Я – продолжила бежать, изо всех сил делая вид, что её нет и мне пофиг.

А она, чуть отдышавшись, брякнула такое, что паранойя взревела от чувства подставы и мне призадумалось, ушла ли я от тёть Лены или всё ещё там под глубоким гипнозом.

Она – брякнула:

– Слыш, сестрёнка! У тебя вписки до утра не будет?

Я чуть не споткнулась от такого. Раздражённо скривилась, и продолжила делать вид, что её нет. Рыжая, очень грустно и безнадёжно – аж пробило на жалость, – сказала:

– Ну, или хоть в падик пусти, а то задубею.

Меня разозлило, что она пробила меня на жалость, и я надела маску отбивки от разводки:

– Я чё, на лохушку-терпилу похожа? Нарика тянуть на вписку, чтоб по утру с вынесенной хатой проснуться? От и пись-ка пожалуйста.

Рыжая с каким-то осторожным обиженным отчаяньем полукрикнула:

– Я не наркоманка!

Я скептически неверяще цыкнула. Рыжая, так же осторожно-азартно:

– Да блин… ну давай наперегонки до конца дорожки! – кивает на ворота парка в паре сотен метров.

Я хмыкнула, стиснула зубы и начала ускоряться.

Сквозь ворота, я само собой, пробежала первой.

На стоянке у входа стояли заведённые тонированные «Жигули». И я сбавила, и начала высматривать по сторонам этих двоих, которые чудовища.

И поскольку крутила головой, заметила, как поменялось лицо Рыжей при виде «Жигулей». Сначала – паника, потом – обречённая угрюмость. И вот от этой обречённой угрюмости меня снова нахлобучило жалостью, что я – не принц и у меня нет замка.

Вообще от парка я бы пошла, а не побежала. Если бы не «Жигули». Но тут пришлось сделать вид, что я люблю бегать и побежать по тропинке к углу квартала. Рыжая, хрипя и булькая, пристроилась в спину.

«Жигули» – тронулись и поехали по дороге к тому же углу квартала. Видимо, отслеживая рыжую и, возможно, меня.

Так что, добежав до домов, я забежала на дорожку впритык к дому, забежала за угол и приготовилась присесть за палисадник, как поймаю свой рыжий хвост.

Рыжая выскочила из-за угла, шумно хрипя. У меня мелькнула мысль, что сейчас резкой остановкой могу сорвать ей дыхалку и вообще убить. Но – поймала её, левой рукой зажав рот, а правой обняв, как в танце. Поймала – и присела, утягивая за собой вниз, присесть за палисадник.

Присели. На корточки. Лицом друг к другу. Наверное, уперлись бы коленями друг другу в животы, но я ещё в присяде вниз стремительно отодвинулась.

Ну, знаете, есть такая не очень понятная современной науке штука. Называется «биохимия». Этим «биохимия» объясняют ситуацию, когда два человека внезапно вспыхивают друг к другу неземной страстью. Ловят получасовые оргазмы, начинают кончать от лёгких обнимашек и всё такое.

В общем, я про неё читала в Вики. И знала, теоретически, что это за хренью меня жахнуло от прикосновения к рыжей. Но напугало оно меня сильно. Вот это ощущение, что она – реально тёплая, уютная и просто кусок нежного спокойствия, которого мне очень надо, меня напугало. Особенно – в сочетании с ощущением, что ей реально сложно по жизни, и если я не помогу – её вот-вот затопчут и сломают в угрюмую терпилу.

Так что я просто отпрыгнула от неё на метр. Мы пяток секунд подышали, а потом во двор заехали «Жигули». Проскочили ко второму подъезду, встали.

Я, не вставая, гусиным шагом уползла за угол, поднялась, и тихонечко побежала в кусты через дорогу. Рыжая – за мной.

В общем, мы молча, неспешной рысью вернулись к парку и пробежались до моего квартала.

Я не знаю… разумом я надеялась, что рыжая – отстанет и вся эта хрень просто закончиться. Что мне не надо будет решать, что с ней делать. Не надо будет решаться вписать её на ночь… и, наверное, просидеть ночь в кабинете, борясь с желанием спать с ней в охапку. Ну или как-то ещё её иметь.

Но – она не отстала.

И надо было… что-то делать.

Я перешла на шаг. Она – тоже. Отдышалась пару секунд и выплюнула сквозь хрипы:

– Я! Не! Наркоманка!

Я, с трудом удерживая на лице бетон, холодно отцедила:

– Верю. Но мне пох.

Я прошла ещё несколько шагов и свернула к попавшемуся подъезду. Не своему, само собой. Встала на крыльце. Повернулась к рыжей. Вопросительно задрала бровь, изобразив брезгливое недоумение. Рыжая метнула взгляд на лицо, не заглянув в глаза, уронила в землю. Её лицо потекло в безнадёжную угрюмость. Она тяжко, отчаянно прошептала:

– Слушай, ну пожалуйста. Доделай доброе дело. Пусти в падик до утра, чтоб не задубеть. И дай сто рублей на проезд. Они у меня сумку отжали, а у меня всё – там.

Рыжая вздохнула и начала поднимать взгляд. Я – успела отвести глаза вверх, чтобы не сталкиваться с ней взглядом. Знала, что если столкнёмся взглядами – сорвусь. То ли накинусь на неё и вцеплюсь, как кошка в ветку. То ли разревусь от боли, что она ломает мне все привычки и шаблоны, а я не могу себе позволить сломаться.

Рыжая, посмотрев на моё бетонное лицо и пустой взгляд, бросила отчаянно-безнадёжно:

– А, да пох.

Повернулась, шагнула к лавочке, села. Скукожилась, обняв колени и устремив в никуда устало-угрюмый взгляд.

Я помедлила, думая, что делать дальше. Подъезд-то был не мой. Наверное, можно было убежать. Но сцена требовала другого. Так что я как могла холодно и жёстко рявкнула:

– Свали отсюда.

Рыжая, устало:

– Это – общественное место. Ад и пись.

Я – зависла. Возразить, по сути, было нечего. Вздохнула, сказала спокойно:

– Заканчивай хрень. Иди домой.

Рыжая вздрогнула, замерла на секунду, а потом рявкнула с горькой ноткой сдерживаемого плача:

– Сама иди домой!

Я – зависла, пытаясь понять, почему её – так на посыл домой. Она смахнула слезинку, посмотрела на меня и как-то из последних сил еле сдерживаясь почти проплакала:

– Ну, давай! Всё! Спасибо, что вписалась и спасла мне морду! Весело побегали! Всё хорошо! Иди уже домой, в душ и в кроватку! Пока-пока!

Отвернулась, закрыла глаза, замерла, раскачиваясь.

Меня – пробило. Сломало.

И я – решилась. На лютое извращение – сделать что-то на эмоциях. Поддаться.

Шагнула к лавочке, присела, закурила. И через пару затяжек брякнула фразу, которая показалась мне очень логичной:

– Так, ладно. Чем серьёзным болеешь? СПИД, сифилис?

Рыжая резко вскочила ко мне лицом, и – встала, еле сдерживаясь, чтобы не ударить. По её лицу, скривлённому от обиды и ярости, текли слёзы. Не ударила. Сдавлено прокричала:

– Да иди ты нах!

Повернулась и ушла.

А я осталась сидеть в каком-то шоке. От того, что как только решилась и потянулась к ней – прилетел эмоциональный удар.

Докурила.

Встала и пошла домой.

Дома – переклеила пластыри. Да, я – леди-киборг. Я пошла бегать с мозолями после маршика-бросочка фром Старец.

Потом сидела, пила чай в окно. Крутила в памяти и переваривала пробежку. Потряхивало.

Потом озвучила в окно решение:

– Так, ладно. Нах побегушки.

И начала гуглить ближайшие секции гимнастики. Нагуглила, и пошла спать.

И мне – приснилось. С той же чёткостью и ясностью, как кошмар. И я – проснулась, хорошо его запомнив.

В общем, если коротко, то вхожу я в спальню из кабинета. На моей кровати – рыжая, руки-ноги привязаны к постели, чтобы не сбежала, вынеся квартиру.

Она смотрит на меня и очень жалобно просит:

– Трахни меня в попу. Пожалуйста.

Дальше – какая-то быстрая перемотка, и следующий кадр сна – она на мне, с яростным плачем насаживается на меня и орёт. И я тоже ору в нестерпимом оргазме.

И просыпаюсь с воплем. Вся мокрая с одеялом, сбившимся между ног.

Первая паническая мысль была, что это не сон, а – воспоминание. Так что голова сама резко рванула вбок, посмотреть, нет ли в кровати рыжей.

Само собой, не было.

Потом я отдышалась и начала прокручивать сон. Точней, пытаться уложить его в сознание и как-то смириться с очень нереальными глюками,