Но еще не поздно вызвать такси и не растягивать это знакомство на дополнительные десять минут. Не поздно ведь?

– Ну, ты идёшь? – Тёмная голова снова вынырнула из салона, в Келли врезался недоуменный пристальный взгляд.

Чёрт… Как тут отказаться? Подогрев сидений. Он обязан там быть. Иначе все хлипкие оправдания полетят в ад.

Måneskin «Honey! Are You Coming?»

Келли решительно метнулась к пассажирской стороне и сложила зонт. Холодная вода мгновенно намочила голову и потекла в ворот свитера. Мерзость. Келли рывком распахнула дверь, влетела в салон и, не заботясь о том, что зонт нальёт на коврик, швырнула его под ноги. Захлопнула дверь и устало откинулась на спинку кресла.

– За тобой будто гнались, – прозвучал рядом низкий смешок.

Гнались. Собственные принципы.

Келли не стала отвечать: повернула голову на спинке и посмотрела на Артура, подсвеченного тусклой потолочной лампочкой. Он втиснулся в промежуток между креслами и, вытянув руку, принялся заталкивать на заднее сиденье гитарный кофр. Видимо, тот был спереди, и пришлось освободить место. По скуле Артура стекла одинокая дождевая капля, блик света отразился на носу с горбинкой, длинные ресницы склеились в острые стрелы. Светлый свитер намок и натянулся на крепких плечах еще больше, а чёрные волосы завились от воды в крупные плотные кудряшки и упали на лицо непослушной копной.

Келли быстро облизнула нижнюю губу. Тяжёлый булыжник перекрыл путь воздуху в груди. Нужно быть совсем бесчувственной глыбой, чтобы не засмотреться. Он как племенной, чистокровный скакун: грациозный, черногривый и вызывает желание покататься…

– Ты слишком долго пялишься, – очередной низкий смешок разрезал тишину.

Артур закончил возиться с кофром и выпрямился. Так быстро и внезапно. Вот и попалась на горяченьком.

– У тебя классные волосы. – Келли подперла щёку кулаком. – В маму пошёл?

Он как-то машинально запустил пальцы в растрёпанную чёлку.

– Ресницы мамины, а волосы отцовские. – Зачесал её назад и вставил ключ в замок зажигания.

Машина рыкнула, из вентилятора повалил горячий воздух. Блаженство.

– А у тебя оба родителя греческие боги? – Келли развернулась и подставила озябшие ладони теплу.

Артур хмыкнул и вытащил из кармана мобильник.

– Они инфантилы, которые научились трахаться, но так и не поняли, что делать друг с другом после самого процесса. – Он постучал пальцами по экрану. На нём засветился навигатор. – Куда тебя везти?

Эта его простота и честность в очередной раз обезоружила и обездвижила. И всё-таки он странный. И совсем не зарвавшаяся принцесска. Келли моргнула, сбрасывая оцепенение.

– Сэнт-Николас-стрит. – Она поёрзала в кресле.

Пора перестать залипать. Это слишком заметно.

– О-оке-ей… – протянул Артур, быстро вбил адрес и воткнул телефон в держатель возле руля.

Навигатор построил маршрут. Артур дёрнул ручник и медленно вывел машину на дорогу. Щетки стремительно смахнули со стекла воду, сквозь обивку сиденья стало проступать тепло… Подогрев! Какая прелесть! Келли вжалась в кресло, прилипла к нему от плеч до коленок, и горячие волны потекли по телу. Она закрыла глаза, из груди вырвался протяжный стон.

Возможно, слишком протяжный. А хотя плевать. Это тепло настолько прекрасно, что промолчать невозможно. И точно стоило всех заглушенных принципов…

– Так что там насчёт стрипа? – сквозь гул мотора раздался низкий голос.

Келли распахнула глаза. Мокрый Бристоль неспешно поплыл за окном.

– Какого стрипа? – Она резко повернулась к водителю.

На его запретно-красивых губах дрогнула ухмылка.

– В который ты не пошла, несмотря на растяжку. – Артур покосился на её колени.

Бо-о-оже. В нём снова включился волчара в шкуре ягнёнка. Келли закатила глаза.

– Это всё, что ты запомнил? – Она полностью развернулась на сиденье, поджала под себя ногу и села боком.

Джип остановился на светофоре. Артур повернулся к ней и в открытую посмотрел так, будто она только что сказала нечто идиотское.

– Ты всё еще не загуглила разницу между воздержанием и импотенцией? – Он многозначительно дёрнул бровью.

Засранец. Келли хохотнула и отвернулась.

– Точно. – Она прочесала пальцами влажные волосы. – Я это запомню.

Все самцы одинаковые. А красивые – вообще что-то ужасное. Выглядят как грех, ведут себя так же, но у них это получается настолько естественно, что и не придраться. Возмутительно-восхитительное сочетание.

– Так как? – Впереди загорелся зеленый, и джип двинулся дальше сквозь дождь. – Не расскажешь? – Артур постучал пальцами по рулю.

Келли снова бессознательно протянула ладони к вентилятору. Ох уж этот стрип. Не стоило вообще об этом писать, хотя она и не ждала, что встретится с ним лично и придётся отчитываться. Жаль, думать наперед так никто и не научил. Так что теперь нужно как-то выкручиваться. Она покусала губу.

Хотя с татуировками всё логично. Даже врать не придётся.

– На самом деле всё просто. Мой отец – художник. – Келли машинально потёрла ноющее колено. – У тебя отцовские волосы, а у меня отцовские руки. Я рисовала сколько себя помню.

– Но ты вообще танцевала? Откуда эта идея?

Дерьмо. И нужно было ему так зацепиться за эту мысль… Она напустила на себя всё возможное безразличие.

– Танцевала, но ничего конкретного, – невыразительно пожала плечом. – Моя мачеха – учитель танцев, так что творчество в моей семье идёт с обеих сторон.

Артур на мгновение отвлёкся от дороги и повернулся к ней.

– Мачеха? – Густые чёрные брови сошлись на переносице. – А где мать?

Из груди вырвался тихий выдох облегчения. Хорошо, что он так непринуждённо переключается с темы на тему. Эта, по крайней мере, в силу срока давности не так сжимает глотку, как тема танцев.

– Это грустная история, которую ты не захочешь слушать от почти незнакомого человека, с которым разойдешься через пять минут. – Келли легко отмахнулась. – Придётся сочувствовать, делать вид, что не плевать…

– И всё-таки? – Он плавно свернул в поворот.

Упрямый!

Размытый вид улиц за окном сменился на более близкий и знакомый. Келли снова подперла щёку и без смущения уставилась на красивый профиль с горбинкой на носу.

– Мне было пять, у неё был рак, и мы не станем об этом говорить. Я мало что помню. Но мачеха у меня отличная. Мы с ней подружились, так что здесь нет никакой трагедии: в кладовой меня никто не запирал и зерно перебирать не заставлял. – Она намотала на палец прядь волос. – Ну а ты? Почему гитара? Ты, случайно, не поёшь?

Лучше всего он переводит тему, когда на него вот так беззастенчиво пялишься. Да и пялиться на него приятно… А Артур снова на секунду отвлёкся от дороги и иронично ухмыльнулся.

– Если бы ты хоть немного поинтересовалась нашей группой, знала бы, что я не пою.

Остряк.

– Ой, ну всё, контрольный в голову! – Келли деланно закрыла лицо рукой. – Умираю!

Он низко рассмеялся. Этот смех отразился мурашками на коже, Келли подавила подступившую дрожь…

– Язва. – Артур протянул руку и легко ущипнул её за бедро.

Тёплые пальцы обожгли кожу сквозь ткань колгот. Совсем не больно. Но в этот раз дрожь прошла по телу, как от удара током. Вот же чёрт его дери!

– Эй! – Келли размахнулась, чтобы ударить его по пальцам.

– Сама напросилась. – Он развернул руку ладонью вверх и успел поймать её запястье. Горячий капкан сомкнулся. Кожа, кажется, раскалилась, дыхание перехватило…

Но Артур тут же разомкнул пальцы и снова положил руку на руль.

– И отвечая на твой вопрос: я не знаю, почему гитара, – продолжая смотреть на дорогу, как ни в чём не бывало снова заговорил он. – Так сложилось. Увидел в детстве по телеку Кита Ричардса с гитарой, и всё как-то закрутилось… – В его голосе так и осталась звучать улыбка, как эхо после смеха. – Еще немного играю на ударных, но не профессионально. Хорошо помогает сбросить лишнюю энергию. – Он снова вывернул руль, и пикап выехал на Уайн-стрит. – А поёт и пишет тексты у нас Люк. Моего голоса хватает только на бэк. До того, как мы попали на Глостобери, я еще и преподавал игру на гитаре.