Рядом Аслан попытался всё-таки решить задачку с доски, но нужная концентрация раствора, такая, как в ответе, у него не получилась.

— Профессор, — позвал мальчик. — Не сходится.

— Нерт, решение на доске, — мужчина слегка за тридцать, судя по виду, порядком задолбанный этой работой, указал на свои вычисления.

— У меня не сходится, — повторил Аслан. — Ну не получается так.

Профессор подошёл к парте и заглянул в вычисления. Он притянул к себе тетрадь ученика. Несколько секунд изучал цифры и ткнул в третью строчку:

— Минус потерял.

Аслан поспешил исправить, а преподаватель мимоходом заглянул в тетрадь Эда.

— Рио, за работу на уроке «ноль».

Мама через плечо глянула на художества мальчика и вскинула бровь, найдя их не то глупыми, не то мерзкими.

Парень оторвал взгляд от окна, окинул класс безразличным взглядом, кивнул и снова выглянул на улицу.

— Идите-ка к доске.

Даже не пытаясь отразить что-то приемлемое вместо кислой физиономии, Эдмунд вышел из-за парты и, стерев записи с доски, приготовил мелок.

Профессор продиктовал условие.

Ни секунды не потратив на раздумья, Эд принялся решать. Вскоре мальчик вывел на доске ответ.

— Верно. Поставлю Вам «три». На большее Ваша работа на уроке по-прежнему не тянет.

Эд сел на место.

— Слышь, брат, почему ты ещё задание не попросил? — Аслан ткнул соседа в бок. — Решил бы несколько задач — получил бы нормальную оценку.

— Да ну, — Эдмунд опять пялился в окно.

С маминой стороны на него устремился взгляд непонимания на грани осуждения.

Обзор закрыл туман. Раздался уже известный мне диалог между Эдом и приятелем его брата, каким-то образом заставивший моего будущего учителя сосредоточиться на обучении.

Новое воспоминание. Я быстро почувствовала, что эти события происходят буквально через пару дней после разговора Эдмунда с тем парнем.

Четырнадцатилетняя мама стояла перед домом, где жили родители Оливии. Я видела его один раз в начале года.

Ждала подругу, чтобы вместе пойти на занятия, от скуки рассматривая сгоревший дом рядом. Вдруг его дверь открылась. Из неё показался мальчик в бежевых брюках и куртке поверх белой рубахи. Заперев дверь, он столкнулся с мамой взглядом.

— Привет, — парень потёр кончик носа.

— Здравствуй, — мама прошлась взглядом по новенькому светлому костюмчику. — Я слышала, ты пропустил последние два дня. Что-то случилось?

— Да нет. Нужно было кое-что обмозговать, — пожал плечами Эд и, сунув руки в карманы, пошевелил ими, демонстрируя куртку. — Ну и вот, одёжку прикупил, а то всё к чертям сгорело.

— Выглядишь живее, чем раньше.

— И чувствую себя тоже. Ладно, увидимся.

— До встречи.

Мой будущий учитель зашагал прочь. Мама проводила его взглядом.

…

69. Луна.

…

Меня снова окутал туман. Замелькали короткие фрагменты воспоминаний. Эд всё чаше улыбался, стал проявлять активность на общих для светлого и водного направления уроках, общаться с одноклассниками и старшекурсниками, его стали выделять учителя.

Эда стали ставить в пример по учёбе, что маме очень нравилось, и публично отчитывать за опасные эксперименты, дуэли и продажу решений, что заставляло её закатывать глаза.

Их с мамой всегда определяли в пару на лабораторные работы, они часто встречались в библиотеке и шли вместе из академии — мама к Оливии, а Эд домой. Короткие и не очень разговоры постепенно дали ей понять — Эдмунд добрый и отзывчивый парень, но манеры — не его сильная сторона.

Огромное количество фрагментов в маминой памяти занимала его улыбка. Посоперничать с ней по количеству воспоминаний могло лишь воодушевление в тёмных глаза, когда Эд брался за любое дело, будь то магия или раскрашивание клеточек в тетради розовым карандашом. Ну и, может быть, кудри.

Мама не считала его особо красивым. Скорее милым и обаятельным. Может быть сипатичным.

В то же время Эдмунд находил милыми и забавными её возведённые в абсолют вежливость, правильность и привычку раздувать из мухи слона. Хотя попытки перевоспитать всех вокруг, в том числе и его — раздражали.

Внешность тоже Эда сильно занимала: особенно волосы и, почему-то фигура.

Цепочку прервало длинное воспоминание.

На лекции, где в огромной аудитории сидел весь первый курс, Эдмунд опять не слушал преподавателя. Его куда больше волновало платье с открытой спиной на девушке, сидящей перед ним.

Мамина память подсказывала, что в этот день она собиралась с семьёй на встречу с какими-то деловыми партнёрами дедушки. По этому поводу было и платье и сложная причёска.

Немного подумав, лёжа головой на парте, Эд взял карандаш и начал записывать в тетрадке какие-то цифры. Написав совсем чуть-чуть, он прижал грифель пальцем, сломав его.

Заставив лицо принять совершенно будничное выражение лица, Эдмунд провёл рукой маме по спине.

Не из потребности привлечь внимание и не из вредного желания помешать слушать лекцию. Он просто хотел её потрогать.

Озабоченный подросток. Понять и осудить.

Мама дёрнулась и оглянулась:

— Что ты делаешь?!

— У тебя ножик есть? У меня карандаш сломался. Поточить надо.

— Нет, — девушка вернула взгляд к доске.

Эдмунд подавил широченную улыбку и ещё раз тронул её:

— Что тебе?!

— А лишний карандаш?

— Вот, — мама положила перед Эдом письменную принадлежность и сосредоточилась на преподавателе. — Вернёшь после урока.

— Хорошо, — теперь он позволил себе расплыться в улыбке, записывая в тетрадку задачу по математике.

Лиловая дымка начала новое воспоминание.

Вокруг была суматоха. За одним столом с мамой стоял Эдмунд. Он судорожно хватал ртом воздух, пока преподаватель зельеваренья завязывал ему глаза чистой тканью.

— Мисс, — обратился к маме преподаватель. — Отведите мистера Рио в лазарет. Само собой, лабораторная работа у Вас зачтена.

Она кивнула и, взяв Эдмунда под локоть, мягко потянула к двери.

Вместе они вышли в коридор. Мама вела Эда к лестнице.

— Вот почему ты не мог делать всё по инструкции?

— Да я всё делал правильно.

— Ослепнуть входило в твои планы?

— Я просто ошибся, что ты сразу начинаешь?

— А я не хочу каждое занятие стоять рядом с взрывоопасными пробирками и водить тебя в лазарет. Осторожно, дальше ступеньки. Вот, держись за перила.

Мама положила ладонь моего будущего учителя на мрамор, но он зачем-то взял её за руку.

— У тебя такая классная кожа.

Мамы почувствовала как горят щёки:

— Что?

— Мягкая. Я что-то раньше не замечал, — Эд сосредоточенно гладил её руку.

— Хватит. Мы идём в лазарет, если будешь усложнять — пойдёшь сам! — мама не злилась, но маскировала смущение под раздражение.

В эмоциях Эдмунда, несмотря на жжение в области глаз, преобладало веселье и желание ещё её посмущать. Как умел выказывать симпатию, так и пытался.

— И голос красивый.

— Это первое предупреждения.

— Из пяти.

— Нет, Эд, из трёх.

— Да брось, я потрачу три, извинюсь, и ты дашь мне ещё два. Всегда так. Скажешь, я не прав?

Мама смотрела на хитрую улыбку смущённо и одновременно обиженно:

— Это второе, предупреждение, Эдмунд.

— Из пяти.

— Осталось одно. Ещё два получишь после пощёчины.

— Нет, Пацифика, — тон моего будущего учителя стал серьёзным. — Если бьёшь первой — значит, считаешь себя достаточно сильной для полноценной драки. Прости, но получишь сдачи.

— По-твоему нормально бить девочек?

— Бить — нет, а защищаться нормально. Ты ведь первая ударишь. Какое у тебя есть на это право?

— Ладно, убедил. Тогда я просто не буду с тобой разговаривать.

— А как я тогда узнаю, насколько я по жизни неправ? — с очаровательной улыбкой ответил Эдмунд.

— Однажды, я убью тебя, — надулась девчонка.

— Ну, всё-всё, извини.

— Всё идём, — закатила глаза мама и повела Эда вниз по лестнице.

Даже странно, что они ещё не встречаются.