Как бы там ни было, новые репатрианты 90-х годов относились к своим землякам, приехавшим в 70-е, с неким почитанием, как к людям, которые достойно прошли тяготы и лишения адаптации к новой жизни в еврейском отечестве. Именно таким и являлся мой уважительный контакт с Изей Толмачёвым. Сейчас вспоминаю свой первый рабочий день в институте в январе 1992 года. Я вошёл в отдел земельного кадастра: там рабочие места сотрудников были разделены на открытые отсеки, в которых размещались письменные столы с компьютерами и канцелярскими принадлежностями. Только один из них, напоминающий купе пассажирского поезда, был с трёх сторон загорожен самодельными картонными стенками. Когда я проходил мимо такой кустарной ячейки, одна из картонок приоткрылась, и из неё показался силуэт, средних лет, импозантного мужчины в старомодных дымчатых очках. Он исподлобья, мне даже показалось, как-то насмешливо взглянул на меня и спросил:
– Говоришь по-русски?
Когда я утвердительно кивнул головой, удивляясь, что ко мне обратились «на ты», а не «на вы», как принято среди русскоязычной публики, он, словно читая мои мысли, продолжил:
– Ты, наверное, новенький. Не переживай, в иврите нет местоимения «вы», привыкай. Меня зовут Изя, добро пожаловать в нашу «богадельню».
Не успел я изумиться, что сотрудник солидного института называет его «божьим домом», как он, улыбаясь, восторженно прибавил:
– Вообще-то у нас принято прописываться, так что вперёд и с песней!
У меня закружилась голова от мысли, что слово «прописка» на советском сленге означало: вновь прибывший на работу, в честь начала своей деятельности, обязан угостить старослужащих солидной хмельной выпивкой. Сознаюсь, я просто обомлел от мысли, что и на Святой земле мне придётся бежать в магазин за алкоголем. Изя, видимо, проникся моим ошеломлённым состоянием духа, и тут же душевно проговорил:
– Ладно, времени нет, сегодня я накрываю стол.
Я и опомниться не успел, как он, словно иллюзионист в цирке поставил возле своего компьютера бутылку израильской водки «Gold» и тут же наполнил две маленькие металлические рюмочки.
Вот так я познакомился с простым, бесхитростным и весёлым землеустроителем Изей Толмачёвым. Всё остальное о нём я написал в стихотворении, посвящённом его уходу на пенсию в 2003 году.
Лицензия на пенсию
Изе Толмачёву в день ухода
на пенсию посвящается
Сегодня передала РЭК(а)8 ,
Что есть такая подоплека,
Мол, кто-то получил лицензию
На заработанную пенсию.
Но я, друзья, и в этом суть,
Хочу пройти нелёгкий путь,
Которым шёл, чтоб был здоров,
Герой наш, Изя Толмачёв.
…Он в хлебном городе Ташкенте
Себя отдал земельной ренте.
Он молод был, и это свойство,
В нём возбудило беспокойство,
Он положил свой божий дар
На наш кадастровый алтарь.
Коллега мой, душой свободный,
Ты помнишь, как в степи голодной
Без света, женщин и без рации
В ненужной богу ирригации,
В плену рашидовской дотации,
В пустынном мраке знойном сером
Служил ты, Изя, землемером.
Пусть это будет не по теме,
Но знали Изю в Гипроземе9 ,
Прости, коллега, это к слову,
Как Дон Жуана, Казанову.
От женщин, знают даже дети,
Все беды есть на белом свете.
В моей ли, скажем, компетенции
Судить кого-то ни за что,
Но в Изиной большой потенции
Не сомневался уж никто.
Он выбрит был, всегда поглажен,
И галстук франтовски посажен,
Для женщин Изя – землемер
Был галантный кавалер.
Под мышкой – дух дезодоранта,
Тогда не знал, что есть «машканта»10
Духи, что «Красная Москва»,
Какие здесь нужны слова.
Ну а слова не шли, пока
Не выпивал он коньяка
Или советской горькой водки,
И вот тогда неслось из глотки,
Неслось лирично и спонтанно:
«Люблю я женщин неустанно».
Ещё скажу вам по секрету,
Что Изя был король паркета,
И все мы раскрывали рот,
Когда он танцевал фокстрот,
Как капитан второго ранга,
Он танцевал чарльстон и танго,
Врача зубного иль вахтёршу,
Всегда кружил свою партнёршу.
…Назад я вглядываюсь зримо,
Тогда от Любы и Ефима
В пылу любовной, скажем, мессии,
В период сталинской репрессии
Под соловья лесную трель
Зачат был Изя – Исраэль.
Ещё завёрнутый в пелёнку,
Уже заигрывал с девчонкой,
Губами детскими забвенно,
Касаясь зоны эрогенной,
Он потреблял, я знаю точно,
Продукт полезный и молочный.
А время шло, и сквозь заслоны
Искал наш Изя эти зоны,
Простите, это было в норме
У девочек, что в школьной форме.
Он расширял свои новации
И в институте ирригации,
Любил студенток, как регрессию,
По будням, в праздники и в сессию.
О времена, в Хрущёва время,
Он оказался в Гипроземе,
О женщины, родные грации,
Проект его рекультивации
На целине внедрял прилежно
Генсек родной, сам Лёня Брежнев.
Но путанули Изю бесы:
Поезд прибыл из Одессы,
А в нём – замедленная мина,
Прекрасная девчонка Инна.
Тюльпаны, розы, хризантемы,
Всё о любви, какие темы!
А Изя, как в суде истец,
Повёл Инессу под венец.
Любовь, друзья, она слепа,
Потом венчание, хупа11 ,
Свет интимный из-под бра,
И секс до самого утра.
Ведь были молоды, проворны,
И в доме было веселей,
Что без эротики и порно
Зачали вы своих детей.
Всегда была погода в доме,
Виднелся сквозь деревья лес,
Ты, Изя, делал без кондома
Всё, что сейчас зовётся секс.
Ты водку пил, сухие вина,
И дочка вдруг родилась Рина,
Не знаю, был ли Изя пьяный,
Но дочь вторая – Лилиана
Ровно через девять лет
Явилась вдруг на белый свет.
Какое Изя ретроградство,
Две дочери – уже богатство,
Но наш герой за 1000 миль
Увёз наследство в Израиль.
…И понеслась крутая драма,
Сказала должностная дама,
Что место, Изя, в этой гамме
