Напряженно смеюсь.

В душе копошится что-то неясное. Что-то, что я сама еще не могу разобрать.

– Ладно, – с горящим взглядом, Ингрид выхватывает в толпе очередного известного критика, – развлекайся, – бросает мне, и скрывается среди гостей галереи.

Я тихо пробираюсь к картине.

Встаю напротив нее. Скольжу грустным взглядом по табличке «Продано» внизу полотна.

Сильнее сжимаю в пальцах ножку бокала.

Покупатель будет любоваться на эту картину, гадая кто эти мужчина и женщина. А может, мечтая хоть раз испытать те же жгущие чувства. Или придаваться воспоминаниям о своей безвозвратной любви…

Но я ее уже никогда не увижу.

Медленно прикрываю глаза, в миллионный раз транслируя в сознание мантру: «Пора отпустить. Он не любит тебя. А ты не любишь его. Эта была просто похоть. Запретная страсть. Маленький грязный секрет».

Но, почему-то от «просто похоти» так сильно ноет порой слева под ребрами.

И думаю я об этом секрете слишком уж часто. На запястье красный след от ударов резинкой вообще не проходит…

И в это платье влюбилась лишь из-за цвета, который так напоминает…

Щелк! Распахиваю глаза.

Привычка бить себя по запястью, наработанная длинными месяцами, как панацея спасает.

Я трясу головой, будто сбрасывая оцепенение. Цепляю на губы вежливую улыбку. Посылаю картине прощальный взгляд напоследок, и уже собираюсь вернуться к гостям, когда слышу за спиной короткое, но такое ласкающее:

– Софи…

Раз. И мир, наполненный живыми людьми начал меркнуть. Снова сузился до одного человека.

Я оборачиваюсь.

Вуаль вернулась.

А под ней – только Он…

Губы раскрываются сами собой, судорожно втягивая глотки кислорода. Ноги слабеют. Перед глазами дрожит наполненная людьми галерея.

И Он.

Данис.

Данис Асадов.

Миллиардер, разбивший мне сердце, и лучший друг папы…

Мужчина, которому я подарила невинность.

Человек, чье имя отпечаталась в моем сознании перманентно. Тут не поможет никакая резинка…

– Данис, – вуалируя рваный вдох, сорвавшийся с губ, говорю.

Улыбаюсь, въедаясь голодным взглядом в него.

Данис по-прежнему высок, красив, невероятно обаятелен, и все так же недосягаем.

Сколько бы я ни пыталась обмануть себя в прошлом, реальность неутешительна – он никогда не воспримет меня, как равную. Для него я так и останусь крошкой Софи. Умницей – дочкой лучшего друга.

– Здравствуй, – дергая уголком губ произносит.

За последние 10 месяцев эти губы снились мне ни много ни мало, всего лишь раза 304. Ну это навскидку… Примерно.

Я скольжу взглядом по небрежной укладке, по красивой щетине. По изумрудному взгляду, так похожему на цвет шелка моего платья.

– Здравствуй… – шепчу.

Мы молчим, глядя друг другу в глаза. Минуту. А может быть, вечность.

С ним время идет совершенно иначе.

Дан первым нарушает молчание. Сжимая в руке стакан виски, делает шаг навстречу ко мне.

Парализованное дыхание еще больше отказывается мне подчиняться. Кислород в тело практически не поступает.

Но Дан не спешит ко мне прикоснуться. Всего лишь рядом встает. Слишком, черт побери. Слишком близко.

И устремляет взгляд на картину.

И я смотрю на нее. И вижу нас с ним.

Все внутри дребезжит от мысли, что Дан может вдруг догадаться о героях этого полотна.

Узнать в них себя. Узнать нас.

Мы не спешим расспрашивать друг друга о чем-то, как старые знакомые, которые давно не общались.

Не улыбаемся друг другу натужено.

Просто смотрим на полотно.

Пока наши плечи соприкасаются.

Я на миг прикрываю ресницы, и только тогда делаю первые вдохи. Заранее знаю, что нос начнут щекотать ноты сандала и табака, а сознание будоражить оттенки той самой ночи…

– Красиво, – через паузу подает голос Дан.

Вскидываю взгляд на него.

– Спасибо, – произношу одними губами, слега улыбаясь. Сложно выдавать нормы приличия, когда внутри землетрясение по девятибалльной шкале.

Еще какое-то время мы продолжаем молча смотреть на картину.

Каждый думает о своем.

Или… Дан думает о чем-то своем, а я пытаюсь просто не растерять разбежавшиеся трусливыми зайцами в разные стороны мысли.

– Как ты, Софи? – неожиданно повернувшись, интересуется Дан.

Я теряюсь. Но только на миг. Делаю глоток щекочущего шампанского, чтобы выиграть время.

Я представляла себе эту встречу ни много ни мало… Навскидку – раза 304…

– Все хорошо, – банально, но ведь так все и есть. – А ты? Решил остаться здесь жить?

Он молчит. Лишь слегка улыбается.

– Ты очень… – спотыкается на полуслове, оставляя мой вопрос без ответа. – Талантлива. – Заканчивает, а мне до рези в глазах интересно, что он заменил этим словом.

– Спасибо, – снова облизываю пересохшие губы, а Данис пристально наблюдает за движениями моего языка.

Мы стоим рядом. По моим венам несется электрический ток.

Дан резко оборачивается к полотну. И, не прикрываясь больше нормой приличий, прямо задает свой вопрос:

– Это мы?

Обезоруживает меня. Раскрывает.

Я нервно смеюсь.

– Что? Нет, это просто… Просто… Просто картина. Искусство.

Неожиданно впускаю в мысли догадку. «Твои фанаты далеко не бедные люди». Смотрю на него ошарашено.

– Это… ты, Дан? Ты купил эту картину?!

На лице мужчины ни дергается ни единого мускула. Совершенно спокойно он говорит твердое:

– Нет.

Нет. Нет, это не он. Ты идиотка, Софи? Зачем Данису покупать эту картину, да еще и за такие баснословные деньги? Он сам когда-то признался, что не ценитель искусства. Так что вряд ли расщедрился бы на бесполезную, по его мнению, вещь.

Это только ты раза 304 (примерно) прокручивала в голове ваши общие воспоминания. Даже собаку в его честь назвала. Одну букву всего изменила. Никто же не догадается, правда?

А он… Он плевал на то, что вас связывало. Для него ты была одной из… Из десятков, а может, и сотен.

Не совершай ту же ошибку. Эти грабли и так уже набили на твоем лбу непреходящую шишку. Скоро пробьют там дыру.

– Жаль, что это не мы, – легко, то ли в шутку, то ли в серьез, продолжает говорить Дан, – иначе точно купил бы.

И пока я молча на него пялюсь, беззаботно бьет стаканом о мой бокал. Стекло раздается пронзающим «Дзын-нь», а у меня все внутри холодеет.

«Иначе точно купил бы…»

И что это значит?!

Как понимать эту туманную фразу?!

Может, стоит швырнуть ему в лицо прямо сейчас счет за психолога, который обогатился, пока пытался помочь мне не думать о моей «просто похоти»?! И которому это, к слову, так и не удалось!

Да он даже близко не представляет, что я пережила, после того, как он захлопнул дверь того номера! Даже близко не представляет…!

Иначе… Иначе не допустил бы этих полунамеков, вселяющих в меня веру, что еще что-то возможно…

Я часто дышу, пока наблюдаю за ним.

А уже через миг на мою талию ложатся мужские ладони.

И я бы многое отдала, чтобы это были руки Асадова. Но Дан стоит неподвижно. Лишь холодным взглядом скользит мне за спину, разглядывая того, чьи руки меня обнимают.

В щеку прилетает короткий отрывистый поцелуй.

– Привет, любимая.

Я отмираю. Сдержанно улыбаюсь.

– Привет… – отрывисто отзываюсь, – Дан, – перебарывая себя, говорю, – познакомься, это мой жених.

Софи.

– Янош Грос, – протягивает Ян Данису руку.

Отчего-то в моем горле образуется ком. Пытаюсь его проглотить, пока наблюдаю, как мужские ладони соприкасаются в крепком рукопожатии.

Рука Даниса сверху ложится.

– Данис Асадов. – Представляется он.

Мне будто бы стыдно должно быть за то, что я позволила себе идти дальше.

Не зациклилась (Ха-ха, не зациклилась?) на наших с ним больных и неправильных отношениях. Которые и отношениями то можно назвать лишь под ударной дозой наивности.