– АУ! Мужчина! – к большому удивлению, она говорила не со злостью, но с отчетливой строгостью. На лице ее не было черт возмущения или придирчивости, она была спокойна, но хотела получить этот чертов кофе.

– Да-да! – отозвался он, оживший, как зомби. – В нашем заведении используются исключительно элитные сорта кофейных зерен… – улыбка засияла на его лице, – … привезенные из стран Южной и Центральной Америки, стран Африки и Азии. Мы используем все степени обжарки и все виды помола – грубый, средний…

– Пожалуйста, – перебила она с тоской, – можно мне просто кофе?

– К-х… Э-бэ… – он зашипел как поломанный радиоприемник и на лбу у него вновь выступила испарина (в этот раз не от жары). После паузы пустых переглядываний он ответил. – Конечно… – и добавил, – принцесса…

Обращаться к девушкам словом «принцесса» было его личной фишкой, и он привык видеть хихикающих дам после этой фразы, но сейчас…

Когда он, наконец, отвернулся делать этот проклятый кофе, то выдохнул с облегчением. Такого стыда он не чувствовал даже тогда, когда его мать застукала его за просмотром фильмов для взрослых, причем очень откровенных. Джеки, кричала она, как ты можешь? Тебе ведь всего шестнадцать…

Слава всем Богам, что я съехал оттуда, думал Джеки.

Отмеривая молотый кофе в турку, он радовался, что эти сине-зеленые глаза больше его не сверлят. Не сказать, что она серая мышь – это далеко не так, совершенный антоним, безупречная лань, если можно так сказать, или белая рысь… Он поймал себя на мысли, что эта девушка нравится ему даже больше одинокой блондиночки, хоть она и не была одета в вульгарную одежду и в ее голосе не чувствовалось игривой нотки, как у всех «нормальных» девушек. Джеки покосился на нее – белая широкая блуза, не облегающая ее прелестей так, как ему это нравится, и черные брюки, скрывающие формы ног.

– Вот ваш кофе, пожалуйста… – сказал он, подавая бумажный стаканчик с выдавленным рисунком кофейных зерен в стиле минимализм.

– Спасибо…

В голове его снова возник образ тех стройных ножек в розовой юбке-клеш и снова он опьянел, представляя, как раскрывает размытую туманом воображения тайну. Такие девушки, как она, предпочитают кружева, он точно не знал этого, лишь полагал. Пока, как он сказал, очередная «принцесса» рассчитывалась за кофе, он еле сдерживал трясущиеся от любопытства глаза, дабы не направить их в тень, кроющуюся между ногами. Он чувствовал себя наркоманом, желающим дозу, и лишь на долю секунду, в пол оборота шевельнул глазами…

– А! Я поняла! – вдруг сказала девушка с темными волосами. – Ты все ждешь, когда она раздвинет ножки и ты сможешь увидеть ее трусики? – она сказала это с вызовом, с женским вызовом, каким они обычно заводят мужчин. – Не будь таким наивным… – она прищурила веки, вчитываясь в имя на фартуке, – … Джеки!

– Но я…

– Т-с-с… – зашипела как змея, – предложи ей фирменный латте с двойной порцией сливок и шоколадной крошкой за счет заведения, не будь тряпкой, познакомься с ней! – ее интонация напоминала рычание львицы или гул мотора итальянского спорткара. – Если хочешь знать, она и сама на тебя время от времени поглядывает. Она часто здесь бывает, ведь так?

Джеки кивал, выпучив глаза. Она продолжила:

– И каждый раз она садится за столик у окошка, закидывая ногу на ногу? – Бинго! – Значит бери дело в свои руки, будь наконец мужчиной…

Она поманила его указательным пальцем и наклонилась к самому его уху, зашептав одними губами:

– Ярко-красные стринги, и натянуты они так, что ты увидишь не только их…

Под тонкой щетинистой кожей шеи дернулся кадык.

Затем она отстранилась и ласково улыбнулась ему, протянула руку и аккуратно согнула палец за пальцем, прощаясь с ним. Двери распахнулись и сомкнулись вновь. Джеки стоял смирно, словно обделавшийся посреди улицы ребенок, и медленно водил шокированными зрачками.

Спустя пять минут, он подошел к желанной блондиночке, сжимая в трясущейся ладони стакан. Кашлянул, она повернулась к нему.

– Привет… – сказал он ей, выделывая улыбку. Губы ее раздвинулись, обнажая ряд идеально ровных, белоснежных зубов.

– Привет!

2

Пока за окном в самых что ни на есть кишащих районах города вовсю бурлила жизнь, в Театральном квартале, который строился для «не таких как все» она медленно тлела сигаретой в безветренную погоду. Закрытая территория, личная парковка, панорамные окна и круглосуточная охрана. Вход только для своих. Из окон доносилось легкое благоухание дорогих парфюмов и изысканной выпечки. Шумные соседи здесь не то что не беспокоили – их в принципе не было. А если даже и были, шумоизоляции хватало настолько, чтобы проводить вечеринки человек на двадцать. В одной из таких квартир (достаточно зоркие соседи дома напротив могут это подтвердить, окна зашторены не были – висела вуаль) расхаживала юная девушка.

Наклонившись над барной стойкой, разделяющей кухню с гостиной, она в одних лишь белых трусиках звякала металлической ложкой, что-то размешивая. Босая, она касалась холодного кафеля, отчего по бархатистой коже бежали мурашки, и время от времени стояла на одной ноге в попытке согреть вторую. Темные волосы скользили по гладкой шее, остроконечные пальцы одной руки сжимали стеклянный стакан, другой – перемешивали его содержимое. Ее грудь подергивалась, соски твердили от холода. Поднеся приготовленный напиток к носу, она окунула в него сине-зеленые глаза, оценила на вид и вдохнула его аромат. Подчеркивая тонкие полоски ключиц, она пожала плечами и пошла на цыпочках, бесшумно, словно легкий летний сквозняк.

Шевеля бедрами с покровом персикового пушка, она поднялась по лестнице на верхний ярус квартиры, находящийся ровно над гостиной, и посмотрела на спящего в постели мужчину. На лице девушки блеснула улыбка, искренняя и теплая. Пройдя вдоль стеклянного ограждения, она поставила стакан на дизайнерский комод, наклонилась и зацепила пальцами лежащий на полу лифчик. Закинув руки за спину, надела его. Еще раз посмотрела на мужчину. Молодой, стройного телосложения, с темными растрепанными волосами, он сопел, подложив левую руку под голову, отчего мышцы на его руке напряглись и застыли. Внезапно дыхание девушки стало тяжелым, голова пошла кругом, и она лишь подумала о том, как бы ей не свалиться через ограждение прямо на журнальный столик в гостиной.

Вот это было бы доброе утро!

Он нравился ей, безмерно нравился, но был подозрительно молодым, хотя, по большей части, возраст ее не интересовал. Ох, Лиззи, Если бы вчера ты отдавала себе отчет о происходящем, тебе ни о чем не пришлось бы… Но она и так ни о чем не жалела. Эта мысль дрогнула в ней внезапно, как порою дергает в преддверии сна, когда тебе снится падение с большой высоты. Посмотрим, насколько опасным для меня окажется это падение, Думала Лиззи. Закусив губу, она вспоминала вчерашний вечер, вспоминала вчерашнюю ночь… Холод квартиры вдруг показался ей уютным теплом, затем все ее тело окутал жар. Она наблюдала за тем, как в мышцы его груди врезались кубики пресса, и снова она поймала себя на мысли, что ни капельки не жалеет, а наоборот – хочет еще.

Она плавно двинулась к помятой постели, задрожала всем телом, но не от холода, в низу ее живота нечто пульсировало огнем, заставляя стонать все внутренние органы. Сердце ее стучало так, что закладывало уши, ноги подкосились и она села рядом со спящим мужчиной, моим мужчиной – подумала Лиззи Стивенсон. Положив руку ему грудь, девушка почувствовала как он дышит и как нагревается воздух в его легких, из ее горла вырвался слабый стон. Она провела по его телу кончиками пальцев и приложила ладонь к его теплому животу. Все это время она смотрела на его лицо, на черные густые брови под шелковистыми локонами его волос, нос с небольшой горбинкой, и острые скулы. Казалось, притронувшись к ним, можно порезать руку.

Она выдохнула горячий воздух, словно снимая боль, и приложила ладонь на шершавую щеку. Лиззи могла вечно смотреть на его монотонно сопящее лицо, могла вечно касаться его тела, и могла вечно… быть с ним.