– Завтракать будешь? Если да, с тебя пятьдесят центов. – Она держала руку под подбородком, как будто хотела поймать собственную слюну. – Это овсянка и кофе. Сливок нет, вышли.

Боб не любил овсянку и не употреблял кофе.

– А можно яичницу?

– Нет, у нас яиц нет. Если хочешь яичницу, тебе нужно в закусочную. Туда и пошли как раз твои интересные друзья.

– Когда?

– Только что.

Боб сказал, что тоже пойдет в закусочную, и Элис ушла. Он быстро оделся и вышел из своей комнаты. Мистер Уитселл сидел в кресле в конце коридора, положив руки на колени, ботинки стояли чуть в стороне от его ступней, одетых в носки. Как зачарованный, он смотрел на льющийся в окно свет, но ожил, приметив Боба.

– Доброе утро! Ты уходишь уже? С какой целью?

Боб сказал, что идет в закусочную, и мистер Уитселл спросил:

– Не любишь овсянку? Ну, между нами, жителями второго этажа, я и сам ее не очень люблю. Мистер Мор прекрасно готовит, но разнообразием он не балует. Представь, сам я ни разу не был в этой закусочной за все время, что тут живу. И знаешь почему? Я тебе скажу: потому что боюсь. Боюсь людей! Каково? Видел когда-нибудь такое? – Сам себе поражаясь, он закатил глаза, а потом достал из жилетного кармана десятицентовую монету и попросил: – Будь другом, принеси мне сегодняшнюю газету и сигару за пять центов. И то, и другое можно купить в закусочной.

Боб согласился, что так он и сделает, и, получив монету, развернулся и рванул по коридору к лестнице, мимо стойки администратора, через оранжерею и в яркое утро, тихое и безоблачное. При виде океана, который в дневном свете занимал большую часть окоема и выглядел дружелюбным, ленивым и бесконечным, у Боба сбилось дыхание. Он постоял, посмотрел, а потом пошел прочь от берега, вдоль дороги к закусочной.

Джун и Ида сидели в кабинке у окна, по собачке на коленях у каждой, и Джун махнула Бобу, чтобы он к ним примкнул.

– Я тут думала, стоит нам тебя будить или нет, – сказала она. – Ида решила, что нет. Ты хорошо выспался? Номер удобный? Мистер Мор не самый распорядительный из владельцев отелей, но дух у него самый благородный, и это, в конце концов, чего-то да стоит.

– Расскажи ему про свой сон, Джун, – сказала Ида.

– Стоит ли? – усомнилась Джун. – Нет, не стоит.

Ида сказала Бобу:

– Ей приснилось, что на тебя напали бродяги.

Джун хмуро посмотрела на Иду.

– Знаешь, Боб, – сказала она, – я всячески поддерживаю твой прожект. Но мне не по себе при мысли о том, что юное создание вроде тебя может оказаться одно-одинешенько в этом мире. Потому что тут порой бывает очень непросто.

– То и дело слышишь про то, как бродяги растлевают детей, – сказала Ида.

– Ида, Ида! – остановила ее Джун.

– Что “Ида”? Слухи ведь ходят. Остережен – значит вооружен.

Джун похлопала Боба по руке.

– Никто тебя не растлит, Боб.

– Но если растлят, – вступила Ида, – не говори, что мы тебя не предупреждали.

– В любом случае, сон был неприятный, и я долго потом не могла заснуть, и теперь Ида сердится на меня, потому что я не давала ей спать, а все о тебе говорила.

– Снова, снова и снова, – кивнула Ида.

– Мы обсуждали тебя, Боб. Мы действительно подробно тебя обсуждали, и хочешь знать, к чему мы пришли? А вот к чему: мы подумали, не найдем ли тебе меж нас места. Ну, ты меня понимаешь. Это я про работу, Боб.

– Но на время, – добавила Ида.

– Но в своем роде это будет важная должность, – сказала Джун.

– Но бесплатно, – сказала Ида.

– Как же бесплатно? Без какой-то оплаты нельзя.

– Я-то считала, что платой будет стол и дом.

– А на что же тогда мальчику покупать всякие стеклянные шарики, и агатики, и что там еще? Вот что я предлагаю: мы обеспечиваем жилье и питание и выдаем юному работнику целый доллар в начале каждого дня.

– Чудесно, Джун, но кто заплатит нам, чтобы мы заплатили ему?

– Доллар – это всего лишь сто пенни, Ида. Я верю, мы справимся. Ну, Боб, что ты на это скажешь?

– Да, – сказал Боб.

– “Да” – то есть ты согласен с нами работать?

– Да.

– Так, теперь ты, Ида.

– Что?

– Все ли тебя устраивает и согласна ли ты с тем, что, как подсказывает мне мое внутреннее чутье, Боб не просто какой-то прохожий бездельник, а один из нас?

Ида одарила Боба долгим и пристальным взглядом.

– Вообще-то, – сказала она, – я, по сути, согласна. Вы приняты, если вам этого хочется, молодой человек, и да будет к вам Господь милосерден.

При этих словах Джун и Боб пожали друг другу руки, и Ида застучала по столу пустой кофейной чашкой, отмечая и празднуя принятие Боба. Почти сразу подошла официантка, молодая жизнерадостного облика женщина:

– Да?

– Что “да”, дорогая? – спросила ее Джун.

– Разве вы стучите не для меня?

– Нет, не для вас. Просто стучим, и все.

– А, – сказала официантка.

– Выделяем момент во времени, – пояснила Ида.

– Ну, тогда, я думаю, все в порядке, – сказала официантка и ушла, а Ида сказала Бобу:

– Этот сценарий приводит на ум другой вопрос, а именно: умеешь ли ты играть на малом барабане с жильной струной?

– Нет.

– А был у тебя хоть какой-то опыт работы с музыкальными инструментами?

Боб покачал головой, а Джун сказала:

– Возможно, разумней поставить вопрос не о том, умеешь ты то или это, а скорее о том, располагаешь ли ты склонностью к приобретению знаний, чтобы пройти обучение и стать докой в этом и том?

– Располагаешь ли ты склонностью к тому, чтобы пройти инструктаж и стать докой в том, как губной помадой подмазать собаке рот, когда собака против этого возражает? – уточнила Ида.

– Да, – сказал Боб.

Ида снова принялась стучать по столу чашкой, на этот раз с тем, чтобы подозвать официантку, но официантка, которую только что научили, что стук не для нее, подходить не спешила. Тем не менее, поскольку стук продолжался, она в конце концов объявилась, и Ида объяснила, что да, на этот раз шум означал вызов.

– Этот стук по столу для меня в новинку, – сказала официантка.

– Коммуникативная перкуссия предшествует письменному слову на тысячи лет, – сообщила ей Джун.

– Ну, тогда я вас слушаю.

Официантка поднесла карандаш к блокноту и приготовилась принять заказ. Джун, прищурившись на меню, спросила:

– Что такое “мясная стружка”?

– Ох, и не рассказать, – вздохнула официантка.

– Может, попробуете? – поощрила ее Джун.

– Ладно, – сказала официантка. – Ну, это, знаете ли, говядина. Мясо коровы.

Джун сложила ладони домиком.

– Его сушат и вялят, – продолжала официантка, – а потом мелко рубят, потом обжаривают в масле, потом солят, а потом поливают чем-то похожим на кетчуп, потом ставят под лампу, чтобы оно согрелось и как бы размягчилось. Ну и вот.

– И получается стружка?

– Верно, – сказала официантка. – Закажете?

– Неет, – отказалась Джун и, обратившись к сотрапезникам, пояснила: – Название “мясная стружка”, на мой взгляд, вызывает в воображении блюдо с мясом, из которого торчат щепки.

– В нашем мясе нет щепок! – воскликнула официантка.

– Вот фраза, вселяющая уверенность, – сказала Ида. – Вам следует написать ее на фирменном спичечном коробке.

Джун все еще щурилась на меню.

– Я буду… бургер “лесоруб”.

– “Лесоруб” или маленький “лесорубик”? – уточнила официантка.

– “Лесоруб”.

Боб тоже заказал “лесоруб”. Ида попросила принести домашний сыр и чашку кофе. Джун, вскинув руку, вмешалась:

– Нет, Ида. Этого мало. Закажи еще что-нибудь. Да, ты должна. – И повернулась к Бобу: – Она мухлюет за завтраком и думает, что кого-то дурачит, Господа нашего на небесах, что ли, я уж не знаю. Но потом, часов этак в одиннадцать, сатанеет, потому что у нее в желудке шаром покати, и она несчастна. – Джун собрала все меню в стопку и протянула их официантке. – Моя подруга тоже возьмет “лесоруб”, спасибо.

– “Лесорубик”! – сказала Ида, и официантка ушла.