Она что-то еще лепетала, а Игорь уже подскочил и старался оттащить девушку от своей жены. Приподнял и усадил на кровать. Ролли подошла к ней и спросила:
– Кто вы? Почему вас хотят выдать военным?
Мы кое-как объяснили. Проблему она поняла с лету. Еще бы! Столько поколений до нее были правителями. Политиками.
– И вы решили, чтобы не ссориться с Эскадрой, выдать ее?
Игорь не посмел, а я кивнул.
Ролл хотела что-то сказать, но, посмотрев на Алену, не решилась.
– Стража! – воскликнула она, что-то решив для себя.
В проеме появилось ее сопровождение. Это были молодые офицеры Апрата, которые в моем логове чувствовали себя как во вражеском гнезде. Эти уже не были участниками нашей войны. Не успели. Но, видно, помнили ее по рассказам отцов. Меня они не любили и, дай Ролли приказ, убили бы, несмотря ни на что. А я, согласно своему статусу божественности, даже охраны не имел. Основной мой тезис, что божественное не может быть не принято или отторгнуто. Второй тезис – богу не погибнуть от руки смертного. Значит, никто не может покуситься на меня. Однако доходило ли это до гвардии Апрата, мне было неизвестно.
– Офицер, – обратилась Ролл к старшему своих бодигардов, – девушку в мои палаты. Выставить охрану внутри и снаружи. С ней ничего не должно случиться.
– Слушаюсь, – сказал старший, и двое его помощников помогли девушке подняться.
Когда они вышли, я продолжал молчать. Ролл нарушила неписаное правило в нашем доме. Она тоже молчала, непреклонно смотря мне в глаза. Смущаясь за свою жену, помалкивал и Игорь. Я поднялся и взял с каминной полки контрабандную сигару, что Игорь возил из эскадры. Лучиной из камина подкурил ее и, выдохнув едкий дым, сказал:
– А ничего табак. Ядреный. Надо поговорить с представителем эскадры о размещении на Ивери торгового представительства. В конце концов, Игорь, надоело, наверное, уже контрабандой травиться?
По тому, как я, некурящий, закурил, и по тому, как я увел даже не начавшийся разговор в сторону, Ролл и Игорь поняли, что я вне себя от злости.
– Виктор… – начал Игорь, попеременно глядя на свою жену и на меня.
– Да, Игорь? – сказал я, выдувая дым в потолок. – Тебе есть что мне сказать? Вряд ли. Кажется, твоя жена уже все сказала.
– Послушай…
Я махнул рукой, прервав его, и посмотрел на Ролли, взглядом требуя объяснений.
Она, немного смутившись, все-таки подняла гордо головку и сказала:
– Нельзя выдавать человека, не разобравшись, особенно если ему грозит опасность.
Я молчал, ожидая продолжения. И оно наступило.
– Мы вообще не должны никого выдавать Земле. Это наш мир, и мы в нем хозяева.
Я усмехнулся.
– Что смешного? – спросила она.
Я пояснил:
– Тогда легче сначала объявить, что мы не выдаем преступников вообще, а потом сразу и войну заодно.
– Почему?
Ей объяснил Игорь:
– Это законы. Единые законы Земли. В любом домене. Даже в самом благополучном и спокойном последние сотни лет – африканском. Даже за воровство ты можешь схлопотать газовую камеру – это за королевское или государственное имущество. Я не говорю уже про армейские трибуналы. А если ты совершил преступление против личности – это рудники и предприятия технопланет, таких как Прометей или Георг Шестой. Но можешь поверить, что это тоже смерть. На них, во-первых, представь себе, работать заставляют. И там не действуют законы гражданского общества Земли. То есть, если управляющий рудника сказал пахать двадцать четыре часа, то ты будешь работать или не получишь еды. Останавливает управляющих только экономическая целесообразность. Да еще необходимость писать подробные отчеты о смерти каждого из заключенных. А это муторно. По-русски это звучит так: за кражу собственности свыше стоимости часов ты попадаешь на рудники на срок до пяти лет, перелет не считается, а средняя жизнь там редко превышает четыре года. Так что это зачастую смерть. Но никакой гуманизм или еще что не мешает доменам выдавать преступников. Иначе не будут выдавать им. Там все запущено, Ролли, не удивляйся. Экстрагировать нужно.
Ролли присела на кровать:
– Но это безумие! То есть, получается, за любое не очень значимое преступление смерть?
Игорь усмехнулся:
– Нет, это еще не безумие. Закону подвластны все, даже дети от двенадцати лет. Вот это безумие. К примеру, в восстании на Прометее более четверти повстанцев были подростками до восемнадцати лет. Это они атомными гранатами подрывали десантных роботов. У робота же программа – определитель опасности, – и ее обходили только маленькие дети. Робот стрелял по детям, только если видел в их руках оружие. А гранату, спрятанную в самодельную игрушку, он распознать не мог. Повстанцы вовсю использовали детей против автоматики, к которой сами не могли даже приблизиться. А если говорить о законах… то эта девушка уже мертва. Она подбивала подданных Его Величества на мятеж и невыполнение законов.
Ролли взметнула челкой и сказала:
– Тем более я ее не выдам.
– Ага, а завтра на нас свалится десант, – с уверенностью сказал Игорь.
– Они не посмеют. К планете идет Матка Орпеннов, – проявила осведомленность наша правительница Апрата. Я подумал тогда, что Игорь ей рассказывает слишком много лишнего.
– Пока она дойдет, – протяжно сказал Игорь, – нас уже не будет.
Я согласно кивнул, гася в пепельнице сигару.
– Как можно ее спасти? – спросила Ролл.
Поднявшись и пройдя к окну, за которым, так же как и утром, поливал дождь, я расслышал небрежную усмешку Игоря. Он-то прекрасно понимал, что в этом мире, в этой галактике, в этой Вселенной добрых дел делать нельзя… За них платить потом дорого.
– Вопрос неправильно поставлен. А нужно ли ее спасать? – сказал я, поворачиваясь спиной к окну. – Посмотри на меня.
Она посмотрела, не понимая.
– Видишь, я стою спиной к окну. Если мы ее спасем, то я уже никогда не смогу подойти к окну. Сейчас я выгоден Земле, так как кроме меня никто тут ни черта не понимает. Да и с Орпеннами очень удачно получилось… Но придут другие, и я буду мешать. Или я могу уже сейчас мешать исполнению законов Земли на территории Ивери.
– Они отомстят? – удивленно догадалась Ролли.
– Непременно, – кивнул я.
– Почему ты так уверен? – усомнилась она.
– Принцип власти, – сказал я и, видя непонимание, пояснил: – У власти не может быть ограничений кроме тех, что власть сама на себя наложила, или тех, что ей противопоставила другая власть. В демократии власть народа противопоставлялась власти избранных ею же людей. По-русски говоря, не выбрали бы второй раз или сняли бы с должности голосованием, не выполни избранный человек волю народа. А у нас власть ограничивают законы, которые сама же власть приняла. А законы предписывают так много… не власти, а нам. Не выполни я предписанное законом – в таком случае я заявляю, что власть Его Величества не распространяется на Иверь. И будет война. Ведь драгоценный камень, олицетворяющий Иверь, уже восемь лет как сверкает в Его короне. Что же его теперь, выковыривать?
Ролли пересела в мое кресло, что вообще было немыслимо, и с мольбой посмотрела на меня:
– Но можно же что-нибудь придумать?
Я пожал плечами, не зная, чем помочь ее страдающей совести.
– Игорь, – обратилась она к мужу, – придумай что-нибудь. Ты же можешь!
Ну почему нет тех, кто в меня так же верит? Почему не на меня смотрят эти прекрасные глаза? Господи, да я бы разбился, но нашел выход!
Игорь, конечно, нашел. Еще бы он не нашел. Его словно осенило:
– Где сейчас эта, как ее… Алена.
– У нас, – сказала Ролли.
– Вот! – поднял палец Игорь. – Пусть там и остается.
– В каком смысле? – спросил я, не понимая.
Игорь улыбнулся мне и Ролл и произнес самую глупую из слышанных мной от него фраз:
– Вассал моего вассала не мой вассал.
– И что? – сказал я. – Твою присягу кто-нибудь признал недействительной? Или ты думаешь, что прикажут мне вернуть девушку и я не верну? Ты забыл, что Апрат, правителями которого вы номинально являетесь, вошел не по договору вассалитета, а по капитуляции. Пряча ее у себя, вы тем самым прячете ее у меня. На всей Ивери вассалы только дикари Вождя и Орден Семи Мечей… Орден Единого бога.