Как стали подниматься они вверх по течению, тут уж и лямки, и завозни в ход пошли. Эта вот, значитца, когда берег уж больно крут, и нельзя баржу по берегу тянуть, тогда бурлаки грузят большой, пудов на двадцать, якорь в лодку и завозят его вверх по реке. Привязывают к нему крепкую бечеву, закидывают в реку и возвращаются на баржу. Привяжут к бечеве свои лямки, да и идут по барже от носа к корме. Так баржа к якорю-то и двигается. Потом, значитца, снова на нос идут, лямки перецепят, да снова от носа к корме идут. И так пока до якоря не доберутся. Потом снова в лодку садятся, да опять якорь вверх по реке завозят. Вот так и двигаются, пока берегом снова идти можно будет. А по суше-то тоже все больше идти каменистым, да глинистым крутым берегом приходилось. Да ишшо ведь всем в ногу идти-то надо. Одну, знацитца, ногу, правую, пяткой в землю вбивают, а левую, стало-быть, к правой подтягивают, да чтоб вместе всем. Коренные-то песню, бывало, заведут, чтоб враз все ногу-то ставили, так вся артель-то как волжская волна и качается-идет, да подпевают себе, бывало:

Ой-ёй, ой-ёй,

Дует ветер верховой!

Мы идем босы, голодны,

Каменьем ноги порваны.

Ты поддай, Микола, помочи,

Доведи, Микола, до ночи!

Эй, ухнем! Да ой, ухнем!

Шагай крепче, друже,

Ложись в лямку туже!

Ой-ёй, ой-ёй…

Так вот и шли они вверх по Волге. Река широченная, глубина для мужиков небывалая. И, как назло, ни одного денечка низового попутного ветерка не случилось, чтобы парус наладить. Все бы легче было. Но ничего, крепки наши вятские мужики, сдюжили. Почитай, что две седьмицы вверх по Волге поднимались, спали по 4-5 часов только. Измаялись так, что и сказать нельзя. Вот тут и произошел тот случай, от которого вскоре беда случилась. В тот день баржа на мель угодила. Долго пытались мужики ее стащить. А как не смогли, так стали громадную сосну корчевать, чтобы, значитца, ее к барже привязать. Сосна-то враспорку и стащила течением баржу с мели. Умаялись тогда все. Да жара еще началась. Солнце нещадно палило. У которых мужиков тогда от напруги, да жары куриная слепота сделалась. Еле-еле до стоянки добрались.

Помните, братцы мои, сказывал я вам, что за нехваткой наших мужиков приказчик наладил с ними острожных. Вороватые, да разбойники то были. Никакого гешефту с того бурлачества им не полагалось, потому и надрывались они не больно-то. Сразу за коренными их пристегивали, чтобы, значитца, наши мужики их шпыняли, коли те филонить задумают. Одного из них Федькой-Косым кликали. За то, значитца, что один глаз у него к переносице уж больно сильно глядел. Воровал, да разбойничал раньше тот Федька, за то и в острог угодил. И ужас, какой хитрющий, да подлый был. Вот через того Федьку случай и вышел. Встала в тот вечер баржа Афанасия Никитича в устье Суры, у пристани Василь-Сурска. Городок-то хоть и небольшой, а оживленный. Раньше-то там ярмарка и проходила. Ну, та, куда купец-от наш нонче ехал. Народишко-то там разный с тех пор жил. И жуликоватые тоже были. Наши-то мужики, прежде, чем на ночевку на баржу плыть, на бережку, устамши, расположились. Костерок, да перекус устроили. Ну и острожные тоже тут, при них, стало-быть. Немного времени-то и прошло, хватились, а Федьки-то Косого нет, сбежал. Потом уж дознались, дружок у него в этом городке водился, вместе когда-то в этих местах разбойничали. Надо сказать, что отвечать за острожных поручено было нашим же мужикам. Не отправлять же караульщиков с баржой было. За тех острожных наши мужики головой перед приказчиком отвечали. Ну, так вот. Кинулись они Федьку искать. Двоих оставили остальных острожных на берегу сторожить, а человек тридцать мужиков по всему городишке и разбежались. Всю ночь искали, но нашли. Разыскал его один мужик, Григорием звали. Рассказывают, Федька тот от Григория откупиться хотел. Каких только отступных ни сулил. Говорил, схоронка у него неподалеку есть. Возьму, говорит, ее, озолочу тебя. Поговаривали, что Григорий, чуть было, не поддался на уговоры. Ведь за тем и лямку тянул, что деньжата нужны были. Но все же товарищей своих не сумел подвести. Отказал он Федьке, да за шиворот и притащил его на берег. Влепил тогда лоцман этому Федьке за милую душу. Тот чуть свою душу дьяволу не отдал. Но ничего, на другой день уж опять лямку тянул. А куда денешься. Но зло на Григория Федька, говорят, тогда лютое затаил. Так, бывало, глянет, когда думает, что не видит никто, что ясно, как божий день, при первом же случае убьет он мужика, и детей его не пожалеет.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.