Тебе в убогом Кирьят-Яме12 .
Какой Кирьят, о как досадно,
Ведь был я инженером главным.
И объяснил наш Изя даме,
Что в этом самом Кирьят-Яме
Поставит он прямую клизму
Всем, кто верит сионизму.
И в средиземной этой ванне,
Учился он в своём ульпане,
И выучил иврит простецки,
Он знал его, как свой узбекский,
И посылал в своём фарватере
По-русски всех к какой-то матери.
Он томно вглядывался в триссы,
И видел пальмы, кипарисы,
Он через триссы видел даже
Красивых девушек на пляже.
…Вдруг всё резко опостыло,
Меняет шило он на мыло,
И так назло несчастной даме,
Он оказался вдруг в Бат-Яме13 .
Синай, Голаны, как константы,
Заложник собственной машканты,
Он оказался в этом мире
В своей израильской квартире.
А дальше был простой патент,
В конце недели – уикенд,
Поймать за хвост свою жар-птицу,
Почаще ездить заграницу.
На бирже сделать нужный бартер,
Пройти сквозь Альпы и Монмартр,
Мадам Тюссо, бельгийский Брюж,
Нью-Йорк, Мадрид и Мулен Руж.
…Но наш герой сквозь женский растр
Любил ещё земной кадастр,
И, словно собственную бабу,
Он свято чтил «ришум бэ табу»14 ,
И только Изин божий дар
Позволил сделать «гуш мусдар»15 .
…Барак, Шамир, Нетаниягу,
Не пили, Изя, с нами брагу.
Бегин, Герцль, Шимон Перес
Не выпивали с нами херес.
И даже сам Бен Гурион
Не пил с тобою самогон.
И Арафат, Садам Хусейн
Не пили из горла портвейн.
И только может быть Ширанский
Порою чисто по-спартански
За толмачёвский ратный труд
Мог выпить водку «Абсолют».
И выпьют, Изя, все подружки
Вино искристое из кружки
За юмор твой, за компетенцию,
За здравый смысл, за потенцию.
За долголетье – многократно,
За твой характер адекватный,
И чтоб всегда был лёгкий флирт,
И чтобы пили шнапс и спирт.
…Ну что же, Изя, завтра пенсия,
Но не закончилась лицензия,
Как у евреев говорят:
«Живи 120 лет подряд.
Февраль 2004
С даты, подписанной в конце стихотворения, я проработал до своего ухода на пенсию ещё одиннадцать лет. Мы с Изей жили в разных города, да и время вместе с возрастом расставили свои приоритеты. Поэтому, к моему великому сожалению, мы практически не встречались в последние годы его жизни. К тому же, мне никто не сообщил об его уходе из неё.
Да будет пухом ему земля!
Глава 12. Владимир Штанков
1950 года рождения, еврей (по матери), русский (по отцу), инженер-механик по образованию и интеллектуальный философ по жизни
Так сложилось в моём бытие, что в нём нашли своё достойное место много верных товарищей, проверенных приятелей и уважаемых коллег. Среди них особое место занимали друзья, которых принято называть настоящими и неизменными. Их всего трое. Один из них, это Саша Архангельский (в настоящее время живёт в российской столице, в Москве), второй – Владимир Шуб (уже три десятка лет находится в американском Детройте). Душа третьего, Владимира Штанкова (который безвыездно прожил всю свою жизнь в украинском Львове), к моему глубокому прискорбию безвременно вознеслась на небеса. Именно о нём и пойдёт речь в этой главе.
Начиная писать о Володе Штанкове, я испытываю серьёзные затруднения. Ведь об его личности можно писать книгу (возможно я когда-нибудь и сделаю это), а не короткий очерк. Тем не менее, будем следовать хронологии. Пожалуй, начну с того, как мы познакомились с ним. Это была, теперь уже такая далёкая, заснеженная зима 1969 года. Мы с моим другом Шуриком Архангельским в наши студенческие каникулы поехали в Карпаты, в спортивный лагерь нашего института кататься на лыжах. Войдя в комнату, рассчитанную на четырёх человек, мы застали там ещё двух студентов механико-технологического факультета. Двух тёзок, двух брюнетов, с одним и тем же именем – Володя. Один из них, который в очках, титуловался фамилией Штанков (согруппники иногда называли его Штанина), а другой – Шуб, который, когда, почти через четверть века, переехал на ПМЖ в Америку, до смешного, гордился тем, что его фамилия, справа налево читается как Буш (президент США в 1989 – 1993 гг.). Наше знакомство произошло в предновогоднюю ночь, в которую случаются различные неожиданности. Да и в самом деле, кто мог предположить, что она положит начало монолитной и многолетней дружбе нашей, практически неразлучной и, как у мушкетёров, «великолепной четвёрки».
А потом было незабываемое празднование Нового года, неподражаемое рождественское времяпровождение на горных белоснежных склонах лесистых Карпат и восхитительные незаурядные каникулы, которые достойны более детального описания, выходящие за пределы формата этой книги. В этом аспекте просто невозможно не упомянуть о нашем притягательном знакомстве с двумя студентками (одна из них – литовка, другая – эстонка) из, дружественной тогда, Прибалтики. До сих пор помню, что, когда мы с Володей Штанковым вышли из комнаты на перекур и узорчатые снежинки тихо падали на стройные вечнозелёные смереки (разновидность ели в украинских Карпатах), послышался мелодичный, с хорошо заметным, мягким прибалтийским акцентом, девичий голос:
– Мужчины, вы не могли бы нам помочь, у нас безвыходное положение.
При бледном отсвете придорожного фонаря мы с Вовой увидели двух светловолосых девушек. Она из них взволнованно проговорила:
– Это моя подруга Вирве, а меня зовут Гражина, у нас проблема, скоро Новый год, а мы не можем открыть бутылку вина, где- то потеряли штопор.
Я и глазом не успел моргнуть, как Володя Штанков торжественно произнёс:
– Дорогие Гражина и Вирве! Не волнуйтесь, откроем мы вашу бутылку. Просто позвольте мне от имени высокоинтеллектуального сообщества бывших мальчиков пригласить вас на незаурядную встречу Нового года. Если вы верите в чудеса, то мне, ни в коем случае, нельзя отказывать, так как эти чудеса, действительно произойдут.
Я тут же заметил, вдруг заблестевшие, глаза белокурых девушек, одна из которых неуверенно произнесла:
– Мы даже не знаем, удобно ли это идти в незнакомую компанию, к чужим людям, мы тут совсем одни в этих далёких заснеженных горах.
Тут же Володя (уже тогда я оценил его неподражаемое красноречие), голосом, не допускающим никаких возражений, продолжил:
– Дорогие девушки, заверяю вас, что мы не насильники, не серийные убийцы и не сексуальные маньяки. Мы, всего- на всего представляем, в чём я совершенно уверен, лучшую часть украинского студенчества. На самом деле, мы хотим, мы очень хотим, чтобы такие необычные, такие красивые девушки, как вы, скрасили наше новогоднее мужское одиночество.
