– Вернусь, матушка, – обещаю ей, глядя в серые печальные глаза.

Она целует меня несколько раз. Смотрит, но ничего не говорит, словно понимает, что расставание будет долгим. Видно, знала всё ещё вчера и специально обнадёживала отца. Мы смотрим друг на друга, надеюсь, что не в последний раз, но в спину почему-то звучат такие слова:

– Прощай, Рен, да хранит тебя лес, да поможет тебе природа!

Стискиваю зубы, хочется повернуться, но если сделаю это, то не смогу сделать следующий шаг. Через несколько минут ныряю в шумные и такие родные Лесные Холмы с Западных Ворот, понимая, что увижу родное селенье ещё не скоро.

Базарная улица пронзает деревню насквозь, словно стрела умелого лучника мишень. Сейчас здесь слишком людно, я мысленно прощаюсь и срезаю по переулкам. Так путь будет длиннее, но времени уйдёт меньше. Из-за каравана на центральной улице не протолкнуться.

Уйдя с Базарной я, подобно кошке, иду тихими переулками, двигаясь быстро, хоть и знаю, что караван отбудет лишь на восходе следующего дня. И как местные кошки, я хорошо знаю все короткие пути. Обходя невыложенные камнем топкие места после недавнего дождя, улавливаю сладостный аромат свежих лепёшек и сразу решаю заглянуть к их создательнице.

Она только вынула из каменной печи противень, и пряный запах заполонил округу, привлекая внимание местных. У неё торговая палатка на Базарной, но пекарню держать там накладно, поэтому быстроногие мальчишки за медные орионы или выпечку таскали туда корзинки пополняя запасы для торговли.

– Спасибо, бабушка Ита, – улыбаюсь я седовласой почти беззубой старушке, обменяв один орион на хрустящую румяную сдобу.

– Заходи, Рен, всегда рада тебя видеть! – отвечает она улыбкой, показывая остатки зубов, и смотрит на монету. – А что так много? Меньше нет? У меня сдачи нет.

– Забегу, бабуля, – киваю в ответ с лёгким поклоном, чтоб не разнести навес, а сам не знаю, когда это свершится вновь. – Вот тогда и сдачу дашь.

Миную ещё одно шумное место. На небольшой площадке между домами побогаче разбили с разрешения старейшины временный рынок. Редкие для Лесных Холмов дома с первыми каменными этажами. Местным толстосумам не по статусу столько ходить, а последствия в виде дождя и грязи могут запачкать их одежды. Шум, гам, выкрики людей, называющих цену, звон монет при расплате. На несколько мгновений погружаюсь в этот несмолкающий гвалт, несмотря на свои крупные размеры, подобно ручью, текущему сквозь камни, огибаю быстро снующий народ. Но для меня такой медленный. И опять ныряю на безлюдную тропу между домов.

На одной из тихих улочек я вижу старика, сидящего в окружении детей. Он оживлённо рассказывает им какую-то историю, а мелкотня с интересом заворожённо его слушает. Хорошо поставленный голос дедка заставляет меня остановиться и присоединиться к этой идиллии.

– Жил да был когда-то в одной деревушке паренёк по имени Лей. Он с пелёнок мечтал стать могучим героем. Хотел одним ударом расколоть луну. Тогда-то все и увидят, какой он – великий воин. Тренировался Лей усердно, книжки читал, зелий да пилюль всяких наварил, каких в столице не знали! Паренёк он был глуповатый, но упёртый. Света белого не видел, всё энергию собирал да дрался, то с собой, то с зверьём.

Дети увлечённо слушают нехитрое повествование.

– К двадцати годкам он набрался больших силёнок, достиг этапа, что Золотым Цилинем кличут.

– Кто такой этот Тсилинь, а, дедушка? – тянет вопрос белокурая девчушка.

– Цилинь, моя хорошая, то зверь неведомый и могучий, – старик разводит руки, словно пытаясь показать масштабы угрозы. – В честь него так этап и прозвали. Говорят, у того зверя во лбу рог горит, что может горы дробить. Так вот, Лей высоко взлетел, силы невероятные получил, но луна всё же дальше висела. Висела и дразнила его. Никак он достать до неё не мог. Разозлился Лей, всё ему мало казалось, захотелось ещё выше забраться. Тренировки удвоил, всю жизнь им отдавал, лишь бы цели своей достичь.

Рассказчик отпивает чаю из глиняной кружки и продолжает:

– Стукнуло Лею тридцать годков. Ещё сильнее он стал. Почти на следующий этап перешагнул, да только здоровье своё при этом сгубил. Потерял, ох, потерял жизненную силушку. Мало в нём её сохранилось и всё меньше с каждым днём оставалось. Ведь не знал наш Лей, что погоня за силой долголетие украдёт.

– Что же с ним стало, дедушка? – прижав ладошки к лицу, спрашивает какой-то мальчуган.

– Ох-хо, плохо он закончил, мой хороший, как есть плохо. Не отпраздновал он следующий день рождения. Ушёл, куда все уходят. А почему? А потому что забыл про самое главное – древо жизни высокое, но Путь его ослабляет. Как короед проклятый точит изнутри. Погонишься за силушкой да помрёшь совсем юным. Вспыхнешь ярко, вспыхнешь мощно да сгоришь быстро… Ох как быстро. Вот такая сказка, детишки, сказка грустная, но поучительная.

Договорив, старик замечает меня. Я почтительно киваю рассказчику, на что получаю добрую улыбку.

– Запомните, детки мои, вам отмерено много лет в этом мире. Не стоит их тратить впустую. Всему своё время и всему свой час.

Похожие истории все мы слушали с рождения, ведь они отражают одну из важнейших истин Пути культивации: чем выше поднимаешься, тем больше теряешь. Те, кто рвутся по ступеням и этапам, неизбежно сокращают отмеренный им срок. Сила или жизнь. Выбери одно. Смотри, не перепутай.

Первый этап не влияет на долголетие. Но, начиная со второго, каждый прорыв урезает оставшийся жизненный срок. Поэтому мудрые культиваторы не спешат, а идут размеренным шагом, сбалансировав самосовершенствование и заботу о теле.

Я тоже не стремлюсь прыгнуть выше головы, хоть и тренируюсь каждый день. Мне достаточно той силы, которая позволит защитить себя и своих близких. Силы, которую я смогу пронести через долгую, насыщенную жизнь. Вот что по-настоящему важно, а не рывок вверх любой ценой.

Что же до моей сестры… Она прекрасно знает, как воздействует культивация на наше смертное тело, мы не раз с ней это обсуждали, и Лин дала слово не рваться вперёд сломя голову.

Все мы смертны.

За исключением великого императора Альдавиана. Этот человек не только сплотил вокруг себя бескрайние земли, но и ведёт извечную борьбу с демонами, что неустанно пытаются поработить всю нашу Империю. За что ему вечная благодарность и честь. Конечно, не в одиночку. Для того и нужна его личная Гвардия, что в Академии набирается. Гвардейцем быть почётно. Вот и Лин мечтала в Гвардию попасть.

И попала, но пропала, а я обязательно разберусь куда!

Сам Император живёт уже множество поколений. Болтают, достиг он пика Адамантового Тигра, но, где тот этап находится, никто не ведает. И выше его нет никого, кроме бога, наместником которого он и является. Оттого и смог прошагать по Пути так далеко, сохранив долголетие.

Минуя прощальной прогулкой родные Лесные холмы, выхожу с Восточных ворот и вижу, что караванщики уже собираются. Что-то их торопит. Спешу к хозяину каравана, тому безучастному мужику, вручившему мне послание, изменившее наши жизни так же, как и пять лет назад приглашение в Академию.

– Чего тебе? – ещё холоднее, чем вчера смотрит он снизу вверх. – Караван отбывает сегодня, нет времени на болтовню.

Собеседник кривит губы, словно хочет добавить ещё что-то, но не сдерживается.

– Возьми меня в дорогу до столицы. Вы же туда путь держите?

Он хмыкает.

– Дорого это будет стоить, – меряя меня взглядом, оценивает по одежде. – Думаю, не хватит у тебя монет.

– Оплачу работой, – предлагаю свою помощь.

– Ну, носильщиков у меня хватает, – кривится он. – Ты побольше их будешь, конечно, только и ешь наверняка за троих.

– Так я не собирался грузы таскать, охранять вас буду.

– Ты? – его глаза насмешливо блестят, мужчина кивает в сторону разбросанной по стоянке охраны, которая внимательно следит за погрузками. – С этим у меня проблем тоже нет, вряд ли ты получше них будешь.

Одеты бойцы добротно, не то что деревенские стражи. Крепкие, хоть и поношенные доспехи, мечи и копья высокого качества. Да и действуют умело, даже в таком простом деле, как погрузка. Внимательно следят, чтоб никто ничего не забыл, а снующие повсюду юнцы ничего не утащили.