Ясное дело, девушка всю жизнь прожила заграницей, а отец – в другой стране. Им не понять друг друга от слова совсем.

– Маша, я вот зачем тебя позвал! – хриплый мужской голос выдергивает меня из моих мыслей и бойких рассуждений.

– Седой, – на меня показывают пальцем, – толковый мужик. Молодой. Здоровый.

Так… К чему он ведет?

– Находка для любой бабы!

В ужасе смотрю на побледневшую девушку. Похоже, она умнее меня, потому что до нее уже дошло на что намекает отец, а вот до меня никак не доходит!

Становится невыносимо душно, и я расстегиваю ворот черной шелковой рубашки, до самой груди, на которой висит мощный золотой крест на толстой цепи шириной в мизинец.

Машин взгляд невольно следует за моими движениями, и девушка нервно сглатывает слюну, глядя на очертания моей мощной груди, спрятанной за тонкой тканью рубахи.

О чем она подумала?

Кадык дергается на моей шее.

Я ей понравился?

Задаю себе дурацкий вопрос.

– Маша, ты хочешь замуж? – неожиданно спрашивает у дочери Угрюмый.

Теряю дар речи.

Какой к черту «замуж»? И при чем здесь я?

Громко кашляю, не выдержав потрясения.

– Папочка, – отвечает дрожащим голосом хрупкая девушка. – Мне еще рано. Мне девятнадцать только исполнится через неделю. Учиться еще три года. Я…

– Маша! – Угрюмый поджимает губы, и я понимаю, что это не к добру.

– Ты не вернешься туда. Остаешься здесь.

– Нет! – девушка впервые повышает голос. – У меня там друзья, мама, учеба, парень! Там мой дом.

– Нет! – обрезает Угрюмый. – Твой дом теперь здесь.

– Па-па! – девушка бросается на колени. – Не поступай так со мной. Молю тебя. Отпусти меня домой, – рыдает Машенька, и горькие слезы текут по ее загорелому милому личику.

– Седой! – хозяин особняка бросает на меня угрюмый взгляд. – Унеси свою будущую жену в ее комнату. Запри, чтобы до свадьбы не сбежала!

Что??? Что??? Что???

Сюр.

Крыша совсем потекла?

Поскорее бы это шоу закончилось!

Взять вас всех и рассажать по клеткам, как зверей!

Мысленно считаю до пяти, беру себя в руки. Рисую на лице самую обворожительную улыбку на свете, и уверенной походкой подхожу к девушке.

Машенька всё еще сидит на полу. В розовых брючках, блестящем розовом топе. Длинные светлые волосы ниспадают на тонкую спину, и грудь. Твердую двоечку.

Лицо заревано, что совсем не портит его, не умаляет милоты. Глаза синие блестящие от слез, темные длинные реснички, на которых зависли капли слез, как капель на ветках деревьев весной.

– Не трогай меня! – выставляет вперед руку.

Но я наклоняюсь, и подхватываю ее как перышко. При моей комплекции и спортивной фигуре – это легко сделать.

Осматриваю «папкино» сокровище. Сложена Маша на редкость гармонично – тонкая талия, плоский живот, модельная внешность, с красивыми ножками и фотогеничным личиком.

Всё в ней хорошо.

Только с отцом не повезло малышке.

Два дня назад

Маша

– Дочка, нужно поговорить! – говорит жестко мама, и просит меня присесть напротив нее.

– Мама, я очень тороплюсь, меня друзья ждут.

– Долго им придется ждать, – грустно смотрит в окно, и я понимаю, что она хочет сообщить мне что-то очень неприятное.

– Почему? – с грохотом падаю на стул, и зажимаю одну руку в другой, чтобы унять дрожь.

– Твой отец. Он болен… – мама не смотрит мне в глаза. – Просит, чтобы ты приехала к нему.

Смотрю на родительницу с ужасом:

– Серьезно болен? Просит? Но раньше он просил об обратном, чтобы я никогда-никогда не приезжала в Россию.

– Так надо было, – отрезает жестко мама, и я замечаю, как углубляются морщинки возле ее рта.

– Папа умирает?..

Меня бьет нервная дрожь. Я потрясена до глубины души.

Мне почти девятнадцать, а я совсем не знаю отца. И даже то фото, которое висит у меня в комнате, оно очень старое, уверена, что не имеет ничего общего с оригиналом.

– То фото… – спрашиваю очень тихо. – Это не мой отец…

– Нет, – отвечает мама и склоняет голову очень низко, чтобы я не видела ее глаз. Крупные слезы капают ей на колени, и я порываюсь подойти, но она делает знак рукой, чтобы я оставалась на своем месте. – Собери вещи, я отвезу тебя в аэропорт.

На моем лице расцветают алые пятна.

– Вещи. Рейс сегодня?

Понимание того, что сегодня моя жизнь берет какой-то крутой поворот приходит не сразу.

Поднимаюсь к себе в комнату, открываю чемодан, и понимаю, что не знаю, какая там погода в этой России. Я всю жизнь прожила в Испании у моря.

Там, наверное, холодно. По улицам бродят белые и бурые медведи, как минимум выходят из леса к селениям, чтобы поживиться едой… или людьми?

Начинаю дрожать от страха и неизвестности.

Папа…

Уже завтра я встречу своего родного отца. Если он захотел увидеть меня, значит любит! Сердце ликует. Надо будет отправить эсэмэс всем друзьям. Засовываю пальцы в задний карман джинсов и не обнаруживаю в нем телефона.

Спускаюсь в гостиную.

Мама по-прежнему сидит в той самой позе, в которой я ее оставила десять минут назад. По ее загорелым щекам текут бесконечные слезы.

– Может поедешь со мной?

– Нельзя….

– Папа не разрешил?

– Нельзя…

– Понятно, – осматриваюсь по сторонам. – Не видела мой мобильный?

– Нет.

– Странно. – Поискав трубку во всех возможным местах – за диваном, в кресле, удаляюсь в комнату без него.

Не смогу никому сообщить об отъезде! Дэвид будет думать, что я его бросила. Это ужасно.

В груди царапаются какие-то новые чувства. Я привыкла жить по накатанной, у нас с мамой всегда водились деньги, мы ни в чем себе не отказывали, жили у моря, я училась, мама работала моделью. Мы были счастливы и беззаботны.

Я не знала, что можно испытывать подобные эмоции, как сейчас.

Чувствую, как рвется живая ткань, и мне бесконечно больно. Только надежда заставляет меня успокоиться. Надежда на то, что разлука с другом, с мамой не навсегда. Это временно. Как только папа поправится, я вернусь домой. В Испанию.

– Машенька, – в комнату заходит мама. – Возьми вещи из того синего пакета, – показывает дрожащей рукой на огромный пузатый пакет в моем шкафу.

– Что это? – достаю, открываю. – Шуба, куртка? Зачем? – округляю глаза.

– Вдруг папа будет долго болеть, – отвечает спокойно и смотрит мне в глаза.

Я вижу ее стеклянный взгляд, и как на дне зрачков плещется отчаяние, но не понимаю, к чему это относится.

Похоже, она любила папу и сейчас жутко переживает за него.

Бросаюсь к матери, обнимаю ее, и она меня в ответ обнимает очень крепко.

– Машенька. Девочка моя. Прости. У меня не было выбора…

Седой

Светлые волосы девушки касаются моей щеки. Шелковистые. Вкусно пахнущие.

Но мне сейчас не до нюхательных упражнений.

Похоже, эта Маша становится моей обузой и преградой. Хотя, надо подумать, как использовать ее, чтобы заставать Угрюмого сотрудничать с нами.

По всему видно, что шибко любит он эту девчонку.

Всю жизнь скрывал ее от людских глаз, а когда жареным запахло, тут же взял под крыло и дал ей телохранителя в моем лице.

Вечно дружелюбная и доброжелательная Машенька, сейчас не кажется мне такой.

– Пусти, – лупит меня кулачком по спине.

Спина у меня широкая, сплетена из жгутов мышц, поэтому физически ничего не ощущаю. Так только что-то человеческое отзывается внутри на писклявый голосок девушки с нотками обиды и злости.

– Я не выйду за тебя замуж! Не надейся! – плачет бессильно.

– Почему? – спрашиваю безразличным тоном. – Недостаточно хорош для тебя? – усмехаюсь.

– Ты старый!

– Мне всего двадцать семь!

– У тебя уже есть седые волосы, – показывает глазами на прядь седых волос на моей голове.

– Прядь седых волос – это еще не старость!