— Оу, ты так считаешь? — ядовито спросил Макс. — И каким же образом?
— Мне тоже интересно, малыш, — мертвым голосом прошелестела паучиха.
Обе мои руки уже оплел бинт, и оба края продолжали расползаться по моей груди и спине. Когда я перестал сдерживать его, он разматывался очень быстро.
Я никогда еще не давал бинту столько воли — я думал, что готов к той бездне безразличия, которая меня ждала, но я не был готов.
Окружающее казалось скучным и неважным. Все, чего я хотел — лечь и уснуть навечно, чтобы меня не беспокоил никто из этих неважных существ, но я заставлял себя разговаривать с ними и не проваливался в омут покоя. Я едва балансировал на краю, обещая себе, что обязательно провалюсь в анабиоз, как только разберусь с этой назойливой громадой.
— Просто ударим посильнее, — медленно сказал я.
К тому времени Клева преобразилась уже наполовину, и умудрилась провернуть это незаметно. Я прятал свои руки за спиной, так что мое преображение тоже прошло для паучихи незамеченным.
— Ты можешь попробовать, — поощряюще кивнула паучиха и развернула широкую сеть, которую все время сплетала паучьими лапками. — Я люблю поиграть с едой.
— Любила поиграть с едой — и проиграла! — вдруг истерически расхохотался Макс.
Паучиха громко зашипела и швырнула на нас сеть.
Клева вышла из-за спины Макса. Над головой девушки вырастали пламенные рога, а из ладони вырвался поток огня, испепеливший паутину в воздухе.
Пришла пора получить еще один облик.
Глава 24
За первой сетью летели еще две, и сжечь их девушка уже не успевала.
Я с легкостью ушел в сторону, и сеть попала в Макса. Вторая задела Клеву, но тонкие нити паутины сразу же оплавились и вспыхнули.
Неподалеку верещал запутанный в паутину Макс, но я не стремился его освобождать. Во мне теперь будто бы жили две личности. Новый-я, личность с отсутствующими эмоциями, говорил, что толстяк неважен и бесполезен, а старый-я не спешил к Максу потому, что паучиха явно хочет схватить нас живыми, и пока Макс обездвижен, он в безопасности.
Чем больше облик захватывал контроль надо мной, чем больше он оплетал мое тело, тем быстрее я двигался, тем сильнее становился. Когда я добрался до паучихи, я чувствовал, что могу голыми руками остановить движущийся поезд. Ну, или хотя бы выдернуть костыли, сместить рельсы и пустить состав под откос.
От моего удара паучиха отлетела к стене пещеры, но на этом мои успехи окончились. Пещерная Вдова расхохоталась и взбежала по вертикальной поверхности на высоту шести метров, куда я точно не мог допрыгнуть.
От руки Клевы потянулась пара огненных росчерков, но паучиха отбила их в сторону голой рукой.
Клева зарычала от ярости и скомандовала:
— Задержи ее!
В когтистых ладонях девушки зародился ослепительно белый шарик. Огонь слетал с ее пальцев и сплетался во что-то гораздо более сильное, чем ее обычный файербол. Шар разрастался — сперва до теннисного, а потом и до футбольного. Лежащий рядом с девушкой Макс, опутанный паутиной, заорал, будто его жгли углями.
И вот, когда Клева собралась выпустить накопленный в руках огонь, паучиха скользнула по стене к потолку и просто исчезла среди сгустившихся теней.
Казалось, окружающий мрак помогает Вдове. Более того — кристаллы на стенах сияли все тусклее, будто их окутывала тьма, пока огоньки не потухли и мы втроем не очутились посреди темного пространства, освещенного только огнем Клевы.
Девушка наконец выпустила шар огня вверх: тот, словно спущенная стрела, за секунду достиг потолка, взорвался ярким светом, и…
И потолок был пуст. Огонь лизнул свод пещеры, затрещал лопнувший от перепад температуры камень, вниз полетели мелкие осколки.
Паучиха пришла к нам со стороны Макса — товарищ орал и рыдал, пока Вдова закутывала его в кокон. Клева уже разожгла на ладони новое пламя, и только благодаря ей я сумел увидеть происходящее.
— Спасите меня! Кин, пожалуйста!..
Я бросился к паучихе. Та попыталась сбежать с коконом, но я был быстрее — разорвал нить, за которую она тащила Макса, и Вдова сразу сбежала, не пытаясь вернуть кокон. Сражаться со мной в ближнем бою паучиха теперь опасалась.
Я сорвал с Макса плотную паутину, и бросил на камень и пепел — сейчас мы стояли на месте, где убили прошлого паука.
Толстяк сидел и размазывал слезы, пытаясь убрать с лица паутину.
— Не время, — холодно сказал я, и взял его за плечо. Из темноты в меня прилетела сеть, но я разорвал ее, как обычную паутину.
— Подожди, подожди… — Зашарил руками Макс по пеплу. — Сейчас… Нашел!
Толстяк приложил к своей руке кусок хитина, и охнул, когда облик начал быстро разрастаться, заковывая руку в блестящий доспех.
— Идем, — потащил я его к кругу света, где стояла Клева.
Девушка выглядела растерянной и бестолку пускала в разные стороны маленькие пламенные шары. Похоже, считала свои огненные способности ультой, которой никто не сможет противостоять.
За минуту Макс стал вполовину выше. Его руки стали тоньше и гораздо длиннее, голова наоборот — вдавилась в туловище, будто его шея внезапно исчезла. Глаз у парня не прибавилось, как и рук, но пальцы на каждой ладони срослись, превратившись в острый коготь. Однако характер приятеля остался таким же трусливым.
— Смотрите по сторонам, — равнодушно предупредил я. — Будьте бдительны. Она может и обязательно попытается атаковать сзади.
— Легко тебе говорить! — зашипел Макс изменившимся голосом. — Тебя она даже тронуть не решается, а я ее даже заметить не успею! Господи, обещаю, если выберусь отсюда, никогда больше не буду смотреть фильмы ужасов… И никому другому не позволю…
Угловатая трехметровая фигура Макса дрожала от страха.
Очередная атака пришлась с потолка. В нас полетели десятки сетей, а потом сверху рухнула паучиха.
Свои сети я разорвал, Клева сожгла, а Макс перехватил и мастерски отправил в сторону. А потом — сбежал в темноту, оставив нас вдвоем.
Наверное, это лучшее, что мог сделать этот бесполезный человек.
На этот раз паучиха взялась за нас всерьез. Тени на стенах ожили, соскользнули со светящихся кристаллов и атаковали Клеву, гася огонь, разгоревшийся в ее ладонях. Меня паучиха теперь не избегала, но и я не мог нанести ей серьезного урона — от моих ударов хитин трещал, а паучиха летала по пещере, как мячик, но пробить ее броню я не мог.
— Помоги! — стонала на земле спутанная тенями Клева, но мои пальцы проходили сквозь теневые путы.
— Я буду пить тебя долго, — пообещала паучиха, стоявшая в десятке шагов.
Мне она почему-то не могла сделать ничего. Правда, и я не мог разрушить ее броню.
Пат.
А потом на потолке что-то зашуршало, и спустя секунду Макс упал прямо на паучиху, зажав между когтей остатки моего кинжала.
Вдова рухнула под весом Макса, заверещала. Кинжал не убил ее, но вонзился в головогрудь и застрял в хитине.
Толстяк отлетел в сторону. А я рванулся вперед, со всей скоростью, которую мог выдать. Добежал до верещащей Вдовы, взлетел на нее и выдернул кинжал, вонзившийся лишь на пару сантиметров. Но для меня это было неважно. Главное — есть рана, пусть из нее по-прежнему сочится слизь.
Я подцепил оба края раны кончиками пальцев, и потянул в стороны. Паучиха заорала, как сумасшедшая. Хитин заскрипел, а от раны пошли трещины по всей головогруди Кошмара.
Монстр попытался было скинуть меня, но я держался и разрывал ее на части. В разные стороны полетели куски хитина, а потом я вбил в рану кулак. И еще раз. И еще, нащупавая там все, за что можно ухватиться, и вырывая это. Третьего удара не понадобилось, я спрыгнул вниз.
Паучиха билась в агонии, а потом затихла и так же разлетелась на хлопья пепла. Единственное, что осталось от нее — горящий красным глаз, теплый и твердый, как теплый камень.
Я подобрал трофей и засунул в рюкзак. По праву первого удара.
Возвращаться к человеческому восприятию было трудно — хотелось покоя и сна, а вместо этого я шел в мир, наполненный ненужными эмоциями, тревогами и волнениями. Бинт нехотя становился меньше, и в конце концов я передвинул его край на повязку.
