Пилот стравил часть гелия. Аэростат почти застыл в воздухе – махина диаметром в двадцать с лишним метров серебристого цвета с изображением российского герба на боку.

– Хорошо, что нет ветра, – сказал Галкин: из-за маски на лице голос пилота стал невнятным.

– Это точно, – согласился Дорохов. – Пришлось бы ждать.

– Что мы всё-таки ищем? Как эта дырка выглядит?

– Никак не выглядит, она невидима. Только приборы и могут уловить, есть она или нет.

Помолчали, поглядывая в окошки «корзины»-палатки, пока аэростат оставался на месте.

Шли минуты, Платов нервничал, то и дело порхая пальцами по сенсорной консоли управления, сопел и на спутников не глядел. Работать в перчатках ему было неудобно, он злился, но терпел, понимая, что идёт проверка его идеи.

– Помочь? – предложил Дорохов, чтобы отвлечься от дурных мыслей.

Платов встал, выглянул в пластиковое окошко, потом откинул полог-дверь палатки, выглянул, ища глазами гору выпавших из иномерианы растений на земле.

– Нужно выйти точно над вершиной этой горы.

– Как скажете, – откликнулся Галкин, запуская вентилятор, винт которого торчал снаружи палатки.

Аэростат двинулся к северу, ориентируясь на пирамиду иновселенской флоры. Через десять минут он завис над горой и маневрировал в пределах десятка метров до тех пор, пока Платов не скомандовал:

– Стоп!

Сев на место, он снял перчатку и снова принялся играть на сенсорной панели какую-то «мелодию».

– Поднимаемся, но очень медленно.

Аэростат начал набирать высоту.

Дорохову стало скучно и холодно. Несмотря на обогрев кабины и гермокостюма, холод начал пробираться к телам аэронавтов, и когда аэростат поднялся до высоты в семь километров, Дорохов с тревогой подумал, что долго в таких условиях они не выдержат и перед следующим подъёмом надо будет что-то придумать для поддержания в кабине нормальных условий для работы.

– Ну, что у нас на горизонте?

– Ничего, – хмуро проговорил Платов, отогревая пальцы правой руки под мышкой. – Если появится след, то на высоте больше десяти километров.

– Тогда зачем мы начали с трёх?

– Во-первых, аппаратура требует настройки. Во-вторых, нужно было убедиться, что горловина иномерианы не торчит ниже, чтобы потом не начинать всю процедуру с малых высот.

– Как будет выглядеть горловина, если поиск закончится благополучно?

– Вот экран. – Платов ткнул пальцем в зеленоватый прямоугольник ноутбука, в глубине которого светилась ажурная полоска в форме башенки. – Это расчётная трасса лепестка иномерианы. Если мои пробные расчёты подтвердятся, над зубцом лепестка сформируется параболический выступ.

– Ясно. – Дорохов полюбовался на башенку, сдвинул застёжку костюма до упора, полностью перекрывая доступ к горлу холодного воздуха. – Коля, печку нельзя раскочегарить сильнее?

– Она и так на пределе, – отозвался Галкин. – Стенки кабины тонкие, тепло не держится.

– Не замёрзнем?

– Есть такая опасность. На высоте в двадцать километров температура воздуха достигнет минус восьмидесяти.

– Нам так высоко подниматься не надо. – Дорохов подумал и добавил: – Я надеюсь.

– Вернёмся, попробуем усилить термоизоляцию.

Через полчаса аэростат поднялся на десятикилометровую высоту. Температура воздуха снаружи достигла минус пятидесяти шести градусов, но в кабине пока держалась на уровне минус двадцати пяти.

Платов попросил сделать остановку. Было видно, что он окоченел и держится из последних сил. Во всяком случае, у него скрючились пальцы правой руки, и физик отогревал их дыханием всё чаще.

– Давайте возвращаться, – предложил Дорохов, стараясь, чтобы в голосе не звучали нотки сожаления.

– Ещё чуть-чуть! – взмолился Платов. – Хотя бы на пару километров выше.

– Отморозишь руки.

– Не отморожу.

– Давайте я разверну жерло печки на вас, – предложил Галкин.

– Вот я лопух, – сокрушённо качнул головой Дорохов. – Конечно, разверни, это надо было сделать давно.

Печку поставили ближе к физику, и под струёй тёплого воздуха он ожил, сунув в неё руки.

Поднялись на одиннадцатый километр, потом ещё выше.

Холод стал невыносим.

– Всё, товарищи аэронавты, на сегодня достаточно! – объявил Андрей Тарасович. – Иначе на землю вернутся мёрзлые трупы!

– Товарищ генерал…

– Отставить базар! – Дорохов связался по рации с землёй. – Василий Михайлович, что у вас?

– Сидим, ждём, – ответил Савкин. – Все занимаются своими делами, вами пока никто не интересовался.

– Возвращаемся.

– Нашли?

– Пока ноль, тут очень холодно.

– Знали же, что будет холодно.

– Знали, но не представляли, насколько. Готовьте обогрев, как снаружи, так и внутри, кое-кому потребуется горячая ванна.

– С ванной сложно… хотя что-нибудь придумаем, на территории базы остались неповреждённые бассейны с горячей минералкой.

– Ждите. – Дорохов повернулся к пилоту: – Вниз, Коля.

Через минуту аэростат начал снижаться.

Если бы не тревога за жизнь потерявшего сознание сержанта, Максим внимательнее смотрел бы по сторонам. Но он выжимал из аэромотоцикла всё, на что тот был способен, торопясь попасть в «родной» лес, и не обратил внимания, как в километре от него мимо, низко над вершинами деревьев, проскользнула едва видимая в сумерках серая пуля «дирижабля».

Впереди показалась мохнатая куртина папоротников, и аэробайк нырнул в её центр, находя чёрный зрачок шахты.

На спуск потребовалось больше времени, чем рассчитывал пилот, – пять вместо минуты, хотя он снизил скорость аппарата не намного. Из этих пяти минут четыре ушли на остановку и ловлю выпавшего Редошкина, когда мотоцикл пролетал через гравипаузу с невесомостью. Лишь уложив раненого поперёк седла впереди себя, Максим смог двигаться дальше и, вынырнув из горловины шахты под колонну лифта, с удивлением обнаружил висящий у стены воздушный мотоцикл. Не поверил глазам, вспомнив, что второй аэробайк он оставил в ангаре. Но разбираться в причинах перегона аппарата из отсека в отсек Крепости было недосуг, и он подвёл свой байк к дыре, пробитой в стене отсека на месте двери.

Однако аэробайк пролезать в дыру не захотел, замер перед ней, будто у него внезапно отключился двигатель, и как Максим ни вертел рукоятки, оживать аппарат не пожелал. Очевидно, у мотоцикла кенгурокузнечиков и в самом деле кончилась энергия либо по непонятной причине отключился аккумулятор. Держаться в воздухе он мог, лететь – нет.

Привести в чувство сержанта не удалось. Несмотря на пластырь, наклеенный на рану (разряд «нетопыря» снёс Редошкину сантиметра три мышц плеча!), кровь продолжала просачиваться по вспенившимся краям пластыря, и это было хуже всего, потому что Жора мог просто умереть от потери крови. Надо было торопиться исполнить задуманное, пока Редошкин ещё был жив.

Выругавшись, Максим с трудом снял тело сержанта с сиденья¸ затем перетащил в коридор… и наткнулся ещё на одно тело! Человек лежал ничком, спина и часть заднего места у него были оголены, иссеченные набрякшими кровью полосами, будто по ним били плетью, и Максим не сразу узнал в раненом Мерадзе. Оставил тело сержанта, метнулся к лейтенанту, перевернул на бок.

– Мир?! Очнись!

Лейтенант открыл мутные глаза, увидел склонившегося над собой майора, попытался сесть.

– Командир…

– Что случилось?!

Мерадзе дёрнулся за лежащим на полу автоматом, повернул голову в сторону, и Максим, сделав то же самое, увидел на полу в десятке метров полосу оранжевой слизи, чешуй и мелких фрагментов не то костей, не то керамики.

– «Нетопырь», – выговорил Мерадзе. – Я его мячиком…

– Откуда здесь «нетопыри»?!

– И шмели…

– Обрадовал! Зачем ты перегнал байк?

– Мы с Викой… хотели лететь за вами…

– Ладно, потом разберёмся, встать можешь?

Мерадзе опёрся о протянутую руку, встал, увидел Редошкина. Глаза лейтенанта расширились.