– Э-эй, – сказала она заботливым материнским тоном, – просыпайся!

Его левое веко приоткрылось, и бездна показалась в его черных глазах, губы растянулись в улыбке.

– Доброе утро, Сюзи, – сказал он и переложил свою руку на ее ладонь, что касалась его щеки. Он ожидал удар.

– Ты знаешь мое имя, Уилл, – внезапно с любящего материнского тона ее голос сменился сестринским, не злым, однако, по-прежнему добрым, – хорош придуриваться.

– Хорош придуриваться, – повторил он, растягивая свое тело в кровати. Лиззи не смогла сдержать глубины дыхания, наблюдая за его мышцами, она закусила обе губы, – поэтому ты называешь меня Уиллом?

Он улыбался. И Лиззи тоже улыбалась. Все знают правила этой игры, она называется «Заставь его ревновать». Смотря друг другу в глаза, они смущались и одновременно радовались. Будто сама безмятежность этого утра выпала именно на их долю, а не на долю кого-то другого. Красивые и молодые мужчина и девушка, проснувшиеся в одной кровати после долгой ночи, безумно долгой… Никто из них не знал, чем это кончится, но оба таили счастье в укромных уголках сердца. Будучи полураздетыми, их ни капли задевал тот факт, что до прошлой ночи они виделись всего несколько раз и толком друг друга не знали. Их волновало совсем другое – внезапный огонь, вспыхнувший у каждого в груди вчерашним вечером. Под светом уходящей луны они не пользовались телами, а любили их, он – девушку, шея которой искрилась от поцелуев, она – мужчину, чьи руки сжимали ее бедра.

– Я приготовила тебе кофе, Оливер. – Лиззи протянула ему стакан, от своего имени, льющегося с ее губ, ему стало тепло. – Вчера ты просто ныл, что не можешь без кофе по утрам, и я не смогла поступить иначе, – она иронично закатила глаза, говоря это.

– Прямо-таки ныл? – спросил он, принимая кофе. Его пальцы коснулись ее руки, оба посмотрели в глаза напротив и утонули в них на неописуемый период времени. Им хотелось этого, хотелось тонуть в них, хотелось набирать их воду в легкие и медленно опускаться на самое дно. Без криков о помощи, без ударов руками об их поверхность, тихо и беспристрастно предаться самозабвению.

– Как мальчишка, – она наиграно хихикнула, – мы оба были пьяны до беспамятства, Олив…

– Вчерашнюю ночь я запомню надолго…

Лиззи смутилась, опуская глаза вниз, он последовал ее примеру и повел свой взгляд от ее лица к плечам, от них – к ее груди, к талии, к закруглившимся ягодицам и стопам ног. Его обдал жар, он напряг скулы и они стали еще острее.

– Вот только не нужно смотреть на меня как на дешевую шлюху, – она оборвала его мечтания, хотя сама желала предаваться ему вновь и вновь, вновь и вновь… – Хоть ты и ныл, как мальчишка, ты уже далеко не мальчик и должен знать, что девушки не просто так надевают красивое белье…

– Очень красивое… – Оливер перебил ее и она снова смутилась.

– Просто хочу, чтобы ты знал – я сама этого хотела, так что это не ты уломал меня, а я тебя, – она говорила это серьезно, надменно улыбнувшись в конце.

Она уделала тебя, Оливер, она уделала тебя…

– Получилось забавно…

– Наш секс? – ее бровь вопросительно выгнулась.

– Нет, я совсем не про него говорил, – Оливер выждал паузу, любуясь ее губами, он до сих пор помнил их вкус – горьковато-сладкий, настолько сладкий, что кофе без сахара в это утро – самое то. – Я про свадьбу Сюзан и этого кретина Джонотана.

Лиззи засмеялась, и ее смех отражался эхом в его ушах еще долгие-долгие месяцы.

– Так и надо этой стерве, – ответила Лиззи, – она столько раз уводила у меня парней, что получила по заслугам.

– Надо же! Бывший парень и бывшая лучшая подруга целовались на ее свадьбе на глазах у всей толпы родственников и друзей. Мы произвели фурор!

– Да, и кстати про Сюзан, мы обещали приехать с утра, чтобы праздновать дальше.

– И мы поедем?

– Разумеется.

В утренних тучах отражалось отчаяние города. Природа не плакала, но однозначно впала в депрессию. Возможно, какой-нибудь олух прямо сейчас попал в нелепую передрягу и теперь ломает мозг над тем, как ему лучше поступить. В автомобильных пробках вовсю орали клаксоны и голосили раздраженные работяги. На все это им двоим было глубоко плевать.

– Лиззи, – сказал Оливер и уставился в нее настолько строгим взглядом, что пробудил в ней страх. Если он что-то прикажет ей – она сделает, и дело даже не в глазах цвета ночного неба, а в нем самом, в его натуре. – Оставайся у меня…

– Я и так у тебя, если ты не видишь, – ему нравилось как она язвит, как она бьет его по тем местам, что у других ее мужчин оказывались больной точкой.

– Я про другое… Оставайся со мной. В моей квартире. Жить.

Так сразу? Парень, да ты больной, Думала Лиззи. Либо он и вправду влюбился в меня так сильно, либо в его механическом черепе отсутствует парочка шестеренок.

– Нет уж, – отрезала она, – я знаю ваши мужские уловки…

Каждая женщина знает про мужские уловки, но не каждый мужчина знает про женские. На этот вопрос она заранее знала ответ, потому что иначе он не сможет влюбиться в нее сильнее. А она хотела, чтобы он втрескался в нее, как малолетний мальчишка влюбляется в первую попавшуюся порномодель. Она должна сказать нет, отказаться от этой затеи, чтобы поиграться с ним, замариновать, а потом, когда он настоит на этом – она согласится.

– Это не уловки, Лиззи. Я говорю это вполне серьезно, – и это действительно было так, выражение его лица ни капельки не изменилось, голос остался тверд. – Оставайся со мной, я хочу, чтобы ты была моей.

В подростковом возрасте Лиззи мечтала об этих словах. Сказанных ровным голосом, без дрожи и сомнений, без страха перед отказом. Ей еще тогда надоели эти самопровозглашенные охотники за девичьими сердцами, чьи слова оказывались пустышкой, чьи действия способны загнать молодую красотку в угол, но не способны оттуда вытащить. И сейчас, когда Лиззи услышала их, она собрала все свои силы в один комок, чтобы не проиграть самой себе, она скомкала этот комок своим языком и выплюнула одним словом:

– Нет.

– Надо же! – Олив произнес эти слова с удивлением и досадой, однако не стал трепаться. – Ну раз так, Элизабет Стивенсон, я сделаю так, что ты сама этого захочешь.

– Если ты сделаешь так, я буду твоей, Оливер О'Конор, и ты разделишь со мной не только эту постель, но целую жизнь.

Господи! Я наконец-то сказала эти слова. В голове ее пищала маленькая девчонка, однако на вид она оставалась неукротимой. То же самое проделывал и Оливер – в его голове ревниво стонал он сам.

Ну, ты слышал, парень. Такие люди, как ты, должны держать свое слово, тем более что сам ты… В мыслях его возникла вчерашняя ночь, их мокрые тела, прижатые друг к другу, но кроме того – в них возник образ семейной жизни и Лиззи в роли его жены. Он желал этого, как не желал ничего на свете…

Оливер поднес стакан к губам и отпил глоток. Сначала на его лице отразилось отвращение, затем – удивление, и, наконец, он изобразил такую гримасу, как будто изысканнее ничего не пробовал.

– Какой кошмар… – разочаровавшись, сказала Лиззи. – Мне только что сделали такое предложение, причем такой солидный мужчина, а я сварила ему отвратный кофе… Ну ничего, Олив, придется немного подавиться, если ты и правда собираешься со мной жить.

– Нет-нет, – он замахал руками, – это прелестный кофе…

– Ой да ладно тебе! Я варила его впервые в жизни и даже не знаю чего туда накидала. Ладно, уговорил. Я схожу в кофейню и принесу тебе нормальный кофе.

– Не утруждайся, все нормально. Спасибо тебе.

– Я хочу немного проветриться, – сказала она с задумчивым видом.

Он не стал протестовать.

На скорую руку она накинула вещи, которые он предложил ей надеть (бери все, что видишь, – сказал он, указав на шкаф), а именно белую рубашку и черные брюки, подкрасила губы красным и ускользнула из квартиры Оливера. Он остался лежать, пытаясь собрать воедино пазл – каким таким образом он умудрился влюбиться в эту женщину и получить отказ. Признаться, это укололо его в самое сердце. Он не вырабатывал никаких стратегий, как часто делал за своим рабочим столом, не организовывал план действий. Оливер решил, что у него есть только один шанс, и этот шанс реализуется, если просто… просто любить ее.