– Эй, – буркнула она, разворачиваясь в сторону. – Чего смотришь?

– Вкусно?

Она неопределённо дёрнула плечиком и бросила на меня смущённый взгляд.

– Я просто так спрашиваю, не бойся.

– Никто не боится, – пролепетала девчушка, пряча остаток зефира в ладошке.

– Кто этот человек, от которого ты бежала?

– Не скажу, это моё дело.

– Ладно… Не говори. Я пойду?

– Не надо. Погоди ещё. Покажу, где выйти.

– Он такой страшный?

– Нет.

– Ну тогда я могу выйти, где зашёл.

Девчонка резко поднялась, и только тогда я заметил, что на ногах у неё стоптанные кеды, из белых ставшие серыми. Вообще, одета она была не по погоде.

– Стой! А ты ведь где-то здесь живёшь, да? – я решил хвататься за соломинку, снова убеждая себя в необходимости знать то, что уже, в сущности, ничего не изменило бы.

– А что? – застыла беглянка, глядя на меня сверху вниз.

– Можно я спрошу кое-что?

– Ну.

– К вам ведь приходят новенькие?

– К кому это, к нам? – она снова опустилась на пол, подобрав под себя ноги, и разжала кулачок. Мой взгляд приковался к остатку зефира. Было в этом факте что-то тревожное, обидное и печальное, отчего стало стыдно. Пока кто-то отказывался от плохо прожаренного мяса в ресторане и выкидывал недоеденный салат, эта девчушка и тысячи подобных ей, радовались простой сладости, самой обыкновенной, без изысков.

– Э… – я запнулся, подбирая верное слово. Бездомные? Бомжи? Беспризорники?

– Приходят.

– Часто?

– Когда как.

– Осенью, может, помнишь, не приходила высокая женщина? Красивая. Стройная. Волосы длинные, шоколадного цвета, блестят ещё на солнце красиво. В ушах серёжки. Хотя, может, уже и не было их… Родинка над бровью! Вот.

– А зовут как?

– Звали… – поправил я и отвернулся от слишком прямого взгляда. – Лита. Елизавета, если полностью. Но она так никогда не представлялась.

– Она кто тебе?

– Женой была.

– М… Нет, не приходила такая. Другая была. Но не высокая.

– Осенью?

– Ага.

– Жаль.

– Найти не можешь? – она выпрямила ноги и принялась доедать зефир.

– Как сказать… – мне показалось странным откровенничать с беспризорницей, но момент располагал, да и поговорить с кем-то, не обременённым знаниями о моей жизни, стоило. – Нашёл, вообще-то. Утопилась она.

– Ого! Из-за тебя? – серые глаза девчонки округлились.

– Да кто ж знает. Вот я всё пытаюсь разобраться. Обычно люди записки какие-то оставляют, а тут – ничего.

– Ну, значит, она тебя не любила. Или, наоборот, слишком сильно любила.

– Почему? – последние её слова меня крайне удивили, и я приготовился слушать, усаживаясь поудобнее. Ноги затекли.

– Ну… Если бы она написала в записке, почему это сделала, ты бы прочитал и страдал. А так вроде случилось и случилось. Когда не любишь, то всё равно, что с человеком. Ты про него и думать не думаешь.

– Запутала ты меня.

– У нас когда кто-то уходит молча, мы никогда не возвращаем никого. Ушёл, значит, ушёл. Может, плохо было, а, может, слишком хорошо. Нам жить надо, а не думать о том, кто решил быть один, – она закинула последний кусочек сладости в рот и угрюмо замолчала, размышляя о чём-то и мерно водя пальчиком по раскрытой ладошке, а я зачарованно наблюдал. Надо же… Странная мудрость. Отпустить. И Ашер говорил о том же, только другими словами.

– Вот и я подумал, что, наверное, хватит искать объяснения.

– Правильно.

Я улыбнулся. Такой серьёзной реакции невозможно было не улыбнуться. Эта девчонка делала вид, что знает о жизни больше моего, и ей это прекрасно удавалось. Мне хотелось поговорить ещё о чём-то, но я не знал, о чём.

– А как тебя зовут? – догадался спросить самое важное, что стоило бы узнать при знакомстве.

– Тебе зачем?

– Ну, мы вроде как теперь знакомы.

– Пока нет ещё.

– Это не по правилам, наверное, – я вдруг засомневался, что диктовал этикет: представляться первым как мужчине, или ждать, пока мне представится тот, кто младше. Чуть подумал и решил, что разницы нет. – Меня Курт зовут.

– Курт! Это как Кобейн? Или Воннегут?

– Скорее, как Рассел.

– А это кто?

– Кобейна знаешь, а Рассела нет?

– Ну… Кобейна мой парень слушает, – улыбнулась она и пожала плечами.

– А я вот Рассела смотрю. Вернее, смотрел.

– Он тоже древний, как и ты?

– Подревнее будет.

– Ты смешной. Зачем носишь в кармане зефир?

– Чтобы угостить девчонку, которая меня чуть не снесла в коридоре.

– Пф, ерунда какая, – рассмеялась беглянка так задорно, что мне захотелось скинуть лет десять-пятнадцать и тоже так беззаботно радоваться глупой шутке.

– Я серьёзно!

– Врёшь!

– Даже если так, ты тоже врёшь!

– В чём это? – она сделала изумлённое лицо, и я снова улыбнулся.

– Говоришь, что парень есть.

– Не поняла.

– Ты же совсем ещё девчонка.

– И что? Я совершенно самостоятельная.

– Ну да… И Воннегута знаешь…

– А я читаю много!

– Где книжки берёшь?

– Не скажу. Это секрет. Я тебя не знаю совсем.

– Кстати! Ты не представилась.

– М… – она протянула мне ладошку и очень серьёзно изрекла, – Утта.

– Утта… Необычно, – я сжал её пальчики.

– Курт тоже не самое распространённое имя. Особенно в нашей стране, – ловко вытянув руку из моей ладони, Утта снова встала, и я последовал её примеру.

– Пора?

– Теперь да. Уже много времени прошло. Ты спустись на первый этаж, только пройди вдоль старых квартир направо до упора, там будет дверь коричневая, через неё выйдешь во внутренний двор, оттуда сообразишь, как выбраться, – затараторила девчонка, осторожно подходя к двери.

– А ты?

– А у меня тут секретное место есть.

– Так ты останешься?

– Ну да. Он дурак! Пусть позлится ещё…

– Это что ж, парень был твой? – вдруг догадался я.

– Ага.

– Так, может, лучше его не злить?

– Приду если сейчас, только хуже будет. Если ещё и тебя увидит…

– Тогда я никуда не пойду.

– Че-е-е-го-о-о? – протянула Утта, поворачиваясь ко мне.

– Как тебя оставить одну, когда рядом какой-то злобный мужик?

– Не мужик он! Парень.

– Да какая разница.

– Уходи. Хуже будет. Чего пристал?

– Вообще-то, это ты пристала.

– Не было такого!

– А кто влетел в меня? А?

– Это ты виноват! Сидел тут в углу! – она надулась и покраснела, силясь сказать ещё что-то, а мне вдруг стало смешно.

– Ерунда какая-то, – смех всё же вырвался наружу. Глупая ситуация, которую мы оба воспринимали так серьёзно, что впору было отправиться в ясельную группу детского сада. Я, как дурак, испугался какого-то хмыря, а эта мелкая беглянка собиралась прятаться от собственного парня…

Утта сначала смотрела на меня обиженно, а потом не выдержала и тоже принялась смеяться, утирая слёзы. Худое личико раскраснелось, а аккуратные губы так красиво складывались в улыбку, что девчонка показалась мне похожей на ангела. Только немного потрёпанного.

– А давай дружить? – вдруг выдала она, и я резко прекратил веселиться. Предложение звучало странно, но очень заманчиво. Не знаю, на что мне эта крошка и зачем я ей сдался, но это был реальный шанс встряхнуть собственную жизнь. Да и жалость, внезапно проснувшаяся в сердце, будила ещё какие-то трепетные чувства, шевеление которых я ощущал столь явственно, сколь видел перед собой Утту. Может, мать была права, – мне нужны были дети или тот, о ком я мог заботиться? Мысль, что появилась возможность стать для кого-то спасением, пронзила сознание и моментально укоренилась. Точно. Если я подружусь с Уттой, то смогу вырвать её из уличной среды. Детей у меня, возможно, никогда не будет, как и жены, зато я смог бы сделать что-то хорошее хотя бы для одного человека.

– Давай! – бодро отозвался я, и на душе потеплело.

– Тогда слушай и запоминай, – она осторожно открыла дверь и поманила меня в коридор. – Вот эта дверь, – рука указала в правый торец, – ведёт в моё маленькое убежище. Я часто сюда прихожу когда… Ну… Грустно. С улицы через заднюю дверь можно войти незаметно. Тем путём никто не ходит из наших. И ты так же можешь приходить, если тоже будет грустно.