В качестве ненавязчивого примера приведу его отношения с уважаемыми профессорами из Москвы. Ещё будучи аспирантом, непонятно какими неисповедимыми путями, он завёл с ними доверительные связи. Здесь следует объяснить, что в то время во Львове в политехническом институте функционировал специализированный совет по приёму и защите диссертаций на соискание учёных степеней кандидатов и докторов технических наук по геодезическим дисциплинам. Непростая процедура его проведения включала также оппонирование рассматриваемых диссертаций. Их соискатели старались в качестве оппонентов заполучить наиболее авторитетных учёных в своей области. Понятно, что наиболее серьёзные, весомые и компетентные из них работали в столице. Как правило, московские профессора особо не возражали участвовать в непредвзятой экспертизе, представленных на их суд диссертационных работ. Во-первых, этот процесс вписывался в перечень их должностных обязанностей, а диссертационных учёных советов по геодезической специальности в стране было всего три: в Москве, в Новосибирске и во Львове. Во-вторых, столичная элита востоку предпочитала запад. Это в том смысле, что Львов, будучи в прошлом австро-венгерско-польским, по праву носил статус западноевропейского города, в котором было, что посмотреть и где развлечься в вечернее время. Во-вторых, во Львове умели принимать столичных гостей. Устраивали чарующие экскурсии по средневековому городу, исторический центр которого напоминал огромный архитектурный музей. Гостей возили в заповедные уголки лесистых Карпат, устраивали на несколько дней в, практически недоступные тогда широкой публике, санатории Трускавца и Моршина. В общем, четверть часа выступления оборачивалось для московского профессора совсем неплохим релаксом, включая, разумеется, ещё и присутствие на банкете в достойном ресторане в честь новорождённого кандидата или доктора наук. Всё вышеописанное является затянувшейся преамбулой к чудесам, которые вытворял Володя Скрыль. Вот одно из них. Оно тесно соприкасается с расхожим, но не очень приличным выражением: «мужчина слабый на передок». Речь идёт о представителях совсем неслабого пола, у которых в наличие имеется постоянная сексуальная озабоченность. Это явление не обошло стороной некоторых представителей академического мира. Схема была экстремально проста. Избранница Володи, симпатично-привлекательная женщина, приглашалась на банкет в честь диссертанта, который заканчивался для неё запланированной ночёвкой в гостиничном номере, который был снят для приезжего профессора. Вряд ли стоит забывать, что всё обозначенное происходило в эпоху развитого социализма, когда не было никакой проституции, не было массажных кабинетов и девушек по вызову. До сего дня для меня остаётся неразглашённой и постыдной тайной, откуда Владимиру удавалось приводить этих молодых женщин. На мой вопрос об этом, он как-то несуразно улыбался и говорил, что это его бывшие одноклассницы. Я даже в кошмарном сне не мог себе представить, как можно подойти к хорошо знакомой женщине и сказать:
– Знаешь, дорогая, у меня к тебе деликатная просьба «перепихнуться» сегодня с профессором. Очень прошу, я твой должник.
Несуразно, абсурдно и даже безобразно, тем не менее я сам видел женщин, которых Володя приводил на банкеты моих друзей и которые покидали его вместе с именитыми московскими гостями.
Конечно, мы с ним были совершенно разными, диаметрально противоположными по характеру и взглядам людьми. Но, несмотря на это, внутри нас находились точки ментального соприкосновения. Одной из таких скрепок были конструктивные обсуждение житейских, далёких от науки, реально приземлённых коллизий. Особым коньком у Володи было полное неприятие генеральным линиям, начертанным коммунистической партией. Трудно даже предположить, чем ему так досадила серпасто-молоткастая власть, которая предоставила ему возможность получить высшее образование, защитить кандидатскую диссертацию и занять, более чем пристойную, хорошо оплачиваемую, должность, доцента. Даже на банкете в честь успешной защиты, на котором соискатели, как правило, благодарят ректорат, деканат, учёный совет и даже партийный комитет за возможность приблизиться к профессорско-преподавательскому составу института, состоявшийся кандидат технических наук ограничился только поклоном своему научному руководителю. В этом аспекте, как до, так и после моего получения диплома кандидата наук, зная мою этическую принадлежность к иудейскому народу, он постоянно не то, чтобы твердил, а просто вдалбливал:
– Семён, бросай ты к чёртовой матери свою страну Советов, бросай этот нерушимый Советский Союз и сматывайся на свою историческую родину. Будь у меня в пятой графе паспорта такая национальность, как у тебя, я бы давно был бы на Святой земле в Иерусалиме, на Брайтон Бич в Нью Йорке или в австралийском Сиднее. Даже, наверное, в каком-нибудь Мозамбике лучше, чем в нашем СССР.
Здесь следует отметить, что никто и никогда, кроме Володи, не завидовал записи в «пятом пункте» моей «краснокожей паспортины». Несмотря на проблематику моего иудейского происхождения, я никогда не чувствовал себя преследуемым или отверженным изгоем в стране победившего социализма, в которой мне суждено было родиться. Тем не менее, по целому ряду причин, тематика которых выходит за пределы данной книги, в 1990 году я, вместе с миллионом представителей еврейского этноса СССР, очутился в Израиле. Володя Скрыль никоим образом не относился к семитскому социуму, однако неисповедимыми путями в 1998 году, аккурат в день моего 50-летнего юбилея, появился на Святой Земле. Вскоре выяснилась, что колея, которая привела его в Израиль, оказалась очень даже постижимой. И это при том, что я встречал Володю в Тель Авиве в международном аэропорту имени Бен Гуриона не как туриста, не как человека, прилетевшего по гостевой визе, а как нового репатрианта, который в считанные дни станет доподлинным гражданином Израиля, который может участвовать в выборах парламент и даже самому быть избранным в него. На самом деле «ларчик открывался просто»: вторая жена Владимира, с которой он прибыл на Святую землю, была еврейкой. По непроверенным подозрениям не исключалась версия, что отмеченное обстоятельство являлось одной из причин выбора своей суженой.
По правде говоря, приезд Володи в Израиль был не такой уж ошеломляющей сенсацией. Ещё за год до своего появления, он написал мне письмо, в котором сообщил, что в Израиле существует, полностью финансируемая государством, программа «Наале», в соответствии с которой школьники, имеющие право на репатриацию (в том числе из стран СНГ), могут завершить своё среднее образование в Израиле. К тому времени уже было известно, что более 10 000 подростков, приехавших в Израиль без родителей, успешно завершили среднее образование. К ним, собственно говоря, и присоединилась Володина дочка Тамара, которая приехала в еврейское государство без мамы и папы. До Володиного приезда я с женой периодически навещали её в интернате, приглашали на ночёвки к нам домой, в общем, находились в постоянном контакте. Во время наших визитов в эту «еврейскую семинарию» (совсем не случайно употребил это словосочетание), я обратил внимание, что в ней большинство преподавателей облачены в одежду, характерную для приверженцев ортодоксального иудаизма. Стало понятно, что в обучении школьников превалируют дисциплины, связанные с религиозным образованием. Я посчитал своим долгом предупредить Володю, что совсем не исключена возможность, что его дочку могут обратить в лоно богопочитания, т.е. признания своей полной зависимости от Творца. Другими словами, я обозначил, что не исключена ситуация отхода его дочери от светского образа жизни. Дальнейшие события показали, что я был намного ближе к истине, чем невзначай предположил. Разумеется, я написал Володе, что его дочке грозит процедура, которая на иврите называется словом «тшува», трактуемая в вольном переводе как возврат или поворот к Творцу. Другими словами это означало приближение еврея, не соблюдавшего 613 заповедей Торы, к религиозному образу жизни. В ответ я получил от своего приятеля письменное словоизвержение, которое компактно укладывалось в цитату из незабвенного фильма «Кавказская пленница». Володя назвал свою дочку «комсомолкой, спортсменкой и просто красавицей», что, действительно, имело место быть. Однако, когда через год он с женой репатриировался в Израиль, то не узнали свою дочку, которая была одета в соответствии с религиозным дресс-кодом. Её неяркая одежда с длинными рукавами, несмотря на июльский зной, полностью закрывала всё тело, включая ключицы, плечи и спину. Длинная юбка была на 15 сантиметров ниже колена. В общем жизнерадостная спортсменка из Львова перманентно превратилась в грустную, соблюдающую десять заповедей иудаизма, ортодоксальную девушку из Иерусалима.
