Литмир - Электронная Библиотека

…В квадрат окна медленно входит звезда. Спускается до неровной полосочки на стекле и расплывается, отдыхает. Я знаю этот путь. Можно послушать русские распевы, помечтать о Марии Черни, о генерале… а генерала все нет и нет, и вокруг одна солдатня.

Музыка огромная, до той звезды.

от Марины 22 ноября

Анна-Анюта, пожалей меня. У нас моросящий ледяной дождь, оттепельный туман над грязным городом; стена ненавистная отполирована мокрым льдом… а и как же осточертело, кто бы знал! Так бы и грохнула кулаком, и рванулась туда, где "дырочки от палок сгущено голубеют". Идут, идут по улицам мужчины, лица как жеваная газета, им наплевать, кто встретится на дороге: женщина, самосвал, крокодил, в голове у них деньги, выпивка, тусовка. Зеркало предо мной, я красивая женщина, мне дают не более двадцати семи, так почему же эти слепцы идут мимо, а если и встретят случайный взгляд, тотчас отводят глаза, мол, извините, не хотел. Что происходит? Одна морщинка, другая… что за беспросветность, господи боже!

Прости мою истерику, не сердись, милая лыжница.

Кстати, с лыжным спортом в нашей Компании тоже полный ажур. В соответствии с распоряжением молодого президента, мы провели забег на три километра по застывшему водохранилищу. Бежала вся бухгалтерия, плановый и производственный отделы, все бабы, коим возмечталось задаром получить отгул. Мое достижение – шестнадцать с половиной минут, спаленное горло и первенство по Управлению, а также любезное поздравление от руководства, вывешенное на видном месте с указанием результата и года рождения. Мальчишки!

"И дырочки от палок сгущено голубеют". А что, в самом деле, не купить ли путевку, не махнуть ли куда-подальше по твоему примеру? Отпуск-то мой не использован. Дай развяжусь с делами в жилищной комиссии, с распределением бессрочных субсидий, этим ежегодным испытанием нервов, когда созерцаешь внутренности милых сотрудников, дай освобожусь, и ей-ей сорвусь, куда глаза глядят.

от Аннеты 23 ноября

Замечательно, Марина!

Приезжайте к нам. Путевки не надо, уж мы расстараемся, останетесь предовольны. О, счастье! С утречка мы пойдем на лыжах, я покажу Вам лес, длинный спуск к реке, одно страш-шное место, где я видела пиршество волков. А днем Вы увидите, как синицы со всей Усть-Качки слетаются клевать сливочное масло, подвязанное для них к моей форточке. Оно твердое, как кристалл, и они долбят его, как дятлы. А темным вечером будем беседовать, и свет из нашего окна будет падать на сугробы, и между делом привяжем кисти к зеленой шали, которую я сплела крючком, сидя среди зеленых клубков. А ночью услышите органный хор натянутых морозом посеребрённых проводов над крыльцом. А станет скучно, соберем званый вечер и прямо руками будем хватать кровавую печенку со сковородки величиной с колесо. Надеюсь, Вас устроит общество местных охотников, краснолицых викингов, среди которых Вы будете золотоволосой Изольдой?

– Кто такая, кто такая? – станут спрашивать на Усть-Качке. – У вас что, в Москве-то, все красивые, что ли?

Я же обрету свободу и независимость, не буду играть в карты и пить вино, выручая Раису, которая зазывает меня к себе, чтобы удержать Ивана в доме, чтобы ему было с кем говорить и смеяться, потому что… че-е-ерт! им самим давно-предавно скучно-прескучно. Тёмная сила глупости… хоть головой об стенку!.. зато синие-синие айзы. Прости ей, господи!

Мне не бывает скучно. Печаль-тоска – святое дело, но скука – что за хрень?!! А уж здесь-то! Когда-нибудь я пожалею о здешней свободе, о безбрежном времени. Сколько прочитано в уединении моих сосен! И мне плевать, что кто-то не въезжает, чванится своим… гендером! пусть пойдет… Я – сама по себе, и моя жизнь – не хрень с ботвой. Грубо? Да. Могу, умею.

Тра-ля-ля.

Что за поразительные места встречаются у Великих! У Ницше! Слежу за его суждениями и жажду простого решения, ибо "истина проста", по уверениям наших мудрецов. Как бы не так! Точно грузчик ворочает и перетряхивает он глыбы своих мыслей, всякообразничает, заводит и выводит.

– Нельзя счесть праздным вопрос, – замечает где-то, – не нашел бы Платон, избегнув чар Сократа, еще более высокий тип философствующего человека, тип, который теперь навсегда утрачен для нас.

Вот так. Неотразимые чары Сократа огрузили ученика признательностью в виде томов "Диалогов" с тридцатью шестью беседами между Сократом и всякими-прочими, дабы возвысить Учителя. На это он положил жизнь, и , возможно, задержал развитие человечества. Прогнулся чел под Сократа – и упустил тропу озаренных сокровений. Трагедия античной мощи. А все только блеют: ах, Платон, ах, Сократ! Не догоняют, что ли? Что происходит, когда что-то происходит?

Марина!

Приезжайте, ведь Новый год!

По этому случаю маленькое поручение. Не забудьте о гостинцах для ребятишек, моих верных друзьях и заступниках. "Тетя Аннета хорошая, тетя Аннета хорошая…" – перечат они матери, когда та распоясывается за стенкой. Обиды я не держу, при мне молчит и ладно. Так для мальчугана подошел бы автомобильчик, фонарик и перочинный ножик (или ножик не надо?) – тогда солдатики. Для девочки, конечно, ленты-кружево и кукла с приданым. И что-нибудь столично-сладкое для обоих.

Елку срубим на поляне, привезем, нарядим, зажжем свечи. Эх! Одно только… помните «В лесу родилась елочка?». Окончание:

А после нашу елочку

В помойку отнесли,

Давай, смотри, метелочка

Веселенькие сны…

Извините.

А хотите, будем гадать на суженого-ряженого, на заговоренной воде? Приезжайте.

от Аннеты 18 декабря

Худо мне, Мариночка, совсем худо. Что произошло сегодня, час тому назад, в день моего рождения? Не знаю, не понимаю ничего.

Вчера рано утром Иван завел машину и уехал. Далеко? – неизвестно. Был ясный зимний денек. Я сбегала на лыжах, заглянула на буровую, постояла, стуча ботинками, – не появилась ли нефть? Иван не вернулся. К вечеру закачались сосны, засвистел ветер, метель понеслась в разные стороны. Ивана не было. Вот, кажется, фырчит машина… нет, это печи гудят, вьюга воет. Вот идет! Нет, это мурлычет котенок. Другие машины светили фарами, другие моторы слышались сквозь буран. Мы сбились в общей каморе в молчаливой тревоге. Страх – ожидание зла. Его может и не произойти, а человек изглодан ожиданием, пространство жизни его сгорело.

Так мы сидели, пока не заснули дети, и долго беседовали потом.

Утро пришло хмурое. Дорог как небывало, сугробы поднялись под самые окна. Расчистили тропку для наших школьников, попили чаю. Я засела за работу. Рая стукнула в стенку "За молоком", и вновь стих огромный дом, пустыня, с единственной живой душой, моей, именинницы. Вдруг ухо насторожилось – мотор? Ближе, ближе, и зеленый капот нашей "Газели" качнулся у калитки.

– Иван!

А он и вот он, горячий, морозный, пропахший бензином. Никуда бы его не отпустила, никому бы не отдала!

– Почему не звонил, почему не звонил?

Бережно сняв с плеча мою руку, он вложил подарок, золоченую ложечку с ясной цветной эмалью. Вот зачем он гонял в город, пробивался снегами, чуть не замерз, как ямщик в чистом поле!

Поющая нежность обвила меня, чуть-чуть и поплыла бы по воздуху прекрасной мелодией… Так я стояла, прижав руки, боясь вспугнуть свою радость, он же давно исчез, Иван-царевич, помчался на буровую как на свидание.

После обеда мы втроем сидели в камералке. На мне был любимый малиновый свитер и зеленые брючки длиной чуть ниже колена, с разрезиками по внешним швам, за что местные модницы окрестили их "недошитыми" и спешно нашили точно таких же. Иван по-хозяйски развалился за столом у самой двери, хмельной и лукавый, а Рая – Рая наслаждалась, простая душа, его благополучным возвращением, его превосходным расположением духа.

12
{"b":"906492","o":1}