–Хорошо смеется тот, кто смеется последним, – проговорил Андрей, залезая на заднее сидение автомобиля.
Андрей проиграл. Окончательно и бесповоротно. Единственное, что ему оставалось делать, подчиниться и не дергаться. Сначала неохотно, с трудом перешагивая через себя, через свое самолюбие, он познавал неизвестные ему до сих пор законы миро воздания, учился разбираться в астрономических картах, обслуживать и ремонтировать вездеходы и роботов, учился выживать в условиях невесомости и увеличенной силы тяжести, и еще тысячи мелочей, которые на Земле не особо и нужны, но необходимы в дальнем космическом полете. Так, день за днем, он все больше погружался в мир, доселе неизвестный ему, и этот мир все больше и больше нравился ему. Уж лучше такая жизнь, чем постоянно, до одури, думать о несбыточной свободе. Ведь так можно и с ума сойти.
Все остальные претенденты для полета были набраны, как и Андрей, из тюрьмы особого режима – никому из организаторов путешествия и в голову не могло прийти, то, что из них возможно сделать профессиональных космонавтов, вся эта подготовка являлась не более, чем адаптацией в условиях замкнутого пространства и большого удаления от Земли – и, Андрея Никонова ставили главным над остальным сбродом. Учитывая подвиги подобных пассажиров, на эту должность требовался человек не дюжей смекалки и отчаяния, и Андрей, как никто подходил на это место.
Несколько месяцев подготовки пролетели незаметно. Старт назначен в первых числах августа. Конец того лета выдался нестерпимо жарким. Палящие солнце, от которого негде спрятаться на открытой местности, отсутствие хоть какого ни будь ветерка, не позволяли с должным качеством отрабатывать все запланированные тренировки. Будущим пассажирам «Созвездие Льва» плевать было на недовольство наставников. Убежать или повредить браслеты они не пытались, и потому бояться им не чего. Вам надо обливаться потом, шуруйте, господа, а мы и тут отдохнем, найдем какой ни будь тенек. Андрей прекрасно понимал, что чувствуют люди и не вмешивался в конфликт, если только он не перерастал в противостояние. Любое управление одним человеком другим является манипуляцией сознания и этим знанием Никонов обладал, как минимум на твердую пятерку. Не повышая голоса, без рукоприкладства, он приводил в чувство заблудших овец, жестко пресекая ропот и недовольство и разводил противников по разные стороны барьера. При этом сам он не пропускал уроки, прекрасно понимая, что, там, в дали от дома не у кого будет спросить, как лучше поступить. Рассчитывать на интуицию, это конечно хорошо, но, когда она еще подкреплена знаниями, ей вообще цены нет.
Полет должен проходить в автоматическом режиме. Тела пассажиров еще на Земле поместят в крио хранилище и в таком виде перенесут на гибернатор звездолета. Так сделано отчасти для удобства организаторов, не надо дополнительно тренировать людей на перегрузки, а отчасти в целях безопасности, чтобы в последний момент никто не успел передумать, тем самым подставив под удар эксперимент.
Настал момент старта. Собственно говоря, с физической точки зрения, старт произойдет еще через неделю, а сейчас семь человек займут индивидуальные отсеки блока гибернатора и после введения физиологических растворов в кровь заснут на ближайшие двести лет. Их замороженные тела на жидко топливной ракете выведут на орбиту Земли и перенесут на звездолет. Как только техники и инженеры в последний раз проверят электронику и покинут корабль, «Созвездие Льва», включив фотонные двигатели устремится в черные бездны космоса, потратив на разгон не один год и столько же на торможение. Пока будет возможно люди с Земли будут следить за телеметрией звездолета, пока искусственное небесное тело не исчезнет из поля зрения телескопов, а радиосигнал не будет приходить с таким опозданием, что теряется всякий практический смысл в его отслеживании. На протяжении всего полета люди будут просто слушать корабль. Так вкратце, усвоил алгоритм полета Андрей. Для него эта часть пути была самой простой. Века превратятся в миг, о миллионах опасностей пути он никогда не узнает. Самое главное вовремя проснуться – впрочем, в случае гибели корабля и пассажиров, об этом никто и никогда не узнает. С такими невеселыми мыслями Андрей поудобнее устроился в отсеке крио хранилища.
Люди в белых халатах возились с капельницами, уже бесчисленное их количество было влито в кровеносную систему и, судя по всему, еще столько же оставалось, но Андрей не замечал ни суеты вокруг него, не чувствовал эффекта от лекарств, не замечал времени. Его охватила апатия, никакие мысли не могли взбудоражить, заставить на чем-то сконцентрироваться. Он в последний раз посмотрел на окно, за которым виднелось голубое небо, отчасти заслоненное огромной веткой клена; листья в такт ветра покачивались, слегка шурша, и звук этот, через приоткрытые створки долетал до слуха Андрея, минуя все остальные шумы.
Лицо седого профессора склонилось над Андреем. В живых, умных глазах доктора читалось озабоченность. Взяв правую руку Никонова за запястье, он, шевеля губами считал пульс. Наконец, видимо внутренне удовлетворённый, врач отпустил ему руку, снял капельницы и задвинул прозрачную крышку саркофага. Все было готово для путешествия на столетия.
Последнее что видел Андрей, это виновато улыбающегося профессора. Он уже не мог видеть ни окна, ни дерева за ним, а только покрытое многочисленными, глубокими морщинками лицо пожилого человека.
Пробуждение было тяжелым. Первое, что он увидел, был свет. Слепящий белый свет больно резанул по глазам вызывая в голове пульсирующую, нестерпимую боль. От неожиданности, от боли, Андрей вскрикнул и плотно сжал веки. Но даже сквозь закрытые глаза свет проникал в мозг, порождая новую волну острой боли. Казалось, что болит и страдает каждая клеточка и воспалено каждое нервное окончание.
Неизвестно, сколько прошло времени, может несколько минут, а может и часов, прежде чем Андрей смог разомкнуть веки. Вначале он ничего не мог разглядеть. Постепенно, зрение адаптировалось к окружающему миру и Никонов уже мог разглядеть стальное обрамление крышки саркофага, светильники в потолке, виднеющиеся сквозь стекло. Везде, куда ни кинь взгляд, режущий глаз медицинский белый цвет, кое где разбавленный сверкающими, металлическими вставками.
Таковы были первые ощущения Андрея. Он пошевелил руками. Попытка оказалась удачная. Несмотря на слабость в мышцах, руки слушались. Это вселяло надежду. Протянув правую руку, как учили его еще на Земле, он на ощупь нашел большую кнопку, и превозмогая себя, со всей силы надавил на нее. Крышка саркофага бесшумно поднялась и отодвинулась в сторону. Выход из гибернатора был открыт.
Превозмогая головокружение и слабость, Андрей, уперевшись руками о борт саркофага, медленно принял сидячие положение. Голова закружилась еще больше, казалось, сейчас он потеряет сознание, тошнота подступила к горлу и, неожиданно для него самого, его вырвало желтоватой слизью. Это принесло облегчение. Головная боль не ушла, но заметно притупилась, как бы отступив на задний план.
Потом пошли мучительные и долгие минуты извлечения собственного тела из ложа гибернатора, преодоления предательской слабости во всем теле, и в особенности в ногах, из-за которых он несколько раз падал, разбивая в кровь руки и лицо, но тем не менее не оставляя попыток как можно быстрее покинуть помещение вечного сна.
Сразу за дверьми гибернатора находился душ, куда Андрей, буквально ввалился и врубил на всю мощь воду. Вода была теплая, он знал это, тем не менее казалось, что тысячи ледяных иголок вонзились в тело. Он кряхтел и стонал, тер кожу на груди, энергично растирал пальцами одной руки бицепсы другой, и все это через боль, через не хочу, желая только одного, как можно быстрее прийти в себя.
Спустя пол часа самоистязания, Андрей почувствовал себя удовлетворительно. Боль утихла, пусть и не прошла совсем, но теперь можно спокойно подумать о последующих шагах.
Он, как и остальные, оказался в недосягаемой дали от Земли. Никонов не знал, как среагируют люди на реальность. Он и в себе не до конца был уверен, а что можно говорить о других? Одно дело изучать в теории, другое – неожиданно осознать реальность происходящего. Как поведут себя люди, с какими проблемами придется столкнуться в ближайшее время? Эти и миллионы других вопросов будоражили мозг.
