— Забавно, я послал за лекарем, а мне доставили какого-то мальчишку-оборванца, — красивый молодой мужчина смотрел с пренебрежением на меня. — Где были глаза у этих олухов и разгильдяев?

— Вам никто не дал право меня оскорблять, — я, может, и не выгляжу сейчас как юная леди, но и не как мальчишка точно. А нечего было выдергивать меня, когда я грядки пропалывала с лекарственными травами. Что, я должна была лучшее платье надевать? Оно у меня вообще одно-единственное, так что приходится его беречь и не таскать почем зря. Поэтому старые штаны и рубаха — вот то, что на мне было надето. Лицо в пыли, потому что эти, как выразился красавчик, олухи изваляли меня в пыли, потому что не объяснили толком ничего, налетели, схватили и рта открыть не дали. На голове кепка, под которой удобно волосы прятать. Так что не мудрено, что меня приняли за парня.

— Я глава тайного отдела Его Величества и как хочу, так и буду с тобой разговаривать, мальчишка, — мужчина свел сердито брови к переносице и прищурился. Его взгляд не предвещал ничего хорошего.

— Ну, раз так, то тогда хотя бы обращайтесь ко мне правильно, — и я сдернула с головы кепку, заодно протерев ею лицо. Какое же я получила внутреннее удовольствие от ошарашенного взгляда мужчины. Я практически ликовала, если бы не слова, сказанные им сразу же, когда он пришел в себя.

— Раздевайся! — скомандовал красавчик.

— Ее надо выдать замуж, и поскорее,— именно эти слова заставили меня остановиться и замереть как вкопанной. Окна кабинета хозяйки воспитательного дома, ведущие в сад, открыты. Я же, по легенде, собирала цветы, чтобы обновить букеты в зале, где принимают официальных гостей. По факту же искала лечебные травы, чтобы пополнить свои запасы. Это было мое единственное развлечение в этом унылом месте.

— Да, она очень изменилась после того случая, — ответила старшая воспитательница, мадам Агнес.

— Вот и ты так говоришь, а я думала, мне показалось, — матушка Беатрис, суровая старуха, словно обрадовалась, что она не ошиблась в своем предположении. — Скоро поползут слухи, а это плохо отразится на нашем воспитательном доме.

Я сидела под окном, поджав к груди ноги, и прислушивалась к беседе, а на этом месте в их разговоре закатила глаза. Нашли о чем переживать. Сами девушками торгуют как товаром, а о слухах пекутся. Хотя в этом мире это нормально.

— Но не выдавать же ее насильно! Не познакомив прежде с женихом, — мадам Агнес хотя бы делает вид, что беспокоится об интересах девушек. Интересно, о ком они говорят. Хотя нехорошая догадка уже поселилась в душе, поэтому я навострила уши, чтобы не пропустить ни слова.

— Я не знаю, что она там им делает и говорит, но уже трое отказались от контракта на нее, — ворчит старуха.

— Младшие воспитательницы присутствуют при встречах, и там не происходило ничего вопиющего, — оправдывается женщина.

— Но они не слышат разговора, что она ведет с кандидатами, — замечает директриса.

— Да, вы правы, — растерянно соглашается мадам Агнес. — Думаете, она говорит какие-то глупости?

— Конечно! — старуха так хмыкнула, что я чуть не засмеялась в голос. Не трудно догадаться, о ком речь, если сопоставить факты. Правильно! Обо мне. Я и есть та, на чей счет сейчас совещаются две престарелые дамы. Зажимаю рот рукой, чтоб не выдать себя, так как меня душит смех. Они-то думают, я что-то сказала женихам, но нет, я им кое-что показала. От воспоминания меня отвлекает разговор, который становится еще интереснее.

— А что, если ее выдать замуж за какого-нибудь старика? У нас же есть такие кандидатуры? — старуха перебирает варианты.

— Но к чему такая спешка? — старшая воспитательница Агнес не так сильно хочет от меня избавиться, как хозяйка воспитательного дома. Ну правильно, мучает совесть, наверно. Я же вылечила ее внучку от ночных колик. Хотя это называется не вылечила, но женщина искренне в это верит. Какие же они необразованные. Вернее, образованные в своей женской сфере. Как вышивать, готовить или убирать, а еще петь и музицировать. Вот и все, чему учат девушек в этом доме.

— К тому, что сегодня приехал посланник из дома Арлаев, и я предложила ему Марлен, — старуха явно начинала злиться, а это не к добру. Чего доброго, реально продаст меня куда-нибудь в захолустье. Может, я перестаралась с отпугиванием женихов, но кто же знал.

— А он что? — осторожно интересуется старшая воспитательница.

— А он сказал, что достоинства этой девушки явно преувеличены. И если я буду настаивать с рекомендацией именно на этой кандидатке в жены, то он подумает, что наш воспитательный дом сдает свои позиции и не может уже воспитать достойных жен и невест для чиновника или аристократа! — мадам Беатрис была так возмущена, что даже закашлялась. — А еще он посоветовал ее отдать в ученицы кому-нибудь, а не в жены. Ты представляешь?

— Ужас, так и сказал? — мадам Агнес охала и ахала, лишь бы немного сместить акцент недовольства с меня на каком-то представителе дома Арлаев.

— Так и сказал, — судя по звуку, опытная Агнес сунула ей успокоительный отвар, что я приготовила для таких случаев. Мадам Беатрис славилась вспышками гнева и в эти моменты принимала очень импульсивные решения. А так как признать свое неправоту и вспыльчивость было ниже ее достоинства, то мадам Агнес очень часто приходилось их выполнять. Потому она и обратилась ко мне с просьбой дать средство, которое могло бы успокоить старуху. Я и приготовила обычное успокоительное на основе мяты, валерианы и пустырника. — А ты знаешь, — тон старухи стал каким-то задумчивым, — а может, он и прав. Проучу девчонку, раз она так замуж не хочет. И остальным будет наука. Не хочет жить в достатке и рожать детей, то пусть идет в услужение и работает не разгибая спины.

— Но к кому? — ужас в голосе мадам Агнес даже я ощутила.

— Да хотя бы к лекарю, что к нам приходит осматривать девочек. Он настолько стар, что девичьей чести Марлен ничего угрожать не будет. А если и обрюхатит кто, так это уже не наша беда будет. Пусть учится своей головой думать, раз не захотела, чтобы о ней позаботился мужчина.

— Вы уверены? Это же так жестоко по отношению к девочке, — Агнес пытается заступиться, но старуха непреклонна.

— Уверена. И расскажи об этом всем девочкам, чтоб знали, как нос воротить от женихов, — командует мадам Беатрис.

А что такого ужасного быть ученицей лекаря? Я не поняла, где здесь подвох.

— Но это же приговор для нее! — последняя попытка защитить меня от гнева старухи не увенчалась успехом.

— Нет, я все решила. Завтра ей исполняется восемнадцать. И раз она не обещана никому в жены, то, значит, послезавтра отправится к лекарю в лавку, — прогремели слова старухи, а я потихоньку стала уползать от окна. Кажется, я подслушала достаточно.

О том, почему плохо быть ученицей лекаря и почему это приговор, мне этим же вечером рассказала Агнес. Она пришла перед сном в мою комнату, которую можно было назвать кельей монахини, настолько аскетичная была там обстановка, и присела на единственный стул у кровати. Она долго молчала, а я не торопила. А смысл? Я и так знаю, что она хочет сказать.

— Марля, — начала Агнес, а я снова еле сдержалась, чтобы не закатить глаза. Мое полное имя в этом мире — Марлен. В своем мире до попаданства сюда я была Марией. Но все упорно называли меня Марлей. Еще тряпкой бы назвали! — Тебе завтра исполняется восемнадцать лет, но мадам Беатрис ни с кем не заключила в отношении тебя контракт на замужество, — наконец-то начала говорить женщина.

— Да, не сложилось, — я равнодушно смотрела на старшую воспитательницу. Женщина ведь не старая, но уже и волосы седые, и морщины на лице, а самое главное — очень уставшие глаза. Словно их обладательница устала жить и смотреть на этот мир.