Поначалу Андрей опасался сокамерника. Нет, он не боялся его, в открытой схватке у того шансов мало, но вот исподтишка, да еще ночью… Черт знает, что тому влезет в голову. Из-за этого спал он отвратительно, просыпаясь от каждого шороха. С той поры он попривык, даже сблизился, убивая время разговорами. Когда пришли с фантастическим предложением, сокамерника Андрея так же не обделили вниманием. Но на все, тот отвечал категорическим отказом. В приватной беседе с Андреем, он сказал, что не считает себя убийцей. Он всего лишь защищал свою жизнь. И поэтому он хочет в этой жизни попытаться доказать свою невиновность. А бежать, пускай даже в будущее, это значит согласиться с вердиктом суда. А он этого не может. Он не убийца. Это была всего лишь самозащита, – твердил он, словно заклинание.

И сейчас, на корабле сложилась подобная ситуация. Никто не мог покинуть кают-компанию, а занять себя решительно нечем. Андрей смотрел на пассажиров, и понимал, если вдруг прямо сейчас раздастся знакомый металлический стук смотрового глазка, пассажиры невольно подскочат и сделают «ку». Врят ли за столь короткое время из них выветрились привычки, которые вырабатывались долгими годами. Вырабатывались жестко, если не сказать жестоко. За каждую малейшую провинность карцер на хлебе и воде, за каждый косой взгляд удар с оттяжкой дубинкой по ребрам и вновь карцер. Не захочешь подчиниться, через неделю сдохнешь в страшных мучениях. Хочешь хоть как-то выжить, будь любезен научится выполнять все требования офицера охраны.

Внутри звездолета относительная свобода. Нет ненавистной охраны, если, конечно, не считать Рона. Да тот и сделать ничего не сможет. Физически. Сейчас. Он как тот стукач, без лишних свидетелей позже доложит все как есть. И избавиться от него нельзя. В электронных мозгах надсмотрщика нет понятий добра и зла, какой алгоритм ему забили, тот он и будет выполнять. Ты хоть в лепешку расшибись, стараясь угодить ему, а он это и не заметит. А может и наоборот, пошлешь ко всем чертям его указания, а он воспримет это, как единственно возможное решение в данной ситуации. Что от него ждать, не разберешь.

В таком подвешенном состоянии предстояло провести почти сутки. Время, когда нервы натянуты и в любой момент жди беды. С одной стороны, народ привычный к несвободе, а с другой уже слегка расслабленный отсутствием надзирателей. Все помещения корабля заблокированы, осталась лишь часть коридора, где можно спуститься по металлической, в виде скоб лестнице на два яруса и остановиться перед огромной дверью, ведущей наружу. Еще можно вернуться в гибернатор. Сейчас там делать нечего, все отсеки для многолетнего сна закрыты, и будут активированы перед стартом. И ни секундой раньше. А сейчас можно только бродить по помещению.

–Нет, нет, и еще раз нет, – воскликнул Натан, вскакивая. – Так мы только задницы отсидим. Надо что-то делать.

Его никто не поддержал. Равнодушные взгляды были ему ответом.

Потянулись нескончаемо длинные часы бездействия, нарушаемые перерывами на еду. В такие минуты все как-то оживали, пытались даже шутить, и медленно, словно нехотя шли за подносами, не мешаясь друг перед другом, пытаясь как можно больше растянуть временя.

–Я вот что хочу сказать, – беззлобно балаболил Лисенок, – Рон не пускает нас в поврежденные отсеки корабля. В космосе это понятно, но почему здесь? Нас окружает вполне сносная атмосфера. На мой взгляд проверить оборудование не мешало бы.

Андрей разглядывал Сашку и пытался понять, что тот должен чувствовать, навсегда лишившись будущего в столь молодом возрасте. Сейчас, понятно, как и всеми нами, им движет надежда. Тоненькая соломинка, выдерживающая огромную тяжесть человеческих душ. Но, какие душевные бури Лисенок перенес после приговора, раз и навсегда разделивши его жизнь до и после. «До» – это детство и юность, и самая ранняя стадия молодости, в рассвет которой он так и не успел вступить.

На момент совершения преступления ему всего было девятнадцать лет. Еще ребенок мозгами, еще без устоявшейся жизненной позиции, еще сам до конца не понимая, что он хочет от жизни и зачем. Как большинство молодых людей, он куражился, доказывая окружающим, и в первую очередь самому себе, какой он крутяк, совершенно не задумываясь о последствиях, и даже не пытаясь хоть как-то осмыслить свои решения и действия.

Никого не оказалось рядом, чтобы образумить и направить его на путь истинный. Отец умер, когда тот был еще ребенком, а мать, затюканная работой и беспросветной нуждой, несмотря, что работала на трех работах, немного находила времени на воспитание сына. Да и тот, видя, как надрывается мать, а нищета в доме не исчезает, обратил свой взор на двор. Там были друзья, там была выпивка, там было весело. И там не чувствовалось позорной нищеты.

Уличная гоп компания засосала Лисенка в свое болото. Не проходило дня, чтобы он был трезвый, а во хмелю он буянил, реализовывая на практике месть за перенесенное унижение бедностью. В первую очередь он мстил матери. Бедная женщина регулярно получала от сына вместо помощи побои. Избивал он мать жестоко, порой до потери сознания. Соседи, слыша истощенные крики несчастной женщины вызывали полицию, но мать, как любая мать, прощала непутевого сына.

И так, изо дня в день, Александр Неман опускался все ниже и ниже. Алкоголизм захватил все его существо. После первой стопки он уже ничего не помнил. Недельные запои стали нормой. И это в девятнадцать лет. До трагедии, перевернувшую всю его жизнь оставалось недолго.

После очередного недельного запоя вдруг стало не на что пить. Собутыльники куда-то слились, у матери денег не было, а все что она заработала, он успел у нее отобрать и пропить, а своих денег никогда и не было, если не считать случайных грабежей и разбоев, которым он придавался с целью приобретения пойла. Но, если по началу он что-то таким образом имел, то в последнее время чаще сам получал по шее.

Прошла неделя невольного воздержания. Александру было плохо, он жестко мучался от похмелья, но, как назло, вожделенного напитка не было возможности достать. И тут случилось страшное. Он перестал воспринимать действительность, какая она есть, и погрузился в кошмар, где монстры, порождённые мозгом, сосуществовали с реальностью. И связь ту нельзя разорвать.

В таком состоянии он и встретил юных сестер, шедших ему навстречу и выгуливающих мопса. В их облике ничего не было странного. Во всяком случае посторонний человек не заметил бы. Видел только Александр Неман. Он видел, как при разговоре, у обоих сестер изо рта вылезают длинные, тонкие, раздвоенные на конце языки. Внутренний голос, настойчиво требовал уничтожить этих исчадий ада, иначе самому ему гореть в преисподней.

Потом он утверждал, что ничего не помнил, но в тот самый момент, что-то громко и непонятно напевая, словно читая молитву, он схватил нож, почему-то оказавшийся в его руке, и напал на девчонок. В этот сумрачный час прохожих не оказалось. Душераздирающие предсмертные крики далеко разносились вокруг, и вот спустя всего несколько минут, вдали показались бегущие люди. Но было поздно. Два окровавленных растерзанных тела без признаков жизни лежали на дорожке.

Потом было лечение от белой горячки, а за ним суд. Несколько лет, проведенных в тюрьме, окончательно вылечили его от застарелого алкоголизма, и у него мог появится шанс стать нормальным членом общества, если бы не пожизненное заключение.

Неман пытается сейчас изобразить спокойствие, даже быть может радость бытия, но у него это плохо получается. Злоба проступает в каждом движении, в каждой мимике лица, во взгляде. Он явно ненавидит всех вокруг, но ничего сделать не может, ибо слаб, слаб физически. Здесь он чем-то похож на Жабина, тот, если не может ответить в открытую, предпочитает закончить втихаря, без лишних свидетелей. То, что их объединяет, их же и разъединяет. Лисенок никому не мстит, он просто ненавидит себя и окружающих, за то, что не может дать сдачи. От этого страдает его самолюбие. А Жабин… При всем своем солидном облике, Натан как никто опасен. Не каждому дано подолгу вынашивать планы мести, при этом ничем себя не выдавая, и даже намека не показывая, как ты жаждешь реванша. Вот он дремлет в кресле, а быть может притворяется, обратившись в слух, дабы быть в курсе происходящего. О чем он может думать? Может разрабатывает план мести братцу Кириллу? Кто его знает…