пианист заиграл «Blue Moon»[6], которая раньше была их с Декланом песней.

– Я и подумать никогда не могла, что он увлечется другой женщиной, – сказала она сквозь слезы. – Он всегда говорил, что я для него одна-единственная. Думала, если и разойдемся, то только из-за выпивки. Считала, он сам не знает, что ему всего дороже: я или барная стойка в «Каллахансе».

Я похлопала подругу по руке и протянула ей бумажные платочки. Сейчас было не лучшее время признаваться Малке, что ее суженый подкатывал ко мне все три вечера перед их свадьбой.