Корень этой ошибки: Троцкий уверен, что революция изменила всё. На самом деле любая революция, меняя много и принципиально, бессильна изменить это самоe всё.
Но прежде чем перейти окончательно к Троцкому, то есть к его трактовке литературы и искусства, возьмем свидетельство одного человека, несомненно разбиравшегося в искусстве а в молодости бывшего социал-демократом и встречавшегося с Троцким, даже жившим у него. Это Илья Эренбург:
"В Вене я жил у видного социал-демократа Х. - я не называю его имени: боюсь, что беглые впечатления зеленого юноши могут показаться освещенными дальнейшими событиями. ... Х был со мною ласков и, узнав, что я строчу стихи, по вечерам говорил о поэзии, об искусстве. Это были не мнения, с которыми можно было бы поспорить, а безапелляционные приговоры. Такие же вердикты я услышал четверть века спустя в некоторых выступлениях на Первом съезде советских писателей. ... Для Х. обожаемые мною поэты были "декадентами", "порождением политической реакции". Он говорил об искусстве как о чем-то второстепенном, подсобном".
Вердикты вердиктами, но Троцкий, в отличие от последующих идеологических вправщиков мозгов, писал по-своему, индивидуально. У него был стиль. Читать Троцкого, прямо скажем, - интересно. А соглашаться с ним и следовать указаниям вождя тогда, в 24-м году, было еще необязательно. С книгой Троцкого полемизировали в печати Эйхенбаум и Шкловский.
Приведем несколько образцов безапелляционных, но к оргвыводам не ведущих высказываний Троцкого.
О Зинаиде Гиппиус:
"Пожалуй, через сотню лет историк русской революции укажет пальцем, как гвоздевый сапог наступил на лирический мизинчик питерской барыни, которая немедленно же показала, какая под декадентски-мистически-эротически-христианской ее оболочкой скрывается натуральная собственническая ведьма".
О Розанове и повсеместном им увлечении:
"А между тем Розанов был заведомой дрянью, трусом, приживальщиком, прилипалой. И это составляет суть его... перед силой всю жизнь червем вился. Червеобразный человек и писатель: извивающийся, скользкий, липкий, укорачивается и растягивается по мере нужды - и, как червь, противен".
Увлечение религиозными мотивами у современных поэтесс (между прочим, Троцкий заметил Цветаеву):
"Бог - нечто вроде свахи и повитухи, то есть с атрибутами всемогущей салопницы. И если позволена будет нота субъективизма, мы охотно признаем, что этот широкозадый бабий бог, хоть и не очень импозантен, но куда симпатичнее надзвездного парового цыпленка мистической философии".
Или еще о том же (но это относится уже к Есенину):
"Самой ходкой тканью поэзии - в век машинизированной текстильной индустрии - становится богородицын плат".
Можно - и нужно - не соглашаться с этими оценками, но нельзя отрицать, что написано это энергично и, прямо скажем, красноречиво. Более того: в чем-то и верно. Я уверен, что сам Розанов согласился бы с такой своей характеристикой: у него не было оснований не любить червей, как и всё живое. А грязнотца Розанова - один из непременных и необходимых элементов его даже не стиля, а мировоззрения.
Розанов написал где-то, что Дмитрий Философов решил подарить ему зонт и предложил выбирать из собственных богатых запасов. Розанов сказал: дайте мне этот. "Но это старый и грязный", - возразил Философов. - "Это как раз в моем стиле", - ответил Розанов.
В общем, Троцкий умел писать. Он, как сказал бы Вячеслав Курицын, - вставляет.
Я бы не стал отрицать наличие у Троцкого литературного вкуса. Оценки оценками, но он умел отличить хорошую литературу от плохой и, чувствуется, был способен радоваться хорошему чтению. Такова, например, его статья о Николае Клюеве, "лапотном Янусе", по словам Троцкого. Троцкий сумел верно описать его декоративный стиль, пристрастие к яркому орнаменту.
Вообще, вот что первостепенно интересно в писаниях Троцкого о современной литературе. Он явно выделял русский национальный элемент в ней, это больше всего его интересовало. Главные персонажи его "Литературы и революции" - Пильняк, Всеволод Иванов, тот же Клюев с Есениным. И Троцкий очень внятно объясняет, почему этого рода литература особенно важна: революция в России осуществлялась крестьянским анархическим, стихийным элементом. Революция в России - крестьянская по основе, отсюда хаос и бесформенность. "Но по руководству, по методу ориентировки, - убеждает Троцкий, - она была самая правильная и продуманная".
Такое отношение к литературе вытекало из понимания большевицкой революции как рационально-организующего начала, вырывающего человека и общество из-под власти всевозможных стихий. Так думал Троцкий, и в этом состояла самая большая его ошибка. Не только в отношении к литературе - но в отношении к жизни, самому бытию.
Социалистическая революция должна создать нового человека - вот заветная мысль Троцкого. Отнюдь не пролетарий есть идеал и модель такого человека. Пролетарская диктатура, ее железные тиски - только метод и способ пересоздания человека, а не самодовлеющая цель. Отсюда - самая смелая установка Троцкого, ставившая его на самую острую грань партийной ортодоксии:
"В эпоху диктатуры о создании новой культуры, то есть о строительстве величайшего исторического масштаба, не приходится говорить; а то ни с чем прошлым несравнимое культурное строительство, которое наступит, когда отпадет необходимость в железных тисках диктатуры, не будет уже иметь классового характера. Отсюда надлежит сделать тот общий вывод, что пролетарской культуры не только нет, но и не будет; и жалеть об этом, поистине, нет основания; пролетариат взял власть именно для того, чтобы навсегда покончить с классовой культурой и проложить пути для культуры человеческой. Мы об этом как бы забываем".
Проект и в самом деле благородный. Осуществим ли он - другой вопрос. Да и вообще после изгнания Троцкого в СССР начали заниматься чем-то другим. Сталин, например, доказывал, что по мере движения к социализму классовая борьба не затихает, а усиливается и что роль государства в такой ситуации не отмирает, а усиливается.