Нога приземлилась в дорожку из слизи, и Офелия сердито крякнула. Она терпеть не могла поскальзываться, к тому же от слизи чесалась кожа. Вернувшись домой, она залезла в душ и как следует потерла ногу мочалкой, опираясь на стену, чтобы не потерять равновесие. Прежде такие опасения ее не беспокоили. Весь ужин она чувствовала, что изо всех сил избегает какой-то мысли. Она счистила объедки, вымыла посуду и закрыла ставни. В доме было душновато, но ей хотелось оградиться от внешнего мира.
Лежа в темноте, она наконец позволила себе отпустить мысли. Тридцать два дня. На грани сознания маячил страх, огромный, как гора. Нарастал ли он? Нет… Удивительное дело: она уже взобралась на эту гору, не чувствуя ее, не сознавая ее масштабов. Такое уже случалось прежде, с другими страхами. Когда они с Кейтано впервые занялись любовью… когда они с Умберто поженились… когда у нее впервые начались схватки… Всякий раз она задним числом осознавала, что не столько переборола страх, сколько бессознательно оставила без внимания. Вот и сейчас…
Мне было страшно. Офелия вспомнила тот единственный немой вопль, который тут же подавила, загнала назад, словно ребенка на полпути из утробы. Теперь она могла бы исследовать эту гору страха, но уже не помнила, чего так боялась. Страх маячил на границе поля зрения, неоформившийся, зловещий и непостижимый.
Наверное, это к лучшему. Не думай слишком много, наставляла ее мать. Не трать время на то, что было; его уже нет, оно улетело, как листок бумаги, подхваченный ветром. Конечно, мать имела в виду все плохое; хорошие воспоминания она призывала беречь.
Растянувшись на кровати в темноте, Офелия прислушалась к ощущениям. Левое бедро болело сильнее, чем правое, а плечи задубели. Жаль, что некому их размять. Но страшно ли ей? Нет. Больше нет. Оборудование работает. Коровы и овцы живы, а если бы и погибли, запасов продовольствия хватит на несколько лет. Она не страдала от одиночества, как страдают от него другие люди. Ей пока не наскучило жить без чужой указки. И все-таки на следующее утро, работая в огороде, она вдруг почувствовала, что по лицу ее текут слезы. Почему? Ответа не было. Огород стал для нее утешением. Помидоры, спеющие на глазах… Вон тот, глядишь, вечером уже можно будет сорвать. Зеленые стручки фасоли, высокие стебли кукурузы – ее густой запах всегда напоминал Офелии о теле Кейтано. Не то чтобы ей хотелось с кем-то поговорить… скорее хотелось, чтобы кто-нибудь ее выслушал. Мысли вернулись к компьютеру в центре и к журналу, который хранил столько данных и при этом не рассказывал ничего.
Записать все истории с ходу было слишком трудно. На это уйдет вся оставшаяся жизнь, и все равно закончить не удастся. Офелия оставляла для себя подсказки: мигрени Евы, день рождения сестры Розары, когда разбился кувшин; что она чувствовала, когда во втором потопе разбились последние лодки и никто не решался переправиться через реку, даже когда сезон дождей закончился.
Опираясь на эти подсказки, она могла записать полноценные истории – рассказать, как все было, – позже. Она писала не каждый день, а только когда ей этого хотелось, когда воспоминания зудели сильнее ноги, наступившей в оставленную склизевиком дорожку, когда ей нужно было увидеть их на экране, чтобы убедиться: у этих воспоминаний есть конец. Бывали дни, когда она заносила только сухие данные: показания приборов, температуру, осадки, заметки об урожае.
Офелия сидела на пороге и ела очередной поспевший помидор. В этом году урожай будет некуда девать. Полуденное солнце припекало стопы; спрятавшись в тени, она выставила ноги наружу и тянула носки то на себя, то от себя, пока не начало казаться, будто на ногах у нее горячие тапочки. Она проводила снаружи столько времени, что ноги довольно сильно загорели и руки тоже. Она вытянула руку, подставив ладонь солнцу, и полюбовалась браслетом, сплетенным из семенных коробочек дневки. Семена внутри постукивали, как миниатюрные кастаньеты. Какое-
то насекомое ужалило ее в спину; она взяла мухобойку, которую смастерила из прутика и обрезков ткани, и почесала зудящую кожу.
Она знала, что эта благодать не будет длиться вечно. Через полгода все станет совсем по-другому. Но верилось в это с трудом. Благодаря оборудованию жизнь будет простой всегда. Если, конечно, ничего не сломается. Офелия проверяла машины каждый день и не находила никаких неисправностей; все показатели были в норме. Наверное, для них жизнь тоже стала проще, ведь обслуживать приходится всего одного человека.
На востоке вздымались огромные башни из облаков, ослепительно-белые сверху и растрепанные, будто грязные снизу. Приближался один из тех свирепых морских циклонов, что могли затянуться на несколько дней. Бывали годы, когда они обходили колонию стороной; бывало и наоборот, по два-три шторма за лето, способных погубить половину урожая. После обеда, когда становилось слишком жарко, Офелия обычно ложилась вздремнуть, но сегодня, вздыхая, заставила себя подняться и взяла корзину. До начала шторма нужно было оборвать поспевшие плоды и еще раз проверить оборудование.
Порывистый ветер переворачивал листья садовых растений, обнажая бледную изнанку. Переходя от дома к дому, Офелия собирала урожай, проверяла, закрыты ли ставни и двери, надежно ли заперты сараи. Высоко над головой тучи затягивали небо, и теплый желтый свет тускнел, приобретая белесый оттенок. Воздух сгустился; стало душно, липко и одновременно как-то зябко; по коже забегали мурашки. Дом заполнялся корзинами со спелыми помидорами, фасолью, перцем, кабачками, тыквами-горлянками и дынями; порывы ветра гоняли по комнатам густой овощной аромат. Когда посыпались первые капли дождя, Офелия закончила собирать урожай и пошла в центр.
Как она и ожидала, барометр в центре показывал низкое давление; жужжало штормовое предупреждение. Офелия отключила сигнал и вызвала экран с метеорологическими данными. Она и не думала, что система работает до сих пор, что Компания решила оставить метеоспутник на орбите. Облачный вихрь висел над морем, его края пока еще только касались суши. Офелия окинула взглядом цифры по бокам от изображения. Интересно, что они значат. Как бы там ни было, шторм будет сильный и скоро доберется до поселка – это главное, что ей нужно знать. Хорошо бы увести животных с пастбища, если получится… Во время шторма река выходила из берегов, и коров могло унести течением.
Офелия выглянула за дверь, и лицо тут же обдало водной пылью; подхваченный ветром дождь косо хлестал по улице. Уже почти стемнело, и очертания зданий растворялись в сумерках. Нет уж, не хватало еще бродить по темноте под дождем, разыскивая глупых животных; в конце концов, им должно хватить ума подняться повыше. А она дождется затишья и пойдет домой.
Когда шквал улегся, воздух стал тяжелый, липкий и навязчивый, как незваный ухажер. Офелия шлепала по лужам, вслушиваясь в странные звуки, доносящиеся издалека. Что это – шум ветра в лесу? А этот писк, эти стоны – скрип деревьев или крики животных? Она зашла в дом, и в ноздри ударил тяжелый запах овощей и фруктов, заполнивший теплый сырой воздух. С фонариком в руках она обошла дом и закрыла ставни тяжелыми брусьями, как всегда делала в шторм. Заперла кухонные двери – сетчатую наружную и сплошную внутреннюю. Потом вернулась в дом со стороны улицы и закрыла на задвижку сетку. Внутреннюю дверь она запирать не стала: пока ветер дует в другую сторону, в этом нет нужды.
Она успела напечь новую порцию лепешек, обжарить лук и нарезать свежих овощей, а потом поужинать в тишине, прежде чем налетел новый порыв ветра. По кухонному полу прошелестел сквозняк. «Бейся-бейся», – подумала Офелия. Они с Умберто строили дом на совесть и тщательно следили за его состоянием. Он выдерживал и не такие ветра.
Она легла в постель и заснула под завывания ветра, почти не слыша, как один шквал сменяется следующим, перемежаясь минутами тишины. Утром из-за двойных ставен не пробивалось ни капли света. Не нужно было выглядывать наружу, чтобы понять: шторм добрался до поселка. Ветер с воем гулял в переулках, через каждую щелочку в дом рвался сквозняк, гонимый его чудовищной силой. Офелия включила свет, порадовавшись, что электричество не пропало. В прошлые разы такого не случалось, но по детским воспоминаниям с другой планеты она знала, что в сильный шторм электростанция может выйти из строя.
