Он уже принял решение. Припоминаю, как на уроках психологии нам говорили, что в восьми случаях из десяти, если кто-то приходит к какому-то выводу или мнению, он найдет способ найти ему оправдание, даже если понимает, что ошибается.

Наверное, так чувствовала себя и моя сестра каждый раз, когда признавалась, что побывала в колонии для несовершеннолетних. Или что она – бывшая наркоманка.

Из-за страха за нее кровь быстрее побежала по венам. А потом она будто застыла, потому что я обвела взглядом комнату. Что бы ни сделала Иззи, дела были плохи.

Если она снова попадет в тюрьму, то точно не в колонию для несовершеннолетних. Все будет намного хуже.

Теперь она совершила настоящее преступление. При этом – в аэропорту.

Но я не могла допустить, чтобы ее забрали. Сейчас ситуация изменилась. Я видела, как ей страшно, как она пытается взять всю вину на себя, пока ее уводят прочь.

Бросив взгляд на сотрудника службы безопасности, я тут же приняла решение.

– Да, это мой чемодан. И моя сестра ничего не знает, я сама упаковывала его.

Ведь если сказать, что виновата я, нам, возможно, могли бы вдвое уменьшить сроки, да?

Хороший офицер уточнил бы, сколько килограммов и каких конкретно наркотиков вы везете, кто попросил вас сделать это… Он бы провел расследование.

Знала ли я, что именно лежало в чемодане? Нет. Я лишь понимала, что моя сестра мастер попадать в неприятности. Предполагалось, что теперь она вела себя подобающим образом. Я всегда была готова поддержать ее, даже когда мама позвонила и сказала, что ей не нравится идея Иззи приехать ко мне в Пуэрто-Рико.

– Делайла, там для нее слишком много соблазнов и возможностей, – даже спустя много лет акцент матери никуда не исчез. Иногда она переходила на греческий, и тогда отец смеялся, потому что мы понимали лишь треть из того, что она говорит. А вообще, переход на родной язык служил для нас свидетельством того, что у нас проблемы. – Неужели я тебя ничему не научила? Ты заканчиваешь университет и тут же поступаешь по-своему. Надо было пойти в медицинскую школу, а не путешествовать по миру, работая медсестрой. Ты могла бы стать врачом!

Мама пропустила мимо ушей мои заверения о том, что я сама знаю, как справиться со своей сестрой-близнецом. В конце концов, я перебила ее и сказала, что это моя жизнь. К тому же я скучала по Иззи и ждала ее приезда.

И теперь, беря вину на себя, я тем самым отказывалась признавать правоту мамы в том, что моя сестра опять обманула нас.

Она приехала на выходные, хотела навестить меня и увидеть, где я работаю. Два месяца назад я устроилась медсестрой и изо всех сил пыталась освоиться в месте, где говорили одновременно на двух языках, а еще совсем недавно написала собственный список желаний. И все это в одиночку.

Я жила самостоятельно, наслаждаясь тем, что предоставлена самой себе, и все же она умоляла меня на пару дней полететь с ней в Спрингфилд, наш маленький городок, чтобы навестить родственников.

Моя младшая сестра-близнец отлично умела давить на больное.

– Лайла, семья скучает по тебе. Из Калифорнийского университета ты сразу отправилась работать и ни разу не приехала к нам. Клянусь, вчера мама даже плакала.

Была в ее словах хоть доля правды?

– Хотите признаться в чем-нибудь еще? – офицер широко улыбнулся, и я поняла, что, выйдя из комнаты для допросов, он поаплодирует самому себе.

– Думаю, сначала мне стоит поговорить со своим адвокатом.

Он усмехнулся.

– Вы надолго останетесь в тюрьме, юная леди.

Стараясь не поддаваться панике, я прочистила горло.

– Я имею право на один телефонный звонок, верно?

Как будто я могла позвонить кому-то, кроме мамы и папы. Если бы я связалась с ними, они бы тоже запаниковали, а мне нужен был план действий. Мама смотрела репортажи из зала суда, а папа искал рынки для сбыта пива, так что у них не было нужной мне информации.

Офицер наклонился вперед и положил руки на стол, чтобы смотреть на меня сверху вниз так, будто я была грязью на подошве его ботинка.

– Вы арестованы за хранение и контрабанду наркотиков. Это тяжкое уголовное преступление. Пока никаких телефонных звонков, а теперь – руки за спину.

В комнату вошли еще два офицера, как будто я была особо опасным преступником. Это я-то, Делайла Харди. Лучшая выпускница класса. Черт, да я с отличием окончила Калифорнийский университет. За всю свою учебу даже ни разу не получила замечание.

Пока я пыталась медленно и спокойно дышать, офицер зачитал мне мои права.

Единственным известным мне человеком, который был способен сохранять спокойствие в такой ужасной ситуации, был мужчина, о котором я старалась больше не думать. Именно из-за него я избегала возвращения в дом родителей. И все же каждый раз, делая расслабляющий вдох, я вспоминала о нем. О Данте.

Ему было шестнадцать, а мне одиннадцать, когда я оказалась заперта в темном подвале соседского дома.

– Давай считать до семи, один выдох и один вдох, хорошо? – предложил он, ковыряясь в замке. Братья ушли, а через десять минут меня уже нашел Данте. Вероятнее всего, он услышал мое судорожное дыхание.

Мы считали вместе. Я слушала его тихий голос, а на цифре семь дверь открылась, и я буквально прыгнула в его раскрытые руки.

С тех пор семь стало нашим с ним общим числом.

Когда Иззи отправили в колонию для несовершеннолетних за то, что она, будучи под воздействием наркотиков, совершила в магазине кражу, я тоже была с ней. Данте и мой брат, Дом, сразу же примчались забрать меня, пока мои родители ехали в участок. Мы считали до семи. В тот раз я заставила его повторить так семь раз.

Наверное, на этот раз мне пришлось бы считать до семи раз семьсот, чтобы хоть немного успокоиться.

Господи, мне грозила тюрьма.

К такому я была не готова. Я устроилась на работу, потому что поняла – университет не дал мне практически никакого опыта. Я обнаружила, что не удовлетворена итогами обучения. Меня вообще пугала перспектива жить, не особо заботясь о происходящем, был риск заниматься чем-то таким, из-за чего никто даже не посмотрит на меня дважды.

Признаюсь честно, однажды мы с сестрой курили в лесу наркотики. Честно говоря, в основном все делала Иззи. А я все это время таращилась на нее и следила за действиями.

Очевидно: она уже перешла на контрабанду наркотиков и с тех пор использовала меня в качестве прикрытия. А я только окончила школу медсестер и всего лишь пыталась немного отдохнуть.

В тот момент я не знала, на чем конкретно сосредоточиться, на ярости или панике.

Меня собирались посадить в тюрьму.

А ведь я даже не совершала проклятое преступление.

– Наклонитесь и покашляйте.

Почему плакать захотелось именно сейчас? Эта женщина всего лишь выполняла свою работу. Тем не менее было крайне унизительно стоять голышом и кашлять, чтобы доказать, не набила ли я сами знаете что сами знаете чем. Мне хотелось накричать на офицера, что это нарушение моих прав, свобод, неприкосновенности частной жизни или еще что-нибудь такое.

Но я знала, что такой поступок станет ошибкой. Для них я была преступницей.

И они действительно верили, что я способна на подобное, ведь я сама во всем призналась. Я заявила, что чемоданы принадлежат мне и не отрицала, что в бутылках с шампунем лежали наркотики, огромное количество наркотиков… Я не знала, сколько точно там было, но теперь за это мне грозила тюрьма.

Я не представляла, когда мне позволят сделать звонок и увижу ли я здесь сестру. Может, они отпустили ее? А вернется ли она за мной?

Различные мысли крутились в голове, когда мне вручили серовато-белую простыню и подушку.

– Присматривай за ними, если хочешь спать с комфортом.

Одежда, которую я натянула на влажное тело, неприятно царапала кожу.

Все было совсем не так, как показывают в кино. Мне не разрешили позвонить, и здесь не было никого, с кем я могла бы поговорить. Сообщив номер и указав направление, меня просто отправили в камеру. Некоторые женщины при виде меня закатывали глаза, а когда я кивала им, отворачивались. Но я решила не обращать на это внимания и постаралась сохранять спокойствие, мысленно успокаивая себя: «Просто иди вперед».