Запах стоит такой… Чаще сглатывая слюну, проверяю корочку у гуся и аккуратно переворачиваю, добавляю корицу на кончике ножа и принимаюсь за подготовку яблок. Крепкие, зелёные, то, что нужно. Сделав из них чашечки, заполняю клюквой, добавляю мёд и ещё немного корицы.

– Чёрт, как же это будет вкусно! – облизнув пальцы, споласкиваю руки и, проверив гуся, накрываю яблоки заранее аккуратно срезанными с них крышечками. – Кайф! – люблю, когда не только вкусно, но и красиво.

Яблоки отправляются в духовку буквально на десять-двенадцать минут, добавляю щепотку соли к птице.

Всё почти готово. Остался соус.

Смешиваю в чаше блендера приготовившиеся овощи с хорошо очищенным ананасом, добавляю мяту, и последний штрих – немного красного вина. Взбиваю, добавляю щепотку сахара, сок лимона и повторяю процесс.

Кидаю на сковороду фундук. Он придаст блюду дополнительный оттенок вкуса.

И… всё. Осталось только разложить.

Две тарелки. Да, две! Я решил извиниться.

На дно соус, сверху по несколько кусочков мяса, идеально отходящего от кости, готовые яблоки с клюквой. Для украшения пара долек лимона, листья мяты, ещё несколько ягод клюквы и очищенный фундук.

– Идеально! – я реально доволен тем, что получилось. Прошла голова, и мысли вроде разложились по местам.

Сервирую, разливаю по бокалам сок, хотя вино подошло бы лучше, но Полина ещё не доросла, а я алкоголем обычно не похмеляюсь. Осталось подобрать какие-то слова, чтобы сводная выползла из своей крепости.

По привычке дёргаю за дверную ручку. Заперто. Дурацкая щеколда! Снова вспыхиваю раздражением, но тут же гашу его. Хрен с ней, пусть будет, раз мелкой так нравится.

– Полин, открой, – зову сводную.

Тишина. Делаю вдох поглубже и стучу ещё раз.

– Полина, – молчит. – Поля, твою мать! – врезаюсь в дверь кулаком.

Малая всё же высовывает свой нос в коридор.

– Что? – хрипит и смотрит на меня как на врага.

– На кухню приходи. Я ужин приготовил.

– Я не хочу есть, – поджимает губы.

Между строк легко читается: «С тобой».

– Приходи, тебе понравится. Заодно поговорим.

Она ныряет обратно в комнату и захлопывает дверь прямо у меня перед носом.

– Да чтоб тебя! Чё ты такая бесячая?! – рыкнув, ухожу на кухню.

Ужин остывает. Жалко, пипец. Сажусь за стол, отламываю кусочек мяса, макаю в соус и тяну в рот. Глаза закатываются от сочетания вкусов и текстур.

Слышу шаги. Надо же, решила выползти всё-таки.

Босая, с небрежно заплетённой косой, покрасневшими глазами, в свободных спортивных штанах и футболке. Морщит свой симпатичный нос, принюхиваясь к ароматам, заполнившим кухню.

– Кто это? – косится на свою тарелку, будто я ей туда таракана положил.

– Птица. Садись уже, – киваю на свободное место.

Поля плюхается на стул, берёт вилку, толкает в сторону фундук, двигает ягоды, рассматривая каждую.

– О чём ты хотел поговорить? – не спешит пробовать.

– В общем, – осторожно разламываю яблоко, собираю на вилку соус, мясо. Поля смотрит на эту вкусняшку и шумно сглатывает слюну. – Я был не прав, – заканчиваю свою мысль. – Шутка была грубой.

Хмыкнув и как-то странно улыбнувшись, Поля всё же решается попробовать то, что я приготовил.

Демонстративно долго жуёт, делая вид, что задумалась, а сама стреляет в меня глазками.

Отодвигает от себя тарелку, приборы.

– Рада, что совесть у тебя всё же есть. А это… – смотрит на гуся. Отодвигает табуретку, медленно встаёт. – Ничего так, – пожимает плечами, – пойдёт.

– В смысле, пойдёт?! – от возмущения из рук выпадает вилка.

– Ну-у, – тянет Поля, делая пару шагов от стола. – Борщ я люблю больше.

– Деревня.

– Сам ты деревня, – показывает мне язык.

– Откушу сейчас, – предупреждаю улыбающуюся язву.

– Только попробуй! – предусмотрительно делает ещё шаг назад, и ещё один.

С грохотом отодвинув стул, резко поднимаюсь, сводная взвизгивает и уносится в коридор. Усмехнувшись, срываюсь за ней. Ловлю за талию за секунду до того, как она нырнёт в свою спальню и снова забаррикадируется.

Рывком вжимаю в себя, но тут же отталкиваю, разворачиваю и прижимаю к стене, выставив ладони с обеих сторон от её лица.

Она упрямо смотрит на меня. Я на неё.

Мля, глаза какие… Большие, живые, серые с переливами, как расплавленный металл. Первый раз вижу так близко. Утонуть на хрен можно!

Встряхнув головой, сбрасываю наваждение и делаю шаг назад, убирая от неё руки. На языке крутились какие-то угрозы. Чёт я потерялся малость.

– Борщ сама себе готовь, – ляпаю первое, что приходит в голову, разворачиваюсь и ухожу.

– Приготовлю, – в её голосе вместо язвительности слышится улыбка.

– Вот и готовь, – огрызнувшись по инерции, сворачиваю на кухню и сажусь обратно за стол. – Завязывай столько бухать, Коптель, – говорю сам себе, подтягивая ближе тарелку с ужином. – Нездоровые мысли начинают приходить в твою больную башку.

Полина

Потянувшись, накрываюсь одеялом с головой, прячась от неизбежно наступающего утра. За окном ещё темно, но будильник уже пару раз напомнил о том, что пора вставать и собираться на учёбу. Из головы никак не выходит наша вчерашняя стычка с Ваней. Она оставила после себя очень странное послевкусие и ещё более странный сон, ворвавшийся в моё подсознание, когда всё же удалось уснуть.

Сначала Коптель в очередной раз дразнил меня, а я лупила его в ответ розовой пластмассовой лопаткой, преимущественно по голове. Наверное, зря. Что-то там-таки повредилось.

А потом мы вдруг уже взрослые и его губы в сантиметре от моих. Настолько неприлично близко, что я ощутила горьковатый вкус дыхания с примесью сигарет.

Взгляд его наглых, кошачьих глаз опьяняет. Он дразнит. И как только моё глупое тело даёт сбой, сдаваясь желанию получить этот чёртов поцелуй, Коптель самодовольно усмехается, и мне снова хочется взять в руки ту дурацкую розовую лопатку, чтобы хорошенько его отдубасить.

Нет уж! Иди лесом, Ваня. А сны – это всего лишь сны. Иногда подсознание, а иногда просто воспоминания вперемешку с глупыми фантазиями, которыми я жила, будучи мелкой несуразной девчонкой.

Проверяю, нет ли сообщений или пропущенных вызовов. Никто пока обо мне не вспомнил. Надо бы вечером позвонить отцу. Страшно злюсь на него, но это никак не влияет на то, что я продолжаю переживать за самого близкого человека. Папа дал всё, что мог дать мужчина своей маленькой дочери.

Боже, помню, как ему было неловко разговаривать со мной о месячных, когда они пришли в самый первый раз. Мне кажется, он волновался больше меня.

Скучаю по этим уютным моментам. Мне больно от того, что он не справился со своими трудностями. Я как никто верила в него до последнего.

Застелив постель, гоню от себя грустные мысли, проверяю, всё ли сложила вчера в рюкзак, и делаю короткую зарядку, чтобы разбудить тело и разогреть мышцы. Взбодрившись, беру своё полотенце, иду в душ. В соседней ванной льётся вода. Я успеваю ополоснуться, почистить зубы, переодеться, и только после за стеной наступает тишина.

Мы выходим с ним одновременно. Я в штанах и футболке, немного прилипающей к влажному телу, и Ваня в одном полотенце, которое мало того что затянуто слишком низко на бёдрах, так прямо на моих глазах узел распускается, и оно начинает сползать с рельефного тела. Коптель ловко ловит его и затягивает обратно, стрельнув в меня странным взглядом из-под упавшей на лицо мокрой чёлки. Такое ощущение, что я опять оказалась в чём-то виновата. Понять бы, в чём именно, чтобы быть готовой обороняться от его колких нападок.

Второй раз мы сталкиваемся на кухне. Он соизволил надеть штаны и наливает себе кофе, сверкая передо мной ямочками на пояснице и безусловно красивой спиной. Глупо этого не признавать. Я же не слепая.

Достаю йогурт из холодильника. Скручиваю крышку и устраиваюсь за столом. Ваня забирает свою кружку и уходит к окну. Напряжение, повисшее в пространстве, можно трогать руками. Почему?