– Абсолютно, – красавчик отправляет очередную клубничину в рот.

Включаю микрофон.

– Да, я в порядке. Задержусь сегодня.

– Твоя машина осталась у выставочного павильона, сама ты на Крестовском у арабов. И у тебя всё в порядке?

Меня бросает в жар. Знала, что у Руслана всё под контролем, но сегодня он превзошёл самого себя.

– Мы обсуждаем «пингвинячий» проект.

– Во сколько прислать за тобой машину?

– Я наберу тебя, – сбрасываю звонок и показываю телефон красавчику. – Если что, моя семья в курсе, где я и с кем.

Взгляд медовых глаз обволакивает меня:

– И с кем ты?

Стою возле кровати, переминаясь с ноги на ногу, как ученица, не выучившая урок. Ноги гудят от высоких каблуков. Одно желание: рухнуть на роскошный голубой шёлк покрывала. Нет, ещё одно есть! Напихать этому невозмутимому гаду целый рот клубники, чтобы не задавал вопросов, на которые я не знаю ответа.

– Не знаю кто ты, но имей ввиду, ваш шейх мне вообще не понравился. Если собираешься меня за него сватать – пустой номер.

– Ляг, пожалуйста.

– С чего это вдруг?

– Я устал. Ты устала. Неужели не хочешь отдохнуть?

– Хочу, – тяжко вздыхаю. – Но это как-то неправильно.

– Как правильно?

– Ты ушёл от темы?

– Какой? – улыбается красавчик.

– Я не хочу идти ни к какому шейху. Ни первой, ни семьдесят седьмой.

Красавчик поднимается и кончиками пальцев проводит по моим плечам.

– Но ты уже пришла. А я больше никого и не ждал.

Нога предательски подворачивается, и красавчик, подхватив меня на руки, укладывает на кровать.

– По-подожди, – упираюсь руками в его грудь и впервые в жизни шалею от близости мужчины. – Так ты и есть этот… Мухаму Абу Али?

– Мухаммед Абдул-Азиз Машхур Тумдан. Можешь звать меня просто Мухаммед.

– Спасибо. Полное имя я сегодня точно не запомню. – Едва сдерживаю смех, вспоминая отца. У его любимого чёрного чихуахуа тоже очень длинное имя в родословной. Папа всегда новым знакомым представляет пса полным именем, а потом добавляет: «Но можете звать его просто Муха!».

– Чему ты улыбаешься, джами́ля.

– Раз уж речь зашла про имена, то меня зовут Есения. А не Джамиля и не Зухра. Просто Е-се-ни-я.

– Я знаю твоё имя. Но джами́ля на моём языке означает «красивая». А ты самая красивая девушка, которую я когда-либо встречал.

– А те семьдесят шесть прекрасных баб? – Лежу под Мухой, как про себя невольно окрестила красавчика.

– Ты очень ревнивая, Есения. А значит, очень страстная, – Мухаммед склонился надо мной так низко, что его щетина касается моего подбородка.

– Но для того, чтобы познакомиться с моими страстями поближе, ты должен сначала предстать перед моим отцом.

– Что значит предстать?

– Приехать со своей свитой на пяти слонах к нам в имение.

Мухаммед слезает с меня и проглатывает смешок.

– Слоны теплолюбивые. Я думал ты любишь животных.

Так меня ещё никто не поддевал.

– Люблю. Но ты должен меня удивить.

Мухаммед дотягивается до клубничины и проводит ею по моим губам. С аппетитом откусываю кусок. Красавчик ждёт пока я съем её целиком и, склонившись к моему уху, шепчет:

– Я никому ничего не должен. А вот ты уже задолжала мне поцелуй.

[1] Джамиля (араб.) – красивая.

Мухаммед

Хочу эту женщину целиком и навсегда. Её аромат забился мне в ноздри и сорвал с тормозов, ещё когда Есения прошла мимо меня на выставке. Готов переселить её любимых пингвинов в свой дворец и лично кормить их рыбой, лишь бы красавица отдала мне всю себя до капли.

Я так ждал её сегодня, а она всё не шла. Мёрз в этом неуютном доме, а сейчас кровь по моим жилам хлынула огненной рекой. В стране, где люди прячутся от холода в шкуры животных, меня согрело это маленькое, слегка растрёпанное, чудо.

Касаюсь нежной кожи моей красавицы. Пальцы дрожат. Девчонка горяча и непокорна, словно необъезженная кобылица. Но не отталкивает мои руки. Прикосновения ей приятны. Вижу, она тоже хочет дотронуться до меня. Любуюсь золотистыми локонами. Они струятся по худеньким плечам словно шёлк. Волосы Есении напитаны солнечным светом. Её серые глаза смотрят на меня без страха и похоти, но в их бездонной глубине томится желание.

Я – хищник, она – трофей и добыча. Не сдержался, кинул красавицу на кровать и подмял под себя. Океанские волны страсти накатывают на раскалённые пески моего темперамента и вскипают желанием немедленного соединения. Но с принцессой так нельзя. Я давно ждал такую: гордую, но без жеманства, страстную, но не шлюху, искреннюю, но не дуру.

– Ты задолжала мне поцелуй, – повторяю точно в бреду.

– Ты серьёзно? – смеётся Есения. – За одну ягодку?

– Прости, забыл, что ты голодна. Открывай рот. – Выбираю самую сочную клубничину на блюде. Макаю в соус, рецепт которого мой повар не раскрывает никому, и подношу к сладким губам моей красавицы.

– Не очень удобно есть лёжа… Но это безумно вкусно, – сдаётся Есения.

– Мне нравится кормить тебя, – не могу сдержать улыбки. – Закрой глаза, поиграем.

– Да ты затейник, – переходит Есения на незнакомый мне язык.

– Что такое затейник? Звучит странно.

Есения хмурит лоб:

– Это… Это человек, который знает, как развлечь людей.

– Больше люблю, чтобы развлекали меня. Давай так: сначала я затейник, потом ты. – Смотрю на губы Есении и невольно облизываюсь. Съел бы эту девочку. Будто невзначай, провожу пальцами по её плечу и подцепляю бретельку синего, как сапфир, платья. Тяну вниз.

Тут же получаю по руке. Есения садится и, сердито глянув, ложится от меня подальше. Теперь нас разделяет блюдо. Она берёт клубничину и, поболтав её в соусе, протягивает мне. Подхватываю ладонью каплю на лету и съедаю лакомство.

– Вообще-то, я с рук не ем. – Попытка строго взглянуть на дерзкую девчонку идёт прахом.

– Я тоже, – Есения берёт с подноса ложку и подцепляет несколько маленьких северных ягод. Несёт к моему рту.

– Не буду даже с соусом, – морщусь, вспомнив их кислый вкус.

– Ты много ешь сладкого! Открывай рот. Это клюква, она полезная.

– Есения, нет! – отодвигаюсь подальше.

– Ладно! Уговорил. Кстати, у меня такая вкуснотища есть, – Есения сама проглатывает кислятину и на четвереньках добирается до края кровати.

Пожираю глазами её бёдра, и уже вижу себя между ними. Есения поднимает с пола сумку и достаёт оттуда коробку. Возвращается на место и протягивает мне.

– Попробуй. Мама сделала.

С подозрением смотрю на угощение.

– Боишься отравлю? – смеётся Есения и закидывает в рот два белых шарика.

– Твоя мама не в Колумбии для них сырьё закупает, – с намёком провожу пальцем по носу.

– Это сахарная пудра.

С осторожностью беру конфету. Обнюхиваю и касаюсь кончиком языка.

– Правда, сладкая. – Закидываю в рот.

– Ей можно дать растаять во рту или сразу раскусить, – Есения съедает ещё одну конфету.

– Внутри эта… Как ты её назвала?

– Клюква!

– Она. Вкусно. Ты умеешь такие конфеты делать?

– Хочешь наладить производство у себя в стране? – Есения вручает мне коробку и цепляет на блюде веточку винограда.

– Хочу, чтобы ты мне готовила их.

– Это в рамках программы помощи вислоухим пингвинам? Бартер?

– Э-э, не совсем. Скорее в рамках помощи моему пылкому сердцу.

Есения скользит насмешливым взглядом по моему наряду, и я не успеваю запахнуть бишт[1]. Оставил вузар[2] в ванной.

Есения насаживает на шпажку дольку персика.

– И другим органам. У тебя что-то есть под кандурой?

– Хочешь посмотреть? – пускаюсь на провокацию. Веду себя с Есенией, как мальчишка, и ничего не могу с этим поделать.

Щёки Есении розовеют:

– Нет, просто спросила. В общих чертах уже поняла… Ой, что я несу, – розовый оттенок её лица превращается в красный.

Кладу в рот ещё несколько конфетин:

– Всё! Ты меня на них подсадила. Готов взять тебя в жёны только ради того, чтобы ты мне лепила их каждый день.