На день рождения Надежды Андреевны приехала его жена. Вот она-то и просветила Лику о своём статусе. Даже паспорт показала для пущей убедительности. И Лика ушла, вытащив из горки с шампанским нижний бокал. Он до сих пор слышит её звонкий голос:
– Поверьте мне, это вышло не случайно!
И стук каблуков по промёрзшему полу веранды. Как пролетели три года без Лики Никита не знал. У него не было воспоминаний об этом времени. Он работал, работал, работал. С женой он так и не развёлся. Он считал себя свободным. А его жена? Что думала она по этому поводу? На тот момент Никите это было неинтересно. Она уехала. На следующий день после дня рождения Надежды Андреевны. Мать Никиты сказала Лене:
– Всё, что могла, ты уже сделала. Уезжай. Утром. А сейчас уйди с глаз!
Никита ушёл в себя, в работу. Домой приходил поздно и сразу ложился спать. Надежда Андреевна приходила поболтать перед сном с сыном. Он не слышал её, и она знала об этом. Мягко и ненавязчиво мать пыталась вернуть сына к жизни, рассказывая о повседневных делах семьи. Никита даже не заметил, как в организации квартирников стала участвовать Зоя. Высокая блондинка с большой грудью, крутыми бёдрами и тёмными как ночь глазами. Её откуда-то привела мама. Зоя незаметно влилась в семью, и организацией мероприятий стала заниматься самостоятельно. Так же незаметно Никита однажды утром обнаружил её в своей постели. Он удивлённо посмотрел на неё, даже не сразу сообразив, кто это. Потом вспомнил, что перебрал с выпивкой. Смутно вспомнил ночь, не испытав никаких эмоций. Никите было всё равно. Пусть будет. Нет, он не пытался заменить Лику. Он принимал то, что само шло в руки. Природа требовала своего. А если нет Лики, так какая разница с кем заниматься сексом. Это был секс. Просто секс. С Ликой они любили друг друга. И это были совершенно другие ощущения и эмоции. Это нельзя ни заменить, ни забыть.
Зоя проявляла заботу, всегда была под рукой и не раздражала. Она влилась в семью Никиты гармонично. Обсуждала с Надеждой Андреевной кого пригласить на квартирник, они пекли пироги, делали пельмени. Зоя ходила с Дианой, сестрой Никиты, на выставки и концерты. Обсуждала с Владимиром Ивановичем обустройство летней веранды для выступлений. Стреляла по банкам из ружья и плавала на сап-бордах. А Никита работал, работал, работал. Он принимал Зою как таблетку, как стимулятор. Искать секс на стороне ему было некогда, а тут всё рядом, протяни руку. Он никому ничего не обещал. И вообще, он женат. Вроде бы.
И снова, спустя три года, у Надежды Андреевны день рождения. Будут гости, музыканты, фейерверк. Как быстро летит время, когда ты ничего больше не ждёшь в этой жизни. Плывёшь по течению, куда вынесут бурные потоки твоей реки жизни. И как медленно тянутся минуты, когда ждёшь. Никита больше ничего, вернее – никого, не ждал. День прошёл – и ладно. Опять пришла зима. Ещё одна зима засыпала землю снегом.
Глава 3. День рождения.
Опять пришла зима. Ещё одна зима засыпала землю снегом. Морозный день. Гладкое бледно-голубое небо. Солнце золотым шаром висит низко над заснеженными деревьями. Снег сверкает бриллиантами на земле и ветвях. Тихо, только деревья поскрипывают от мороза. Настроение у Никиты, курящего в одной рубашке на веранде, было тревожным. Никиту разбередил сон про Лику.
«Всё, как три года назад. Ну почему, ну почему я сегодня всё это вспомнил?» – с досадой подумал Никита.
– Милый, ты простынешь, – из дома вышла Зоя с курткой в руках.
Никита поморщился. Чудесное ожидание, что сегодня всё повториться, что не было этих трёх лет без Лики, что он сделает сегодня ей предложение –рассеялось, сменилось раздражением. Никита улыбнулся. Он научился лицемерить и скрывать эмоции.
У каждого глубоко-глубоко внутри есть кладбище, где похоронены те, кто ушёл из нашей жизни. Они живы, только где-то там, в другом мире. Кажется, так просто – возьми телефон, набери знакомый номер и услышь до боли знакомый голос. Нет, нам мешают шрамы, которые в этот момент начинают нестерпимо ныть, напоминая о боли и обидах. Мы имитируем активную жизненную позицию, и не знаем, что мы такие же камни и кресты на чьих-то заброшенных погостах. Что и у наших могил тоже кто-то курит и выпивает за помин нашей души.
Любовь – это не когда «я жить без тебя не могу». Это когда – я могу, умею хорошо жить без тебя, могу жить с другими, могу быть счастливым один, но хочу только с тобой. Кто нам всем мешает это сказать? Земля не разверзнется, небо не обрушится. Может быть там, на другом конце трубки кто-то тоже сидит и не может набрать ваш номер. Если у вас общие раны, может быть их надо лечить друг другом? Вы же уже пробовали, другие не подходят для лечения. Но почему-то об этом никто не знает. Или не хочет знать?
– Я уже возвращаюсь, – мягко улыбнулся Никита и подтолкнул Зою к двери.
Он зашёл в дом вслед за Зоей. Она что-то говорила, но он не слушал. Он умел отключаться и уходить в свои мысли. В это время он неопределённо хмыкал, улыбался, словно участвовал в разговоре. Он научился этому три года назад. Зоя суетилась, расставляла стулья, готовила бокалы, расставляла столы. Мама что-то наигрывала на рояле.
– Тан тан тан тан. Тан тан татан татан. Тан тааааан татата. Тан. Тан, – неслась «Лунная соната», навевая грусть.
С каждой нотой рассевалось наваждение, возвращая Никиту в сегодня. «Сегодня» ему не нравилось. «Сегодня» вытащило из потайных закоулков прошлое. Сладко-горькое, щемящее, больное. Никита хотел остаться один и боялся этого. Он хотел избавиться от навязчивых воспоминаний, но у него ничего не получалось.
В холл зашла Лена.
– Уже приехали? – увидев Надежду Андреевну, протянула: – А-а, это вы…
Надежда Андреевна перестала играть и посмотрела на Никиту. Взгляд был какой-то то ли печальный, то ли ждущий.
«Чёрт! – подумала женщина. – «Соната…» Я тогда тоже играла Бетховена. Он вспомнил… Или никогда не забывал?»
Лена что-то говорила про деньги, Зоя про музыкантов и трансфер. Никита вдруг озверел. Он сжал челюсти и обвёл женщин свирепым взглядом. Ему захотелось рявкнуть, чтобы все заткнулись. Он не осознавал, что его злят не Лена с Зоей, его злили мысли о них. А вы знаете, что это всего лишь мысли и их можно изменить. Если постараться. Никита стараться не хотел. Он злился и злость его была направлена на весь мир. Зоя и Лена попались на глаза и злость нашла своих адресатов. Никита глубоко вдохнул, шумно выдохнул и хотел было уже рявкнуть. А так как он ещё не придумал, что рявкнуть, он ещё раз вдохнул и выдохнул. Надежда Андреевна смотрела на сына и прекратила играть.
– Никитушка, – позвала Надежда Андреевна. – Пойдём я тебе кофе сварю, тебе ехать надо.
– Куда? – опешил Никита, у которого не было никаких дел.
– Я с тобой, – быстро произнесла Лена.
– Нет, – тихо, но твёрдо сказала мать.
Она умела так говорить, что останавливалось даже время. Лена застыла на месте. Зоя удивлённо посмотрела на Надежду Андреевну.
– Что застыли? У вас, что дел нет? В свой день рождения я всё сама должна делать? – надменно спросила Надежда Андреевна и подхватила Никиту под локоть.
– Конечно, сынок отдыхает, а мы работаем, – тихо прошипела Лена.
Зоя шумно вдохнула и выдохнула, словно сдерживала внутри себя бурю. Очень часто она глотала обиды и не отвечала на них. Надежда Андреевна посмотрела в их сторону, улыбнулась и ласково спросила:
– Кому-то что-то не нравится?
Ни Лене, ни Зое не нравилось, но озвучить это они не решились. В этом доме они были никто. И они об этом прекрасно знали, хотя каждая из них хотела здесь задержаться.
Надежда Андреевна, наигрывая «Лунную сонату», тоже вспомнила вечер три года назад. Она увидела на веранде Никиту, который нервно курил одну сигарету за другой. Вспомнила рухнувшую горку, звон разбивающихся бокалов, шипящее, льющееся рекой шампанское, общий «Ох!» и смешки. Звонкое Ликино:
– Поверьте мне, это вышло не случайно!
Вспомнила Никиту, его глаза, полные ужаса. Вспомнила, как на следующий день уехала Лена, как Никита жил, словно во сне, работал, а дома запирался в спальне. Вспомнила, как он не выходил к ужину. Как она ходила к нему «поболтать» перед сном, как он не слушал её оптимистичную чепуху, вежливо «угукал». Надежде Андреевне казалось, что он не слышит её, и только из вежливости не прогоняет прочь. Женщина вспомнила как ходила к Лике, узнав у Ираиды её адрес. Девушка, увидев её на пороге испугалась, неуверенно улыбнулась, побледнела и поднесла руку к губам:
