Я – постояла-потупила в панике. Что водитель – под слиперинг-контролем Старца. Потом краешком разума поняла, что это перебор паранойи. Выругалась яростно. И рыкнула водителю адекватное:

– Оплачу.

На ярости залезла в машину и уехала.

По дороге – колбасило. Очень хотелось допросить водилу. Вынуть из рюкзачка нож с зубочистками, приставить к горлу и допросить, втыкая зубочистки.

Останавливало, что со стороны всё, наверное, выглядело прилично. Старец – послал. Я – очень расстроилась и пошла. Без гипноза меня и слиперинг-контроля водителя. Водитель просто поехал следом в надежде срубить бонус за то, что не уехал. Ну и сразу же ответил, что шла я аж час.

Но останавливало – с трудом. Закурила в машине, даже не спрашивая, и смолила одну за другой.

А приехав домой, первым делом пошла в ванную заклеивать мозоли на ногах. Мозоли – радовали. Доказывая, что шагометр телефона не взламывали, и я на самом деле прошла восемь тысяч триста шагов в неразношенных говнодавах. А не пролежала час под гипнозом, после чего такси отвезло на пять километров и поставило на дорогу с командой проснуться через двадцать шагов.

Заварила чаю, попила-покурила.

Набрала тётю Лену.

Взяла со второго гудка. Как Староста.

Она спросила бодро-заботливо.

– Даша, здравствуй. Съездила? Как?

Я – без здрасте, спросила ровным холодным голосом:

– Теть Лен. Напомни, пожалуйста. Я ведь тебе про гвоздь ничего не говорила?

Тетя Лена помедлив, таким же ровным сухим голосом отчеканила:

– Ага… понятно. Паранойя от столкновения с паронормальщиной. Разум пытается найти объяснение нелогичным данным. И далеко он тебя послал?

Я, не сдерживаясь, раздражённо:

– В смысле?

Тётя Лена, холодно-агрессивно:

– Очнулась за пяток километров от трассы или за сто метров? И, надеюсь, послал по дороге, а не напрямки через лес?

Я помедлила, успокаивая накрут эмоций, который должен был укатиться в бабский ор, и сказала устало-спокойно:

– Давай ближе к гвоздику.

Тетя Лена очень спокойно и отстранённо сказала:

– С паранойей – к участковому психиатру.

И – закрыла звонок.

Я пару секунд сидела неподвижно, с трубкой у уха. Переваривала вот это «к участковому психиатру». Сдерживалась, чтобы не херакнуть телефон в окно. Сдерживалась, чтобы не рвануть бить ей морду за предательство.

Потом как-то уговорила себя, что во-первых, тёть Лена – ни разу не бабуля. А во-вторых, всё-таки будет соблюдать врачебную тайну.

Ещё попила чаю, позвонила бабуле.

Мантра «бабуля возьми трубку, ять!» не сработала. Десять раз – не сработала.

Перекурила. Очень хотелось с кем-нибудь поговорить. Прополоскать эмоции в потоке общения.

Набрала Старосту. И внезапно услышала «Абонент разговаривает по другой линии». Без предложения оставить сообщение.

Это – напугало. До мыслей, что мне всё-таки взломали телефон. Или взяли под колпак. Я с перепугу набрала Димочку.

И оператор сказал что «Телефон абонента выключен или находиться вне зоны действия сети». Хорошо, что хоть другим голосом сказал. Хорошо, что у Димочки со Старостой разные операторы.

Хотя паника, что меня отрубили от телефонной связи, никуда не делась.

И братика я набирала уже с каким-то истеричным весельем. Ну, таким, что если счас и он не дозвониться, то буду звонить в техподдержку. Или ещё куда, где точно должны взять.

Братик взял через три гудка. И бодро начал:

– О! Здорово! Сколько лет, сколько зим! Как сама, когда племянники?

Меня – распустило. Почти заплакала от счастья. Буркнула привычно:

– Сам такой.

– Не-не. Мужчина, как коньяк, должен нагуляться и приобрести выдержку.

– Политрука на тебя нету! Хотя… вот пожалуюсь начальнику секретной части – будешь знать.

– Не прокатит. Он из другого управления. Так что – жду племянников.

– Не-не. Это страшная неизведанная область. Старший брат – вперёд.

– Ну разве что на пару деньков. Ты там давай, присмотри мне жену среди одногрупниц. Ага?

– Это давай к бабуле.

– Ну да… она, блин… мама в шоке будет. Хроническом.

– Ладно, если кто подвернётся – буду иметь в виду.

– Ну разве что только в виду.

– Фу. Пошляк.

– Ага.

Замолкли. Выше – это было так, общий трёп для установки и верификации соединения и определения состояния собеседника.

Паузу прервал брат, серьёзно-заботливо спросив:

– Ладно, сестра. Чё вдруг звонишь-то? Вопросы, проблемы? Ножиков на подарки надо?

Я подумала и жалобно попросила:

– Дэн… а можно не как обычно? В смысле, можешь мне просто ответить на вопрос, насколько бы странным он тебе не показался? Без… нашей семейной раскрутки вопроса на инфу?

Он пару секунд подумал и всё-таки сказал:

– Любопытно. Но всё-таки дай чуть-чуть конциркумста.

Я тоже пару сек подумала, как бы сказать и сказала:

– Ну, скажем так. Я тут немного… как бы ушла в отшельничество от семьи. Начала разбираться в себе. Кто я, чего я хочу. Не чего от меня хочет папа, а я сама.

Я – замолчала, ожидая реакции на такое вот заявление о бунте.

Брат помолчал десяток секунд. Понял, что продолжать я не буду, пока не услышу его реакцию, и сказал осторожно:

– В целом, дело хорошее. Если не увлекаться. И не уходить в подростковую войнушку с родителями… Ладно, давай твой вопрос.

Я, задумчиво запинаясь, что для меня редкость, спросила:

– Э-э-э… скажем так: у тебя… твоё самоощущение роли в жизни… насколько близко оно описывается как гвоздь, который забивают в какое-то место и на котором всё держится?

Брат – сэмоционировал:

– Опа! Ничоси вопросик!

Я помолчала. Как бабушка, молча ожидая ответа.

Брат вздохнул, попробовал ввинтить шутку:

– Даже хочется спросить, сколько промилле.

Я яростно ответила:

– Чай я пью. С травками. Будешь сношать мозги затяжкой ответа – буду их не пить, а забивать.

Брат, успокаивающе:

– Спокойно! Я так, намекаю, что это вопрос на поллитру усидеть.

– Ну, прости. Испортилась я в большом городе. Вот приспичило – звоню, вместо того, чтобы приехать.

Брат, помедлив:

– А. Так бы и сказала, что приспичило.

А потом начал рассуждать вслух:

– Короче, про забивание гвоздя – это совсем… и про то, что на нём… я бы, наверное, всё-таки описал себя как аккумулятор. Который вставляют в прибор, и прибор – работает. Можно в другой прибор. Но точно надо время от времени вынимать и ставить на подзарядку. А вот так, чтобы молотком по шляпке, и потом без гвоздодёра не вынуть – не… не моё. Хотя… с другой стороны, если подумать… и посмотреть на кипиайсы завода в моё отсутствие, можно сказать и так, что коллектив держится на мне… в общем, я ж говорю, что на поллитру разговор.

Я сказала искренне:

– Спасибо, брат. Помогло. Сильно.

Тут я застеснялась своей искренности и добавила стёба:

– Аж картинка возникла, как несчастные голодные детальки и моторчики из последних сил ползут к батарейке, присасываются проводочками, и счастливо вздыхают от того, что могут жить и работать дальше.

Брат хохотнул и сказал:

– Язва ты, Дашка.

Я включила детство и тонким обидным голосочком пропищала:

– Дениска – редиска!

Брат, тем же тоном:

– Дашка – какашка!

Я чуть помедлила, перестраиваясь, и томным эротичным голосом прохрипела:

– Дениска – мокрая киска.

Брат смущённо хмыкнул, сказал радостно-удивлённо-удовлетворённо:

– Вот это новая нотка в наших отношениях, да. Ну, на этой прекрасной ноте…

Я, искренне сказала:

– Спасибо, Дэн. Спок-ночи.

– Звони чаще. Спок ночи.

Он закрыл звонок.

Я посмотрела на телефон и поняла, что надо пробежаться. Растрясти мозги, промёрзнуть, и потом уже начать обдумывать полученные четыре мнения, и что-то решать.

Мозги этой пробежкой мне встряхнуло редкостно.