Я держусь. Главное, не строить из себя жертвы.
Словечки, Вы говорите, молодежные. Пусть. Я их обожаю. Они, словно живые глазки нашего дивного языка, свежие болотца, что питают родники и реки. Большинство их, сто пудов, соскочат, но самые чумовые останутся.
Лежу, смотрю.
Тень от моей головы сместилась, солнце заглядывает слева… Вопрос: на какую сторону света я смотрю? Ответ: я, геолог, смотрю на северо-запад. Ура!
Я легкомысленная, да, Марина? Я, я… Валяюсь тут на стоге сена и даже не поинтересуюсь, как ваши дела?
Как ваши дела? Как вам живется, тонкая женщина с золотыми волосами? Вам смешны мои бредни, не правда ли? А знаете, как я храню ваши письма? Распечатываю тонким женским почерком на розовой бумаге с кружевным обрезом. И душистую полоску в конверт.
от Марины 29 июня
Скажи-ка, моя красавица, что "необыкновенного" в том, что буровик водит машину, ладит с бригадой (и пьет, разумеется, вместе в нею)? Ровно ничего. Так не прогибайся и не твори себе кумира. Коробков, без сомнения, видный мужчина и на отличном счету у начальства, но ведь он груб, Аннета, необоримо груб, как ты не замечаешь? В его присутствии я всегда ожидаю хамоватой шутки, готовой сорваться с его губ. Со всем тем, он парень не промах, а ты слишком наивна, чтобы скрыть восхищение. Остерегись. Вспомни звон разбитой посуды, да пораскинь мозгами.
В Управлении все так, как тебе помнится, разве что жарко и воняет резиной, которую жгут под столь памятной тебе стеной. Перемены-переименования мало-помалу движутся, с кем-то мы сливаемся-разливаемся, но полевиков, в том числе и тебя, пока не касается, тем более что тобою довольны.
Да еще приехал Клюев. Он полон впечатлений от нового гидрогеолога, "девушки с пушистой русой косой и набором серьезной музыки". Поздравляю. Мелькнул и скрылся, как мимолетное видение, мстит, надо полагать, в ближайшем трактире за долгую разлуку с культурными центрами.
Еще раз: не увлекайся грубой силой, не ищи приключений на свою голову. Так-то.
от Аннеты 1 июля
Нет, нет, Марина, Вы не правы, Коробков не заслуживает плохих слов. Он и вправду не "принц", а простой буровик, умный, веселый, а грубость… на меня же она не распространяется. А ведь едучи сюда, я боялась начальства. Сказать по совести, работник-то пока на троечку ведь я. Так что Иван Николаевич – моя удача. Тут я не уступлю!
Ах, если бы он не пил! Горе-горькое… сколько наших богатырей стучат стаканами по кабинам, по машинам!
Вот он идет, пошатываясь, навстречу мне по тропинке.
– Ш-ш, не шуми, – прикладывает палец к губам, – хоть ты не ругай меня.
Жена встречает его бранной картечью, и вот уже Иван, словно раненый медведь, начинает крушить все и вся, а нежная блондинка – орошать слезами подушку, будто и не она минуту назад рвала его на части. Но спокойствие: к вечеру он придет в себя, даст "твердое обещание", а она поверит с тихим счастьем в небесно-голубых глазах.
Не соскучишься.
Вы… в чем сегодня? В зеленом? Мой любимый цвет. С Вашей бледностью и глазами русалки это восхитительно! Вам поклоняются, с Вас не сводят глаз, о Вас мечтают все окрестные мены.
от Аннеты 10 июля
Марина, извините, большая просьба. Срочно, срочно, я даже подпрыгиваю от нетерпения. Гвоздь программы, бурение глубокой скважины, начнется, как только прибудет тяжелый станок, каким в Поволжье работают настоящие нефтяники. На глубине полторы тысячи метров залегает то заветное, что сделает скромный курорт мировой знаменитостью – йодо-бромные рассолы, природное успокоительное для хлипких современных нервишек. По словам главврача Рината Ахтямова, надутого гендерным превосходством, по его словам, стоит лишь поплавать в таком бассейне, как станешь спокоен и невозмутим, как обитатель Олимпа.
Я многого жду от этой проходки. В отличие от вечно спешащей нефтеразведки, мы предполагаем бурить с остановками, частыми опробованиями, с чувством и толком, чтобы сделать нашу скважину настоящим оком в земную твердь.
Так вот. Неделю назад я послала в Управление заявку на полевую химическую лабораторию, тесты и программы для компьютера. Мне интересно проследить изменение химического состава подземных вод с нарастанием глубины, сверху вниз, от пресных грунтовых до высокоминерализованных рассолов. Это так интересно, это мороз по коже! Голова моя просит нагрузки, руки – занятий, а времечка здесь не занимать! Посодействуйте, пожалуйста! Зеленый ящик, полный пробирок, колб, реактивов должен занять свое место в нашей камералке!
О, что происходит на небе! Находит гроза! Ветер, порывистое сопротивление сосен, зеленый переполох кустов, полосы ряби на потемневшей Каме. Кипят черные тучи, прочеркиваются ветвями молний. А грохот! Рушится небесная твердь! Нелегко Творцу совладать с Хаосом, нелегко созидать гармонию.
Бегу на крыльцо за дождевой водой.
от Аннеты 14 июля
Ой-ой! Вы обиделись, Марина, за "окрестных менов", Вы не отвечаете. Ой-ой! Я слониха, дубовая колода, ахти мне, ахти мне! Вечно меня заносит. Каюсь, каюсь, простите меня!
У нас все по-старому. "Северную Мацесту" мы разведали, одели в пластик, сдаем заказчику, а тяжелый станок еще не появлялся. Длинные, ничем не заполненные дни кажутся бесконечными. Брожу, как потерянная, не знаю, куда себя деть. Муки безделья и беззанятости… что происходит? Разве мне мало себя самой, книг, музыки, сияющего мира вокруг? Откуда эта пустота? И что в таком случае есть наша "работа", как не развлекалочка , не заслонка, повод не думать… о чем? За делами, как за щитами, незаметно перебегаем по дню к вечеру, и не думаем, не думаем… о чем?
Но думать-то надо!
Вопросы, вопросы…
По берегу, на фоне сверкающей реки и полыхания заката, словно вырезанные из черного картона пинают тазики ленивые сдыхи. Отдыхающие отдыхающие. Их безделье оплачено, освящено законом. Но… не есть ли в муках праздности выход на размышления? Иначе когда?
И я решила пройти испытание насквозь, героически сложа руки. Чего я боюсь? Ну-ка. Острый вихревой напряг в душе… выдержка… острый перелом… и он потек, потек, мой вечер, будто бы сквозь меня. Научиться светло и тихо принимать уединение.
Зато на следующий день, полная сил, я одним махом перерыла курортную библиотеку и заселила свое море цепью обитаемых островов. Есть находки. Во-первых, конечно, русские гении и таланты, во-вторых, мировые: Стендаль, к примеру, дневники и письма, Голсуорси, Уитмен, Хемингуэй, ранние немцы. Должно хватить на всю осень и зиму, если придется здесь зимовать.
Предовольная, переписав бумажку набело, протянула библиотекарю. И тут седенькая старушка шепнула тихонько и повела в хранилище. Дух захватило! Старые, еще дворянские, собрания, которых не касалась рука ни одного курортника: Карамзин, древнерусские сказания, былины, Гомер, Паскаль, Ницше, Уитмен, Библия. Даже Геродот! А сколько на иностранных языках! Увы, это клад без ключа, в моей башке хоть и вертится парочка, но ни одного «без словаря». Хотя и то не беда, если вспомнить долгие вечера.
Ах, как хорошо можно жить!
Последняя новость. Раиса уезжает в отпуск. Сперва к морю, на черноморские пляжи, затем к родителям в Белоруссию за детьми, чтобы привезти их к учебному году. Едет, бедняжка, сама не своя, боится оставить мужа.
Честно сказать, это семейство истомило меня, загнало в тупик, разбило хрупкие мечтания о семейном согласии. Скандалы, драки, упреки-подозрения… что-то опошлилось во мне от их присутствия.
Марина! Не обижайтесь. Пишите, это очень-очень нужно.
от Марины 16 июля
Не смеши меня, девочка! Не было печали – искать себе обид. Даже приятно узнать о благоволении окрестных мужчин!
Нет, дорогая, нет и нет.
В нашей комнате, как помнишь, сосуществуют пять человек, из коих четыре женщины плюс душка-Очёсков. Сидим, кажется, день-деньской, знаем друг друга, как облупленных, а все же время от времени кто-то да ерепенится, да петушится, да выскакивает из себя, чтобы не сели на голову, не цапнули за бок, не размазали по стенке, как случилось со мной час тому назад, когда Очёсков, завравшийся о своих "шансах" у любой женщины и получивший от меня по мозгам, сразил меня метким ударом.