– Толик, прошу тебя только об одном, береги себя!
При этом я, прежде всего, имел в виду, хранить себя от тлетворного влияния алкоголя.
Когда через двадцать лет я приехал в родной город в качестве докладчика на международный симпозиум, мне не удалось найти следы обитания моего друга. В ЦУМ(е) всё-таки сумел отыскать немолодую продавщицу, которая, приставив руки к крестику, висевшему на груди, сказала, что Анатолия Михайловича уже нет в живых, добавив при этом, что всему виной стала проклятая водка.
Да будет пухом ему земля!
Глава 2. Валерий Краснобаев
1948 года рождения, русский, регулировщик радиоаппаратуры на военном заводе
Небольшой очерк о моём друге Валере начну с печального конца. Когда я через двадцать лет на неделю приехал из Израиля в свой родной город, к большому сожалению, не застал своего бывшего однокашника в живых. Хотел сделать сюрприз, не предупреждая заранее о своём приезде. Вместо эффекта своего неожиданного появления, получил аффект в виде ошеломляющего сообщения соседки Валерия. В тот день долго звонил в, ещё с детства знакомую, дверь его квартиры, пока из смежной не вышла дородная женщина, которая рассказала о том, что прошло уже несколько лет, как Валерия не стало. Из её краткого повествования следовало, что умер он, находясь в командировке на Дальнем Востоке, а причиной его внезапной смерти явилось алкогольная интоксикация. Заметив мой печально-удивлённый взгляд, она скороговоркой выложила, что на Украине все мужики злоупотребляют «этим делом», и большая часть из них именно от этого уходят в иной мир. Вот так и получилось, что в мой первый, после долгого отсутствия, приезд во Львов я потерял двух, дорогих мне, школьных друзей, Анатолия (см. предыдущий рассказ) и Валерия.
В юношеские годы мои близкие дружеские отношения с ним многим казались странными. Да и в самом деле, как-то нелепо выглядела дружба низкорослого (1.65 м) и худощавого отличника учёбы, каковым являлся я, с высоченным (1.88 м) и широкоплечим «амбалом», вечным «троечником», Валерием. Всё началось с неординарного события, которое произошло в кинотеатре, где вся школа смотрела знаковый фильм «Русское чудо». В те 60-годы прошлого столетия киноаппаратура не была такой совершенной, как сегодня, и при демонстрации фильма часто обрывалась плёнка. Так случилось и во время этого просмотра. Когда в кинозале по указанной причине неожиданно зажегся свет, взгляду школьников представилась пара их разнополых целующихся одноклассников. Трудно описать, что творилось в зале: громовой смех, бурные аплодисменты, дикое улюлюканье и залихватский свист. В то время ромеоджульетовские поцелуи в людном месте считались полнейшим нонсенсом. Как следствие, этот атрибут юношеской непосредственности был вынесен на педагогический совет школы. Понятно, что к моральной ответственности были привлечены и родители целовавшихся юноши и девушки. Классные руководители проводили собрания, на которых собирали отдельно мальчиков и девочек, убеждая их в полноценности классических высказываний Н. Чернышевского «умри, но не давай поцелуя без любви», Пушкина «береги платье снову, а честь смолоду» и М. Зощенко «если женщина добродетельна, то об этом знает она одна, если порочна – кто не знает».
Возможно, не нужно было бы так подробно останавливаться на этом, взбудоражившим всю школу, эпизоде, если бы он не привёл в возбуждённое состояние моего будущего друга, семиклассника Валерия Краснобаева. Под гипнотическим влиянием случившегося он не придумал ничего лучшего, как на, покрашенной в белый цвет, стене коридора возле входа в класс нарисовать женский силуэт. Причём фигура была изображена так, что в центре её нижней части красовалась, существующая на стене, чёрная розетка, А в верхней стороне придуманного фрагмента Валерий приклеил две симметричные дужки, вырезанные из чёрной изоленты. Всякому, кто взирал на этот «ню контур», становилось понятно, что перед ним красуется отнюдь не мужской профиль. Сообразила это и математичка, классная руководительница Эсфирь Иосифовна. Надо было видеть, как приземистая тщедушная учительница самым решительным образом, упираясь двумя руками в мощную спину Валерия, выталкивала его из класса, заставляя стереть, начертанную им, непристойность и угрожая при этом поставить ему, вместо тройки, заслуженную двойку по алгебре и геометрии. Возможно, так оно и было, если бы, глядя на обескураженное лицо Валерия, сам не знаю почему, я неожиданно выкрикнул, что сделаю всё, чтобы у него в табеле красовалась твёрдая тройка по математике.
С этого момента и началась наша дружба, которая прервалась в августе 1990 году. Тогда Валерий, находясь в командировке в Москве, встретил меня на Киевском вокзале, чтобы помочь перевезти всю семью и багаж в международный аэропорт Шереметьево, откуда вылетал самолёт в Израиль. А до этого были, как в той песне – «школьные годы чудесные, с дружбою, с книгою, с песнею», а ещё и вместе с Валерой. Уже тогда я прочитал в энциклопедии, что его, чисто русская, фамилия Краснобаев фонетически связана со словами говорун, рассказчик, шутник. На самом деле, он не был носителем этих понятий, не считая, может быть, последнего. Только сейчас я понимаю, что ценил и, в какой-то степени, даже обожествлял Валерия не только за его мощный торс, не за мужество и физическую силу, не, как заступника от уличной хулиганской шпаны и ни, как капитана заводской команды по регби. Я боготворил его за редкостную доброту и отзывчивость, за поразительное простодушие, за трогательную откровенность, за невозмутимую естественность и за потрясающую толерантность. Приведённый выше набор эпитетов не надуман и не является досужим вымыслом. Просто так получилось, что вся наша большая и дружеская компания по окончанию школы поступила в институты и университеты и стали специалистами с почитаемым высшим образованием. Только Валерий, поистине, являлся представителем рабочего класса, настоящим пролетарием, как по форме, так и по содержанию. Уже после восьмого класса он навсегда распрощался со школой, так и не получив аттестат зрелости. Стыдно вспоминать, что когда я стал кандидатом наук, Валерий не очень удачно шутил, что теперь мне, как представителю интеллигенции (слово «гнусной» он тактично опускал) не с руки хороводиться с трудящимися массами. А ведь именно таким он и был, рабочим человеком, который с 15 лет и до конца своей, не такой уж и долгой, жизни каждый день переступал заводскую проходную. Уже через два года он стал квалифицированным регулировщиком радиоаппаратуры на одном из самых престижных приборостроительных заводов Львова. Уже тогда его зарплата в два раза превышала оклад начинающего инженера. Уже тогда он понял, что нет смысла заканчивать школу, чтобы поступить в высшее учебное заведение и, в конечном итоге, получать мизерную зарплату.
Мой рассказ о Валерии был бы неполным, если не упомянуть, что он являлся круглым сиротой. Отец и мать погибли, когда ему не было и двух лет. С того времени его воспитывала бабушка Пелагея. Одному богу известно, как она, чисто русская женщина, которая родилась и большую часть жизни прожившая в глухой деревне под Вологдой, оказалась в «бандеровском», как его до сих пор называют, Львове. Однако это ни в коей мере не повлияло на то, что ей удалось вылепить из Валерия здорового, доброго и бескорыстного парня. До сих пор помню её вологодский говор, с добавлением к глаголам частицы «то», «куда пошёл- то», «чево несёшь-то». А ещё она, с нажимом на букву «о», говорила незабываемые «батюшки светы», «дьявол окаянный», «блудень» (шкодник), «валандаться» (ничего не делать), «вечеровать» (ужинать), «иди к лешему» (отстань), «опехтюй» (дурак), тряхомудия» (барахло) и «шебутной» (весёлый). Я настолько часто разговаривал с доброй и дружелюбной бабушкой Пелагеей, что, вполне вероятно вспомнил бы ещё немало слов из её старорусского лексикона так, что на Вологодчине меня могли принять за своего.
Воспоминания о Валерии неразрывно связаны с историей, которые мои друзья потом назвали «троллейбусной». Так сложилось, что одним осенним вечером я с друзьями совершал променад по вечернему городу. Помню, что надо мной кружилась жёлто-багряная листва, неторопливо ниспадающая на уличную мостовую, которую мы должны были пересечь, чтобы попасть в парк, названный в честь польского генерала Костюшко. Однако мне не было суждено добраться до извилистых каштановых аллей. При переходе на другую сторону улицы произошло то, что на русском языке именуется аббревиатурой ДТП (дорожно-транспортное происшествие). Причём это сокращение было применимо не только к словам «дорога» и «транспорт», а и к моей персоне. Так получилось, что я шёл посредине нашей неразлучной тройки друзей (Толик Титаренко, Валерий Краснобаев и я). В момент перехода с тротуара на проезжую часть я что-то оживлённо рассказывал им, выступив при этом чуть вперёд. Этого хватило, чтобы, мчавшийся в темноте с незажжёнными фарами, троллейбус врезался в меня, отбросив на несколько метров вперёд. Повезло, что транспорт, поднимаясь вверх по улице, ехал с небольшой скоростью и успел затормозить, не доехав до, распластанного на дороге, моего бренного тела считанные сантиметры. А ещё пофартило, что пока Толик искал телефон-автомат, чтобы вызвать скорую помощь, Валерий подхватил меня на руки и на небывалой скорости побежал в железнодорожную больницу, которая находилась в полукилометре от места аварии. Кончилось тем, что врач констатировал сильнейший ушиб на всей поверхности левой ноги, на которую пришёлся удар буфера троллейбуса. К тому же, в результате случившегося, я вместе с болеутоляющими уколами и таблетками получил двухнедельное освобождение от школьных занятий. Следует также отметить, что в месте описанного ДТП, буквально через полгода, построили подземный переход, который существует и по сей день и которой мои друзья окрестили моим именем. Главным, однако, во всей этой истории был поступок Валерия, который тогдашние СМИ могли бы поместить под рубрикой «так поступают советские люди». А я бы написал, что «так ведут себя настоящие друзья».
