Невероятно.
А Черномырдин? В чем секрет его мощи? Боится ли он вотума недоверия Думы? И правда ли, что голос депутата стоит от восьми до десяти тысяч долларов?
Как противно! Не забыть обсудить эту гадость с Семеном Семеновичем.
Тут его мысли перескочили на другое. Успехи снохи удивляли его. Как она поднялась, как расцвела!
– Ты – "новая русская", Валя? – спрашивал он с уважением.
– "Новейшая", – улыбалась она. – Чувствуете разницу?
– Нет.
– Мы всего добиваемся сами, никому не должны и ни от кого не зависим.
– Преклоняюсь, – смеялся он.
Они ладили друг с другом.
И когда у нее кто-то появился, он запретил себе об этом думать. Главное сейчас – дети и собственное здоровье, потому что в неразберихе, которая накрыла страну, надеяться должно только на себя.
Да, на себя одного.
С заплечной сумкой он прошелся по скверу, любуясь золотой осенью и прудами, синевшими за пустырем.
Место это для жительства он выбирал сам лет тридцать тому назад, когда закладывались кооперативные дома в разных районах. Здесь была окраина, глинистые карьеры, но в планах благоустройства уже стояли эти пруды, и он поверил, купил квартиру, поселился с молодой женой и маленьким сыном.
Ах, время, время, куда ж ты несешься? Надо было иметь и дочку, и еще дочку, тогда бы не оказался без угла на старости лет…
Он спустился с пригорка, перешел шоссе, отделяющее сквер от мелкого, но удобного рынка, и стал подниматься к входу, когда рядом с ним незаметно возникли три молодых человека.
– Закурить не найдется?
И не успел он ответить, как страшный удар в лицо свалил его с ног. Он упал, но молодые руки подняли его и проворно, быстро-быстро, стали обшаривать карманы снаружи и внутри одежды.
– Прости, отец, иначе не можем. Опохмел нужен. Иди домой, не поминай лихом.
Ему нахлобучили кепку и отряхнули.
Со стороны казалось, что ребята помогли встать седому оступившемуся человеку. Прохожие шли мимо, мир полнился светлыми чудесами осеннего дня.
А он, потрясенный, онемевший от боли, с кровью во рту, не знал, что он и где. Наконец, добрался до дома, позвонил в соседнюю квартиру и свалился в постель. В сознании беспрерывно мелькали глаза, кулаки, яркая вспышка света.
Телефонный звонок раздался, когда Валентина проводила занятия с очередными новобранцами.
Пятнадцать человек сидели в креслах конференц-зала, глядя на оживленную модную женщину, обещавшую им новую жизнь. Ни тени сомнения не было в ее словах, лишь кипучий настрой на успех, на стремительную деловую жизнь, а вокруг царили безработица и разруха. – Неужели? – думали и эти люди тоже, – неужели возможно жить так, как она обещает?
А Валентина ничего особенного и не обещала, просто она сама была преисполнена уверенности, и это лучше всех уговоров действовало на слушателей.
– Валентина Сергеевна, вас к телефону, – заглянула Шурочка, с улыбкой оглядела сидящих и подмигнула всем сразу.
– Извините, господа, – Валентина поспешила в кабинет.
– Алло, – деловито сказала в трубку. Вдруг лицо ее помертвело. – Викентий Матвеевич… какой ужас! Срочно еду. Екатерина Дмитриевна! Закончите занятия.
В машине ее трясло. Не месть ли это тех людей? Они же все про нее знают! Дочери, дочери… Страх сводил кожу на голове, волнами ходил по спине.
Свёкор лежал в постели с влажной салфеткой на лбу. Возле него сидела Анна Стахиевна. У Викентия Матвеевича был сильный жар, по лицу расплылся багровый синяк, левый глаз был закрыт. Из его путаных слов Валентина поняла, что это было "обычное" уличное ограбление, пьяный разбой, навряд ли связанный с ее делами.
"Те" не грабят.
У нее отлегло от сердца.
Успех в рекламе никак не давался Шурочке.
Клиентов настораживал ее простоватый подмосковный разговор, отсутствие высшего образование, которое считалось разумеющейся необходимостью. Ей даже сказали об этом прямым текстом, нахалы! Они вообще не считают за людей тех, кто без диплома, а рекламный агент для них – простой слуга…
К той железной двери Шурочка подошла случайно, просто шла мимо по своим делам. Над дверью и вывески-то никакой не было, но люди входили и выходили.
Денег у нее не было, иных способов заработать тоже.
"Была не была!"
И нажала на кнопку в переговорном устройстве.
– Кто вы? – спросил мужской голос.
– Газета "Городская новь", – с важностью ответила она.
– Минутку.
Ей открыл молодой, поразительно худой мужчина в сером свитере, очень просторном при его сложении. Лицо его было вытянутым и серым, глазные впадины глубоки, словно вдавленные. При виде его, Шурочка замерла на пороге.
– Входите, входите, – улыбнулся он.
Она решилась.
– Идите за мной, – сказал он и стал спускаться по крутой лестнице вниз, в подвал.
Они проследовали коридором с поворотами направо, налево. У стен теснились коробки, валялись обрывки бумаги, бечевки. У двери, к которой они, наконец, подошли, жались друг к другу, сидя на ящиках, три накрашенные девицы.
У Шурочки захолонуло сердце.
– Сюда, – перед нею распахнули дверь.
В большой комнате, куда она вступила, находились несколько человек.
При ярком подвесном освещении здесь было сумрачно от табачного дыма, который стелился в воздухе сизыми слоями, будто после взрыва. Само помещение было необычным, половина пола была приподнята наподобие сцены, и на ней за столом сидел молодой парень-кавказец. Голова, скулы, подбородок его были выбриты и синели наподобие копирки.
"Синий череп", – подумалось Шурочке.
Все остальные толпились внизу, тоже молодые, бритые, русские. Ощутимое холуйство, подобострастие, уголовная размазка плотно висели в воздухе вроде того же табачного дыма. Никогда не приходилось Шурочке ощущать это всей кожей, всеми мурашками на спине!
Ее провожатый был, однако, ровня "Синему черепу", он вскочил на возвышение и стал прохаживаться у того за спиной, держа руки в карманах. Грубый свитер болтался на нем, как на вешалке.
"Огородное пугало", обозвала его Шурочка.
Кавказец вопросительно посмотрел на нее.
– "Городская новь", газета, – она протянула визитную карточку.
Тот перевел взгляд на Худого. Тот усмехнулся.
– Предлагают объявления в газету.
– Ну?
– Товар и телефон. Большего не надо.
– Сколько?
– Если по одной строчке в течение полугода, то всего штука баксов.
– Зачем?
– Золотое дно.
– Золотая пуля.
– Брось ты…
"Синий череп" повертел в пальцах ее визитку, испытывающе взглянул на Шурочку.
У нее ослабели колени. "Мамочки родные… Господи помилуй!.. Скорее бы наверх, на волю…"
– Головой отвечаешь, – сказал он.
Они вручили деньги без договора и расписки, с текстом на клочке бумаги. "Худой" проводил ее мимо трех девиц, по-прежнему жавшихся друг к другу на ящиках, по коридору, вверх по лестнице к выходу. Выбравшись на белый свет, Шурочка опрометью кинулась прочь.
В агентстве она опрятно заполнила бланк, приложила записку, деньги и спустилась в бухгалтерию. Прикинув на калькуляторе, Люся сочувственно покачала головой.
– Ты ошиблась на четырнадцать долларов. Позвони, пусть доплатят.
Шурочка в испуге потрясла кудряшками.
– Ни за что. Я боюсь. Они ведь даже расписки не взяли.
– Тогда внеси от себя, из вознаграждения.
Шурочка помолчала. Четырнадцать долларов умножить на шесть тысяч рублей… ой-ой!
– Нет уж, лучше позвонить.
"Не звони, не звони!"– кричало предчувствие. Но четырнадцать долларов, это по курсу восемьдесят четыре тысячи рублей, такие деньги на дороге не валяются. За восемьдесят четыре тысячи сколько нужно горбатиться на грядках, стоять на рынке…