Звонок послышался снова, блондинка вздрогнула, шкаф ужасающе накренился.

– Помоги! – прошипела она подруге, или, точнее, подельнице.

Та положила счеты на пол и, осторожно ступая, приблизилась к шкафу. Вдвоем они установили его на место, подперли стулом и вышли из кабинета. Проходя мимо входной двери, снова услышали звонок и испуганными антилопами метнулись на кухню.

Даниил Никодимович по-прежнему лежал головой на столе. Чашка с недопитым чаем упала на пол и разбилась.

– Дышит? – испуганно спросила блондинка.

– А я откуда знаю? – огрызнулась брюнетка. – Сама посмотри!

– Боюсь… – честно призналась блондинка.

– Вечно ты всего боишься, Тонька! – Брюнетка повысила было голос, но тут же прикрыла рот рукой.

В дверь позвонили еще раз, а потом послышались голоса и скрип открывшейся соседской двери.

– Да дома он, дома, он вообще редко куда выходит, – расслышали они не молодой, но бойкий женский голос.

Чувствовалось, что его обладательница хоть и в летах, но все еще твердо стоит на ногах и знает, чего хочет. И не только сама, но и все окружающие. Глаза у нее зоркие, она ничего не пропустит. И если видела, как в квартиру к соседу входили две женщины, то это очень плохо, потому как у таких людей и телефон полиции на стене висит рядом с номерами «скорой помощи» и пожарными.

– А вдруг они полицию вызовут? – прошептала блондинка. – А те приедут, дверь взломают, а тут мы… в квартире кавардак такой, а если еще и старикан не проснется… ой!

– Не каркай! – прошипела брюнетка. – Если старикан окочурится, тебе полный кердык!

– Почему это мне? – возмутилась блондинка. – Всегда ты, Сонька, норовишь все на меня свалить! Если что, мы с тобой одинаково отвечать будем!

– А потому, – злорадно ответила брюнетка, – что это ты ему таблетку в чай положила! Своими руками! И пузырек у тебя, а на нем непременно твои отпечатки!

– Ах ты! – Тонька задохнулась от подступивших чувств.

– Тише! – Брюнетка сняла сапоги, босиком подкралась к входной двери и заглянула в глазок.

На лестнице между тем шел разговор.

– А вы, простите, конкретно по какому к нему вопросу? – спрашивала соседка.

Антонина не прислушивалась: она в это время со сосредоточенным видом лила в сапоги брюнетки заварку из чайника. А вот не будет эта зараза гадости говорить! Хотела еще осколки разбитой чашки сунуть, но решила, что это будет уже перебор и Сонька ни за что ей не простит.

Брюнетка между тем внимательно слушала разговор, потом хихикнула и, одним прыжком преодолев расстояние от двери до кухни, сказала:

– Все в порядке. Это знаешь кто к нему ломится? Катька Шешунова. Помнишь такую? Я ее по голосу узнала, в глазок-то ничего не разглядеть.

– Катька? – ахнула Антонина. – Ее разве не посадили?

– Не, тогда просто лещей надавали и морду какой-то гадостью облили… зеленкой, что ли, а потом отпустили, чтобы с ментами не связываться. Себе ведь дороже!

– Не может быть! – Антонина метнулась к входной двери, но запнулась о стоявший в углу зонтик и растянулась на полу. Хорошо, что из-за коврика получилось не так громко. Она подавила готовое сорваться с губ ругательство и услышала, как Катька ответила на вопрос соседки:

– Я из собеса, нужно кое-что уточнить в документах.

– Из собеса?.. – протянула соседка.

«Дура какая, – подумала Антонина, – нашла кем представиться! Да у этой тетки небось все сотрудники собеса в их районе наперечет! Про всех она все знает – кто замужем, кто развелся, у кого сколько детей, даже какая квартира! Нет, это точно Катька Шешунова, только она может быть такой дурой…»

И правда за дверью послышалась какая-то возня, потом соседка гаркнула:

– А я вот сейчас позвоню в наше отделение и спрошу. Как, говорите, ваша фамилия? Что-то я не разобрала…

После чего Катьку, надо полагать, как ветром сдуло, соседка же издала победный клич, каким индейцы племени хачуа приветствуют своих собратьев, вернувшихся с удачной охоты, и захлопнула за собой дверь.

Антонина перевела дух и хотела было присесть, но тут же едва не подпрыгнула на месте, потому что неслышно подкравшаяся к ней брюнетка изо всех сил пнула ее сапогом в бок. Сапог был не застегнут, второй вообще натянут до половины.

– Сонька, ты рехнулась, что ли? Ведь больно же! – простонала Антонина.

– Ах ты, зараза!

Они переругивались шепотом, и от второго удара сапогом Антонину спас только тихий стон, послышавшийся из кухни.

Хозяин квартиры пытался пошевелиться и даже встать, и упал бы с грохотом, если бы они его не подхватили.

– Нужно скорее отнести его в комнату! – сказала Соня. – А не то он на пол грохнется, тогда соседка точно забеспокоится. Тут слышимость такая…

Старик, несмотря на худобу, оказался удивительно тяжелым. Они уложили его на кровать в спальне и прикрыли покрывалом с вылинявшими ирисами.

Пока брюнетка, ругая подельницу самыми неприличными словами, натягивала сапоги, Антонина протерла на кухне все ручки, вымыла чашки и убрала их в буфет.

Приоткрыв дверь, брюнетка огляделась: на площадке никого не было. Дверь не захлопывалась автоматически, но Антонина прихватила ключи со столика в прихожей.

Дверь заперли, а ключи опустили в почтовый ящик, предварительно вытерев их носовым платком.

На лавочке возле подъезда тоже никто не сидел, и это был, несомненно, хороший знак. Они пересекли двор неспешным шагом, сохраняя на лицах отстраненно-деловитое выражение с легким оттенком высокомерия, какое бывает у мелких чиновниц. Эти умеют управлять своими лицами и тщательно следят, чтобы лицо мигом приняло нужное выражение – холодно-строгое для мелких посетителей и дежурно-приветливое для посетителей рангом повыше.

Пройдя два квартала, брюнетка свернула в небольшой тупик между домами, где оставила машину.

– Уф! – выдохнула Антонина. – Ну, страху я натерпелась! Ничего мы там не забыли?

– Все мы правильно сделали. Если старикан склеит ласты, все подумают, что ему плохо стало во сне. Никто проверять не станет, что он там пил…

– Стерва ты все-таки, Сонька… – неожиданно сказала Антонина. – Неужели тебе старого человека не жаль? Он же нам ничего плохого не сделал…

– Нам не о нем нужно думать, – холодно ответила брюнетка. – Нам нужно думать, что мы скажем Мастеру.

Антонина поежилась: да, это действительно проблема.

– Зря мы с ним связались, – неожиданно для себя сказала она, – ни к чему хорошему это не приведет, я чувствую.

Резкий ответ застыл на губах брюнетки. Она хотела рассмеяться – с каких это пор Тонька стала у них прорицательницей? Да у нее мозгов-то, как у курицы. Но отчего-то вздохнула и спросила:

– А ты считаешь, у нас был выбор?

Антонина промолчала, поскольку выбора тогда, полтора года назад, у них действительно не было.

Все шло относительно хорошо, обе работали в комитете по социальным вопросам: работа по найму, ответственности никакой, зарплата не то чтобы большая, но была возможность доход увеличить. Законы о пособиях одиноким матерям, пенсиях детям-инвалидам и тому подобное все время менялись, так что обычному человеку разобраться в этом было непросто. Попадались, конечно, и такие, кто прекрасно знал, что делать и как договориться с чиновницей. И размер «благодарности» шепотом передавали верным людям: за такое пособие – столько-то, а за такое – побольше… А как же иначе? Не зря народная мудрость твердит: не подмажешь – не поедешь.

Разумеется, это понимали далеко не все посетители. Те, вторые, наивно полагали, что положенное по закону им обязаны назначить, и разговаривали с сотрудниками комитета недопустимо резким тоном. Впрочем, таким редко удавалось чего-либо добиться. Нет, их вовсе не выгоняли. Им просто вежливо, но твердо сообщали, что нужно донести еще одну справку, а потом еще одну, а потом у той, самой первой, заканчивался срок выдачи, так что приходилось собирать все документы по новой. Терпения сотрудникам организации было не занимать, так что со временем просителю надоедало видеть их физиономии, да и времени было жалко.