Жителям пришлось повозиться, чтобы представить все так, будто Молли упала на косу, когда гоняла коров у реки, и Офелия сильно сомневалась, что в Компании им поверили. Она всегда испытывала к Молли особую приязнь, хотя, в отличие от девушек помоложе, ей хватало ума не водить с ней дружбу. В теории идеи Молли звучали здраво, но мир был устроен по другим правилам, и в этом мире детей били всегда.

Она дополнила отчет своими воспоминаниями о Молли. Офелия так и не узнала, кто ее убил, и не собиралась никого обвинять, основываясь на одних только подозрениях. Она написала про солнце в непослушных волосах Молли, которые та вечно пыталась укротить. Про то, как они светились вокруг ее головы, словно нимб святой, хотя святой она отнюдь не была и весьма живописно бранилась на двух языках. Это Офелия заключила по тону и энергичности, с которой Молли разговаривала на своем родном языке. Самих слов она не помнила – в конце концов, она никогда их не понимала.

Она так давно не слышала человеческих голосов, что поначалу даже не распознала их. Они звучали так же чуждо, как клекот и визги, долетавшие порой из леса. С бешено колотящимся сердцем Офелия замерла на месте посреди улицы. Что? Откуда?..

Звуки привели ее к центру, к операторской. Один из серых ящиков бормотал какую-то бессмыслицу; постепенно мозг начал вычленять из потока отдельные слова. Несколько секунд Офелия тупо пялилась на коробку, пока до нее не дошло, что обращаются не к ней, что это не машины ожидают ответа от своих двуногих смотрителей.

– Скорректируйте курс, восемнадцать-шесть-сорок-один…

Акцент у говорящего был непривычный, и Офелии приходилось напрягать слух, чтобы разобрать слова, но язык был ей знаком. Мужской голос. Голос человека, привыкшего отдавать приказы.

– Готово, – ответил другой голос. – Челнок один, «Сапфир», корректирую курс. Уточните шесть-ноль-

два и тридцать-двенадцать. – Шипение, треск. И потом: – Что там, видно другую колонию?

– А то. Сияет на инфракрасном радаре не хуже маяка. Четкая граница между терраформированной и местной растительностью. Летное поле. Дома какие-

то. А что? Нам в другую сторону.

– Да просто интересно. Они…

Шипение, треск. Долгая пауза.

– Ну, мы их ошибок повторять не планируем, – наконец проговорил первый голос. – Какими идиотами надо быть, чтобы выбрать для колонии тропики? Я слышал, что они забрали меньше людей, чем заселили. – Снова пауза, как будто кто-то задал вопрос, хотя Офелия слышала только тихое шипение. – Не разбежались, нет. Поумирали, бедняги. Но с нашими мерзляками такого не случится.

Офелию прошиб холодный пот, и она тяжело опустилась на пол. Челнок? Спускается? «Мерзляки»? Колонисты?

Они найдут ее. Найдут и отправят назад в космос, закроют в криокапсуле… или того хуже: потребуют, чтобы она им помогала. Чтобы подстроилась под них и делала, что велят.

Сердце забилось под ребрами; ее зазнобило. Она не хотела этого; не хотела, чтобы ее поймали и посадили под замок, не хотела, чтобы ею снова помыкали. Она попыталась сообразить, что можно сделать. Снова спрятаться в лесу? Возможно, у нее будет время как следует собраться, но она не сумеет выжить в лесу: там не растет ничего пригодного в пищу.

Офелия вышла на улицу и задрала голову. Разумеется, она ничего не увидела, кроме голубого купола неба, испещренного белыми облаками. Если на орбите и висит корабль, отсюда его не разглядеть. А вот смогут ли с корабля увидеть ее? Днем – едва ли. А вот ночью…

Свет включать нельзя. Летними вечерами она и так обходилась без него, но теперь остро сознавала, сколько ограничений накладывает на нее темнота. Если она собирается бежать, ей предстоит много дел, для которых требуется свет. Эту ночь она просидела в темноте, вглядываясь в звезды. Могут ли они заметить ее без света? Инфракрасный радар… Это тот, что улавливает тепло, припомнила Офелия; раньше у поселенцев были специальные очки, позволяющие видеть животных в темноте, но с годами они пришли в негодность. Выходит, ее все-таки могут засечь с корабля – как минимум увидят облако жара вокруг рециклера. Может, решат, что рециклер работал сам по себе с тех пор, как из колонии вывезли людей? Что кто-то попросту забыл отключить оборудование?

После стольких месяцев в одиночестве ей сложно было представить, как рассуждают другие люди. Будь на орбите Барто, о чем бы он думал? Сколько осталось до конца смены… Когда моя очередь… Готов ли ужин?

Офелия проснулась на заре; она задремала сидя, привалившись к стене, и теперь у нее защемило шею. В глаза словно насыпали песка. Морщась от боли, она осторожно потянулась и медленно, придерживаясь за стеночку, поднялась на ноги. В центре света было немного, но достаточно, чтобы видеть перед собой. Она дошла до кабинетов и уставилась на безмолвный серый ящик. Стоило ей засомневаться, уж не приснились ли ей голоса, ящик снова затрещал и ожил.

– Восход по местному времени, – произнес новый мужской голос.

Интересно, где они? В поселении до восхода солнца еще добрый час. Может, восточнее? На востоке не было ничего, кроме моря, если только не забрать дальше к северу. Офелия открыла экран погоды – на нем отображалась карта материка с линией восхода. Выходит, они совершили посадку где-то вдоль этой линии, более чем в тысяче километров от поселка.

Может быть, они никогда ее не найдут. У них ведь полно работы. За все сорок лет никто из поселенцев не отходил от колонии больше чем на несколько километров. Они собирались продолжить разведку территории, но всякий раз отвлекались на более важные дела. Может быть, ей ничего не угрожает.

– Восемь-восемь отправляет мехботов, принимайте через две.

– Принято.

Весь день Офелия, скрючившись перед приемником, следила за ходом вторжения (иначе происходящее она воспринимать не могла), временами только догадываясь о смысле услышанного. Она помнила, как происходила их собственная высадка, поэтому примерно представляла себе процедуру. Первыми отправлялись челноки, которые могли совершить посадку без предварительной подготовки грунта; на них доставляли мехботов, которые разравнивали поверхность посадочного поля. Следом – основные грузовые челноки со строителями, которые быстро возводили временные склады и оборудовали посадочную полосу. Последними, в порядке специальностей, прибывали пассажирские челноки с только что проснувшимися поселенцами. Офелия представила женщину, такую же, как она в молодости, которая приходит в себя в криокапсуле, пытается успокоить детей, пока их будят и загоняют в челнок… В день их высадки шел дождь, вспомнила она, и Барто орал как резаный и бился своей крепкой круглой головой ей в грудь.

Но это будет позже. Сегодня где-то на северо-востоке челноки выгружали мехботов, а большие строительные машины выпалывали местную растительность (интересно, лес там или кустарник?), чтобы расчистить место под посадочную полосу.

Вечером, рассудив, что не пропустит приземление челнока на летном поле, Офелия вернулась ночевать домой. Свет включать не стала – это было бы глупо, ведь на орбите все еще висел корабль. Но рано или поздно корабль улетит, а поселенцам и без того будет чем заняться на новом месте. Тогда свет можно будет включить снова. Она уже почти не сомневалась, что все обойдется. Они ведь говорили, что основывать колонию в тропиках – глупое решение, а значит, не станут расширяться в эту сторону. А к тому времени, когда они все-таки сюда доберутся – лет через десять – двадцать, а то и тридцать или даже сорок, – она уже благополучно отойдет в мир иной.

Может быть, они прочтут отчеты и оценят ее маленький вклад. Она невольно усмехнулась в темноте при мысли о том, как вместо официальных отчетов, состоящих из дат и имен, они читают правдивые истории реальных людей.

– Шестой пошел. На курсе.

Еще один. Пять пассажирских челноков уже село; постепенно Офелия перестала так напряженно следить за высадкой. Очевидно, никого не интересовала бесполезная заброшенная колония. Время от времени Офелия даже покидала центр, чтобы поработать в огородах, приготовить обед и поесть, поспать дома, в удобной кровати. Она начала собирать вещи первой необходимости на случай, если придется уходить в лес, но так и не закончила. Сейчас она, уютно устроившись в кресле в швейном зале, слушала выкрученный на полную громкость приемник и нанизывала на леску раскрашенные ею бусины.